Эмма Донохью - Комната Страница 11

Наконец все стихает. Я думаю, он уснул. Интересно, а Ма тоже засыпает, когда он отключается, или бодрствует и ждет, когда он уйдет? А может, они оба спят, а я бодрствую, как странно. Я могу нарисовать их обоих в кровати или сделать что-нибудь еще. Интересно, а как они спят — рядышком или на разных концах кровати?

И тут мне в голову приходит ужасная мысль.

А что, если он тоже сосет у Ма молоко? Разрешает ли ему Ма или говорит: «Ни за что, это только для Джека»?

Если он напьется молока, он может превратиться в настоящего! Мне хочется вскочить и закричать. Я нахожу на дисташке кнопку включения и нажимаю на нее — она становится зеленой. Было бы хорошо, если бы магическая сила дисташки заставила колеса джипа крутиться прямо на полке. Тогда Старый Ник в ужасе проснется, ха-ха-ха.

Я нажимаю на кнопку «вперед», но ничего не происходит. Ах ты, черт, я же забыл вытащить антенну. Я вытягиваю ее на всю длину и снова нажимаю кнопку, но дисташка все равно не работает. Тогда я высовываю антенну в щель — теперь она снаружи, а я внутри. Я нажимаю на кнопку. Я слышу слабый звук. Это, наверное, у джипа закрутились колеса, и тут…

БАХХХХХ!

Старый Ник ревет, — я никогда еще не слышал, чтобы он так ревел. Он поминает Иисуса, но ведь это сделал не младенец Иисус, а я. Включается лампа, свет сквозь щель бьет мне в глаза, и я зажмуриваюсь. Я откатываюсь назад и закрываюсь одеялом с головой.

Старый Ник орет:

— Что это ты задумала?

Голос у Ма заспанный, она говорит:

— Что с тобой? Тебе приснился кошмар?

Я кусаю одеяло — оно мягкое, словно серый хлеб у меня во рту.

— Ты хотела со мной расправиться? Это правда? — Его голос звучит уже тише. — Я уже говорил тебе однажды, что если ты…

— Я спала, — отвечает ему Ма приглушенным тоненьким голоском. — Смотри, смотри — это дурацкий джип свалился с полки.

Джип совсем не дурацкий.

— Извини, — говорит Ма, — извини, надо было поставить его в другое место, тогда бы он не упал. Мне и вправду очень, очень…

— Ладно, успокойся.

— Давай включим свет…

— Нет, — отвечает Старый Ник. — С меня довольно.

Никто ничего не говорит. Я читаю — один бегемот, два бегемота, три бегемота…

Бип-бип, это дверь открывается, а потом захлопывается, бум. Он ушел. Лампа гаснет. Я ощупываю пол у шкафа в поисках дисташки и обнаруживаю ужасную вещь. Ее антенна стала короткой и острой — наверное, она сломалась.

— Ма, — шепчу я.

Нет ответа.

— Дисташка сломалась.

— Спи. — У нее такой хриплый и пугающий голос, что мне показалось, будто это не она.

Я пять раз пересчитываю свои зубы; у меня всякий раз получается двадцать, но я делаю это снова и снова. Ни один из зубов не болит, но, может быть, заболит, когда мне будет шесть.

Я, наверное, все-таки уснул, потому что вдруг снова просыпаюсь. Я лежу в шкафу, в комнате темно. Ма еще не забрала меня к себе в кровать. Почему? Я открываю дверцы и прислушиваюсь к ее дыханию. Она еще спит; она же не могла сойти с ума во сне, правда?

Я забираюсь под одеяло. Я лежу рядом с Ма, не касаясь ее. От нее исходит жаркое тепло.

Глава 2

ПРАВДИВЫЙ РАССКАЗ

Утром, поедая подушечки, я замечаю на шее у Ма темные пятна.

— У тебя на шее грязь.

Ма в это время пьет воду, и, когда она глотает, ее кожа двигается.

Но ведь это совсем не грязь, думаю я. Я зачерпываю подушечки, но они слишком горячие, и я выплевываю их обратно в оплавленную ложку. Мне кажется, это Старый Ник оставил на ее шее следы. Я хочу что-то сказать, но у меня не получается. Я делаю еще одну попытку.

— Извини, это из-за меня джип свалился ночью с полки.

Я встаю со стула, и Ма обнимает меня.

— Чего ты хотел этим добиться? — спрашивает она. Голос у нее по-прежнему хриплый.

— Показать ему.

— Что?

— Я был, я был, я был…

— Все хорошо, Джек. Успокойся.

— Но дисташка сломалась, и вы все на меня злитесь.

— Послушай, — говорит Ма. — Мне совершенно безразличен твой джип.

Я удивленно мигаю:

— Это был подарок.

— Я сержусь из-за того, — ее голос становится все более громким и скрипучим, — что ты его разбудил.

— Кого — джипа?

— Нет, Старого Ника. — Она так громко произносит это имя, что я вздрагиваю. — Ты его напугал.

