Амритрай - Современная индийская новелла Страница 11

Подсчитав деньги, собранные с односельчан в виде штрафов, налагавшихся за последние пятнадцать месяцев, члены панчаята с улицы махто-земледельцев вынесли решение — купить общественный фонарь, благо в соседней деревне открывалась ярмарка по случаю приближавшегося дня рождения Рамы[21].

Панчаят касты махто-земледельцев — один из пяти панчаятов, существующих в деревне. Здесь так — сколько каст, столько и панчаятов, у каждой касты — свой. В распоряжении панчаята набор ковриков и половиков, по одному на каждого члена, и гордость панчаята — начищенный до блеска общественный фонарь, который все жители деревни уважительно называют «панчлайт» то есть «пятисвечник».

Приобретя фонарь, члены панчаята здесь же, на ярмарке, решили: на оставшиеся десять рупий закупить все необходимое для благодарственной молитвы — как известно, доброе дело всегда следует начинать с молитвы. Ведь даже в те времена, когда страной правили английские сахибы, прежде чем начать строительство моста, например, непременно разжигался жертвенный костер и богам подносились щедрые дары.

С ярмарки все члены панчаята возвращались в родную деревню засветло. Впереди всех, водрузив на голову большую картонную коробку, в которой покоился общественный фонарь, торжественно шествовал секутор, следом за ним важно выступали глава панчаята, секретарь и члены панчаята. Едва процессия вошла в деревню, как донесся насмешливый голос Пхутанги Джха с улицы брахманов:

— Эй, вы, махто, что еще там за железяку тащите?

…Как будто не догадывается, что люди несут не какую-то там железяку, а настоящий пятисвечник. Все они такие с улицы брахманов: свою коптилку величают не иначе, как «светильник», а у других и настоящий пятисвечник с презрительной ухмылкой называют «железякой».

Завидев процессию, сбежалась вся улица: мужчины и женщины, старики и дети — все побросали свои дела и явились взглянуть на покупку.

— Да не копайся ты! Бежим скорей! Не видишь — пятисвечник купили! И у нас теперь будет свой фонарь!

Секутор Агну то и дело покрикивает на людей:

— Осторожней! Осторожней! Не трогайте руками, а то — не приведи всевышний! — сломаете!

— Вечером состоится богослужение, — говорит жене глава панчаята. — Так что надо успеть ополоснуться и закусить.

— Ты смотри-ка, нынче уж не придется петь в потемках! — радостно восклицает запевала самодеятельного хора.

— Теперь у нас свой собственный фонарь! Я уж с коих пор всем твержу, что мои певцы слова перевирают только потому, что нет света. Если уж теперь такое случится, можете объявить мне полный бойкот!

В кучке женщин тетушка Гульри вполголоса запевает благодарственную молитву, а ребятишки от радости поднимают невообразимый шум.

За час до захода солнца перед домом главы панчаята собралось все население улицы. Как же — каждому не терпится хоть одним глазком взглянуть на покупку. Шутка сказать — настоящий пятисвечник!

Все разговоры вертятся вокруг покупки. Глава панчаята, потягивая трубку, неторопливо рассказывает:

— Лавочник поначалу заломил было сто пять рупий, а я ему в ответ: «Вы что же, почтенный, совсем нас дураками считаете, деревенщиной неотесанной? На своем веку я, мол, не один фонарь купил». Тогда лавочник посмотрел этак на меня и говорит: «Вы, должно быть, глава касты! Коли уж вы оказали нам такую честь, отдаю за сотню! Себе в ущерб — только из-за уважения к вам…»

— Уж что и говорить! Лавочник нюхом чует, с кем имеет дело, — замечает секретарь панчаята. — Приказчик совсем было не хотел давать коробку для светильника. Тогда я: «Как же можно, — говорю, — светильник нести без коробки!» Тут лавочник на приказчика: «Ты что, — кричит, — делаешь? Да как это ты, — кричит, — смеешь возражать господину секретарю? Немедленно принеси коробку!»

Собравшиеся с почтением взирают на председателя и секретаря. А секутор тем временем восхищенно повествует женщинам:

— Несу это я коробку, а там легонько этак дзинькает — дзинь-дзинь!

Подготовка к торжественному богослужению уже заканчивалась, как вдруг… Всегда так случается: в самый неподходящий момент неожиданно возникает это «как вдруг»! Для светильника купили три бутылки керосина в лавке Рудаля Саха, да не подумали о том, что заправить фонарь некому: обращаться с ним никто не умеет!

