Татьяна Соломатина - Роддом. Сериал. Кадры 1–13 Страница 11

— …Я вам сейчас вскрою плодный пузырь, Юля, — спокойно продолжила Татьяна Георгиевна, переждав гневную тираду, — потому что амниотомия[11], Юля, прекращает дальнейшую отслойку плаценты. А у вас она уже есть. — Татьяна Георгиевна, произведя манипуляцию, положила браншу пулевых щипцов в лоток, аккуратно вынула руку и показала роженице. — Видите?

— Кровь! Вы меня порезали?!! — захныкала неугомонная Юля.

— Нет. Не порезала. Это подкравливает ваша начинающая отслаиваться плацента. При таком, боковом, предлежании плацента реагирует на схватки и раскрытие шейки матки именно так — начинает отслаиваться. Во время растяжения нижнего сегмента и его сокращений плацента, не обладающая способностью сокращаться, отстаёт материнской поверхностью от плацентарной площадки. В месте нарушения связи между маткой и плацентой вскрываются пазухи межворсинчатых пространств, и начинается кровотечение. Я ясно излагаю? Это элементарная механика, Юля. То, что эластично и способно расширяться, рвёт плотно прикреплённое к нему неэластичное и расширяться не способное. Амниотомия и разрыв плодных оболочек прекращают дальнейшую отслойку и способствуют опусканию в малый таз головки плода. Головка плода прижимает отслоившийся участок плаценты и останавливает кровотечение. Чем раньше выполнена амниотомия, тем меньший участок плаценты отслоился, и, значит, вашему ребёнку всё ещё есть чем дышать. Маргарита Андреевна, вы уже сделали кардиотокографию плода?

— Да. Как в танке! Пока всё отлично.

— Вот! Чтобы и дальше у вашего ребёнка всё было отлично, я и выполняю амниотомию, Юля. Теперь всё понятно? Понятно, что вы индивидуальны, что бы там ни писали в Интернете?

— Всё равно, я так и знала, что в родильном доме мне вскроют плодный пузырь! — Юля заплакала.

— Маргарита Андреевна, помогите женщине встать с кресла, объясните ей, что схватки могут усилиться, и расскажите её мужу, почему мы вскрыли плодный пузырь, — вздохнула Татьяна Георгиевна.

— Хорошо!

На Марго можно было положиться.

Татьяна Георгиевна пошла к себе в кабинет. Некоторое время заполняла статистические талоны. Затем прошлась по двум этажам отделения. Если уж где-то и был её дом — то здесь. О чём-то поболтала с беременными. Выслушала жалобы родильниц. Поднялась на пятый этаж, отчитала курящего с анестезистками Михаила Вениаминовича… Нет, пора уже Семёну Ильичу что-то сделать с этим… «мясником»! Совсем от рук отбился. Устроил ей, заведующей, истерику! Он-де имеет право роды принимать, чего он просто так на дежурстве болтается?! Так принимай! Сиди в родзале! Истории родов не заполнены, обход не сделан. «Я обошёл ответственных!» Ответственных он обошёл! Разумеется, без неё отделение не развалится… Она развалится без отделения. Себе-то можно признаться? Хоть себе-то можно не лгать?! Как бы хотелось сейчас рвануть на какие-нибудь беззаботные острова, залечь на пляже с книгой. Купаться, загорать, пить-есть-спать и ни о чём не думать… Но такое счастье подвалит не скоро. Только когда родильный дом закроют на помывку. Не может она всё это оставить. И не из-за любви к отдельным конкретным Анечкам, Юлям и иже с ними. Уже давно она перестала воспринимать отдельных женщин — только отдельные клинические ситуации. Как можно, не любя каждую конкретную деталь, любить своё дело?.. Наверное, только так и можно.

— Татьянгеорна! Маргарита Андреевна к телефону! — запыхавшаяся санитарка вбежала в буфет, где только-только присела заведующая, вспомнив, что сегодня ещё не ела. Такой овсянки, как здесь, ни на одних островах не разыщешь!

— Иду!

— Тань, спускайся срочно, — тихо, но значительно прожужжала в телефонную трубку Марго. — Что-то кровит эта Юля. И сердцебиение плода уже того… Приглушенное. С эпизодами тахикардии и аритмии.

— Звони, пусть разворачивают операционную…

— Приметы — это догма! — загрохотал неунывающий Аркадий Петрович. — Кровотечением начали понедельник — значит, до воскресного вечера лить будет!

— Чего довольный такой? — мрачно буркнула Татьяна Георгиевна.

— А что мне, плакать?! Хороший мужик Степан Михайлович — спонсор моего безумного дежурства! Ладно, пошёл я эпидуралку налаживать.

— Марго, разыщи Михаила Вениаминовича, пусть кровь закажет и тут, в родзале, неотлучно сидит. Только к Анечке его не подпускайте! — обратилась она уже ко всей смене.