— Он испугался меня?

— Он не знал, что это сделал ты, — говорит Ма. — Он подумал, что я решила его убить, сбросив тяжелый предмет на голову.

Я зажимаю рот и нос, но мой смех все равно просачивается наружу.

— Здесь нет ничего смешного.

Я снова смотрю на ее шею, на следы, оставленные на ней пальцами Старого Ника, и больше уже не смеюсь.

Подушечки все еще слишком горячие, и мы ложимся в постель и крепко прижимаемся друг к другу.

Сегодня утром показывают мультфильм про Дору. Ура! Она плывет на лодке, которая вот-вот столкнется с большим кораблем. Мы должны махать руками и кричать: «Смотри, корабль!» — но мама не кричит. Корабли существуют только в телевизорах. Леса тоже существуют только в телевизоре, и еще джунгли, пустыни, улицы, небоскребы и машины. Животные — в телевизоре, за исключением муравьев, паука и мышонка, но он от нас ушел. Микробы настоящие, и кровь тоже. Мальчики в телевизоре — настоящие, но они похожи на меня, на того, который отражается в зеркале. Этот мальчик тоже ненастоящий, он всего лишь картинка. Иногда я развязываю свой хвост, и волосы падают мне на спину, плечи и лицо, и я высовываю язык, а потом выскакиваю из волос и кричу бу-бу.

Сегодня среда — мы моем голову, делая себе из мыльной пены тюрбаны. Я гляжу на Ма, стараясь не попасть взглядом на ее шею.

Она рисует мне пеной усы, но они слишком липкие, и я их стираю.

— Хочешь, я сделаю тебе бороду? — спрашивает Ма. Она прикрепляет комок пены к моему подбородку.

— Хо-хо-хо. А Санта-Клаус великан?

— Да, я думаю, он довольно большой, — отвечает Ма.

— Я буду Джеком — Победителем великанов. Я буду добрым великаном, буду находить злых и рубить им головы!

Мы делаем барабаны, наливая в стеклянные банки разное количество воды или отливая ее. Я превращаю одну из банок в реактивный морской мегатронный трансформер с помощью антигравитационного бомбомета, которым на самом деле служит обыкновенная деревянная ложка.

Я поворачиваюсь, чтобы получше рассмотреть картину «Впечатление: Восход». На ней изображены черная лодка с двумя крошечными человечками и желтое лицо Бога над ними, а еще размытый оранжевый свет на воде и какое-то голубое пятно — я думаю, это вторая лодка, но не уверен, правда ли это. Поскольку это искусство, то с ним не всегда все понятно.

Для занятий физкультурой Ма предлагает игру в острова. Я стою на кровати, а она кладет подушки, сложенный ковер, ставит кресло-качалку, стулья, стол и мусорное ведро в самые неожиданные места. Я должен пройти так, чтобы не посетить дважды один и тот же остров. Самый коварный остров — это качалка, она всегда пытается меня сбросить. Ма плавает вокруг мебели — изображает лох-несское чудовище, которое хочет откусить мне ногу.

Когда приходит моя очередь выбирать игру, я предлагаю битву подушками, но Ма отвечает, что из моей подушки уже и так вылезает поролон, так что лучше сыграть в карате. Мы всегда кланяемся, демонстрируя противнику свое уважение. Мы с силой кричим ха и киа. Один раз я ударяю слишком сильно и случайно попадаю по больному запястью Ма.

Ма устала и выбирает гимнастику для глаз, потому что для этого надо лечь рядышком на ковер, вытянув руки вдоль тела, — так мы оба на нем умещаемся. Сначала надо смотреть на далекий предмет, вроде окна на крыше, а потом — на близкий, скажем кончик своего носа, и быстро-быстро переводить взгляд.

Пока Ма разогревает обед, я ношу джип по комнате, воображая, что он летает по воздуху, поскольку уже не может ездить на колесах. Дисташка все замораживает, она заставляет Ма замереть с ложкой в кастрюле.

— Можешь продолжать, — говорю я.

Она снова принимается мешать суп, а потом говорит мне:

— Попробуй.

Овощной суп, брр! Я дую на него, чтобы было веселее есть.

Я не устал и не хочу спать, и снимаю с полки книги. Ма разочарованно произносит:

— Опять этот Дилан! Терпеть его не могу!

Я удивленно гляжу на нее:

— Но ведь это мой друг.

— О, Джек. Я терпеть не могу эту книгу, но это вовсе не значит, что я не люблю самого Дилана.

— А почему ты не можешь терпеть книгу про Дилана?

— Мы уже столько раз ее читали!

— Если я чего-нибудь хочу, то хочу этого всегда — например, шоколад. Шоколада много не бывает!

— Ты можешь сам ее почитать, — говорит Ма.

Как глупо, ведь я могу сам почитать все мои книги, даже «Алису» с ее старомодными словами.

— Мне больше нравится, когда читаешь ты.