Об этом как-то не вспомнили. Сообразили только сейчас, когда все необходимое для молитвы было уже разложено на возвышении, музыканты настраивали свои инструменты, а на самом видном месте, сияя никелем, красовался общественный фонарь. До сих пор никому еще с улицы махто-земледельцев не доводилось иметь дело с таким сложным механизмом. Видно, недаром гласит пословица: «Прежде, чем купить корову, научись держать подойник…» А вот теперь что хочешь, то и делай! Смех, да и только! Штуковина-то не из простых — кто в ней разберется?

Конечно, в деревне есть люди, которые могли бы наладить фонарь. У каждого из четырех других панчаятов есть собственный фонарь и человек, которому специально поручено следить за ним. Но разве такое мыслимо — в первый же вечер обращаться за помощью к соседям, чтобы прислали человека заправить, зажечь общественный фонарь? Срам на всю деревню! Стыда не оберешься! Лучше уж в потемках сидеть, чем стать посмешищем деревни! А фонарь пусть постоит до лучших времен — ничего с ним не случится! А то на каждом шагу односельчане станут тыкать носом:

— Эх, вы, орлы! С фонарем не могли справиться, зажечь, и то сами не сумели!

Ну уж нет, увольте! Тут честь панчаята поставлена на карту. Избави бог обращаться к чужакам!

Собравшиеся завздыхали, пригорюнились. Улица медленно погружалась во тьму. В этот вечер никто из касты махто-земледельцев не зажигал огня… Да и кому придет в голову зажигать коптилку, когда на возвышении красуется новенький фонарь!

На головы заправилам касты словно ушат холодной воды выплеснули: глава панчаята, секретарь и секутор сидят будто пришибленные, и слова от них не добьешься. А члены панчаята от стыда не знают, куда глаза девать.

— Не простая это штука. Закапризничает — не сразу справишься, — громким шепотом протягивает кто-то с издевкой.

Запыхавшись, подбегает подросток.

— На улице раджпутов все со смеху покатываются, — еле переводя дыханье, сообщает он. — «Пусть, — говорят, — все ваши возьмут себя за уши да раз пять присядут перед фонарем — сразу же загорится!»

У членов панчаята от страха совсем сердце уходит в пятки: «И почему б не посмеяться, если есть над чем?»

Какой-то старик приносит еще одну новость: лавочник Рудаль Сах дал совет обращаться с фонарем еще осторожнее!..

На языке у Мунри — это дочка тетушки Гульри — так и вертится одна фраза, да как ее выскажешь в таком собрании? Ей-то давно известно, кто может наладить фонарь. Это их сосед — Годхан. Только есть тут одна заковычка: панчаят запретил всем членам касты общаться с ним. Дело в том, что мать Мунри обратилась в панчаят с жалобой на соседа — дескать, завидев ее дочь, Годхан тотчас же запевает песенку из какого-то нового фильма:

Я полюбил тебяИ потерял покой!

Глава панчаята тотчас же отправляет к Годхану секутора. Секутор скоро возвращается и докладывает:

— Годхан отказывается идти. «Что это, — говорит, — им взбрело? А если, — говорит, — что-нибудь сломается, опять, — говорит, — мне платить штраф?»

Секутор вот-вот расплачется.

— Уговорите как-нибудь Годхана! Откажется — завтра никому проходу на деревне не будет!

— Дайте-ка я попробую уговорить его! — доносится голос тетушки Гульри.

Старуха встает и степенно направляется к хижине Годхана. Через несколько минут она возвращается в сопровождении Годхана. У всех вырывается вздох облегчения. Среди всеобщего почтительного молчания Годхан принимается колдовать над фонарем. Жена главы панчаята прогоняет кошку, вертевшуюся около блюд со снедью. Запевала расправляет перья опахала.

— А спирт есть? — спокойно спрашивает Годхан. — Без спирта не загорится.

Вот так штука! Еще этого не хватало! Все собравшиеся с явным осуждением смотрят на членов панчаята. В обращенных на них взглядах можно прочесть: «Эх, вы! Без головы беретесь за дело!» Члены панчаята в отчаянии. Но Годхан из любого положения найдет выход! Обойдется без спирта… Надо только несколько капель кокосового масла. Мунри срывается с места и через минуту приносит склянку с маслом. Годхан начинает осторожно покачивать фонарь.

На маслянистой, будто шелк, поблескивающей чашечке фонаря затеплился робкий огонек. Сосредоточенно ковыряя иглою, Годхан прочищает горелку, изредка что-то сдувая. Через некоторое время горелка издает ровное шипение, а под стеклянным колпаком фонаря, разгораясь, трепещет слепящее пламя. У собравшихся будто камень с сердца свалился. Ай да Годхан, ай да молодчина! Золотые руки!..