Через час все были счастливы. Кроме Михаила Вениаминовича. Он не хотел заказывать кровь. Он хотел ассистировать. И не из любви к искусству, а потому что такие типажи, как Михаил Вениаминович, первое, чему научаются, так это важно сообщать таким, как Михаил Степанович, что без их помощи хирург бы не справился. Важная морда, толстые румяные щёки и какая-то врождённая непробиваемая наглость. Как Татьяна Георгиевна это всё ненавидела! А тут как раз в родзал зашёл молодой человек:

— Здравствуйте! Я врач-интерн! Я в физиологии дежурю, но там тихо, как в склепе. Мне сказали, у вас тут операция! Можно я третьим?

— Почему третьим? Будете вторым.

— Ах, как жаль, что с вами, Татьяна Георгиевна, мне не довелось быть первым!

Даже у акушерок и санитарок от такого пассажа челюсти отвисли. А Маргарита Андреевна схватилась за голову, ожидая бурной отповеди и отлучения наглеца от обсервационного родзала. Но Татьяна Георгиевна, взглянув на интерна, улыбнулась и сказала:

— Когда у меня был первый, вас, юноша, ещё и в проекте не было.

— Неправда! Вы моложе меня всего на некоторое не такое уж и значительное количество лет, а Галкин Пугачёву…

— Идите мойтесь, юноша!

— Меня зовут Александр Вячеславович!

— Идите мойтесь, Александр Вячеславович! В операционной-то хоть были?

— Обижаете, Татьяна Георгиевна! — весело зыркнул ярко-синими глазами интерн.

— Александр Вячеславович! Язык поломаешь! — прокомментировала старшая акушерка обсервационного отделения.

— Так он же без костей! Не поломается!

В операционной молодой человек был сосредоточен и сноровист. Знал, где, что и как лежит. Умело обращался с кранами-халатами. Без дела в рану не лез, работать не мешал.

— Вы работали? — спросила его после операции Татьяна Георгиевна.

— До академии. И во время. Фельдшером.

— Молодец. Вы мне нравитесь.

— Вы мне тоже! — не заржавело за нахалом.

Татьяна Георгиевна продиктовала ему диагноз и протокол операции.

— Запишите в журнал операционных протоколов. И сидите при ней, наблюдайте.

— Знаю, знаю! Третий период родов при плацентарной патологии…

— Вот и хорошо, что знаете.

Кряжистый Степан Михайлович был смене благодарен.

— Наверное, за то, что прооперировали! — засмеялась оставшаяся на ночь в роддоме Маргарита Андреевна. — Она такая противная, эта Юлька, просто жуть. Всего его изъела. Если мужика есть — он с ума сходит. Она ему на каждый пук всю беременность жаловалась. А в предродовой вообще чуть не до инфаркта довела. Так-то он нормальный. Да и вообще, такие бабы, как эта Юля, на голом месте в кесарево влетают. Так что ей сам бог велел, с её плацентой. Как раньше-то не закровила? Тьфу-тьфу-тьфу, вовремя…

— Марго! Чтобы больше мне никогда таких блатных клиентов! — в сотый раз строго сказала Татьяна Георгиевна.

— Тань, больше никогда! — в сотый же раз, честно глядя старой подруге в глаза, пообещала Маргарита Андреевна.

До утра Татьяна Георгиевна сидела в родильном зале. У Анечки началась вторичная слабость родовой деятельности. В восемь утра она, наконец, родила славную, хотя и крохотную девочку. Молоденький папаша был так счастлив, что свалился в обморок, и санитарка приёмного отпаивала его горячим крепким сладким чаем. Как только он пришёл в себя — сразу куда-то унёсся. Вернулся с огромным ворохом тюльпанов и раздавал цветы акушеркам, санитаркам и даже Татьяне Георгиевне досталось. Это было очень трогательно.

Свои деньги с «блатного клиента» Татьяна Георгиевна отработала честно. К моменту выписки Юли со здоровым малышом из родильного дома она уже видеть не могла ни её, ни Степана Михайловича. Первую — с жалобами на всё про всё. Второго — с его грозным претенциозным видом.

Воскресным вечером она сидела в кабинете и смотрела на монитор лэптопа. По первой ссылке на её ФИО открылся следующий текст:

Julyasha: Рожала у Татьяны Георгиевны. Ужасно! Несмотря на то что договаривались на роды именно с ней и заплатили немалые деньги, врачиха вела себя по-хамски! Сперва осмотрела какую-то малолетнюю бомжиху и только потом — меня. Я ещё не уверена, протёрли после той бомжихи кресло или нет! Когда она — очень больно, рука у неё с мою голову! — наконец изволила меня посмотреть, то первым делом вскрыла плодный пузырь! И хотя я хотела рожать сама — вскоре потащила в операционную! Конечно, чего ей сидеть всю ночь, когда можно дрыхнуть?! Муж везде и за всё со всеми рассчитывался. А выписку мне пришлось ждать полдня, потому что Татьяна Георгиевна, видите ли, была в операционной! Она там вообще одна работает и никому ничего не даёт! Чаще всех ко мне заходил врач отделения Михаил Вениаминович. Такой приятный, внимательный, сразу видно, что хороший человек и отличный доктор! Но она там никому ничего не даёт. Не ходите к ней рожать, мерзкая баба! Идите к кому угодно, только не к ней! Грубая, злобная! Ещё и любовница начмеда. Девочки на посту рассказывали…