Ингрид Нолль - Почтенные леди, или К черту условности! Страница 11

Аннелиза, подумав, стала перечислять:

— Балалайка, царь и самовар. Может, еще нувориш?

Вообще-то это уничижительное слово. Не говоря о том, что любой богач в первом поколении — нувориш. Нажитое в короткое время благосостояние не может не вызывать подозрений, его связывают с нелегальными сделками, обманом, выгодными военными поставками, спекуляцией, мафиозной торговлей наркотиками, женщинами или оружием. Причем подобные упреки с одинаковым успехом достаются и дельным предпринимателям, кто первыми из своего мещанского клана вырвались в миллионеры.

Они возникли перед нами неожиданно: Николай, Руди и остальные шахматисты. Говорили все разом вперемежку по-русски, по-немецки, по-английски, а Николай, к всеобщему смущению, еще и по-французски. После того как мы познакомились и поприветствовали друг друга, внимание мужчин захватило колье на декольтированной груди Аннелизы. Руди был сбит с толку, поскольку мы договаривались, что украшения будут только на мне и в малом количестве.

Мужчины замахали руками женщинам, приглашая присоединиться:

— Оксана, Людмила!

Моя подруга, вспомнив не то фильмы про войну, не то недобрые детские переживания, тоже громко закричала:

— Давай, давай!

Вскоре Аннелиза оказалась в центре восторженных ценителей, которые разглядывали изумруды. Меня оттеснили на второй план. Оксана со своим партнером говорили по-немецки.

— Сколько? — спросил он.

Руди назвал сумму, которая заставляет меня покраснеть, но, к счастью, на меня никто не обратил внимания. Против ожидания, услышав неприлично задранную цену, заинтересованные русские ничуть не вздрогнули, но закивали с задумчивым видом.

Разве что Оксана поделилась сомнениями:

— Цепочка немодная, может, отделить камни?

Ее подруга тоже заколебалась. Несмотря на то что обе нашли закругленные изумрудные кабошоны picobello — словечко, которое также вошло в их язык из немецкого, — оправа в стиле бидермайер пришлась им не по вкусу. При мысли, что дорогостоящий, сработанный с такой тщательностью ансамбль может быть разделен на части, мне стало плохо.

Я энергично вмешалась в обсуждение и объяснила, что сокровища принадлежат мне, и моя подруга Аннелиза как раз собиралась купить эту великолепную цепочку. О том, чтобы переделать историческую драгоценность, не может быть и речи.

Руди тут же начал доказывать мое мнимое благородное происхождение, долго копался в бумажнике и наконец извлек пожелтевшую визитную карточку первоначальной владелицы. Наши потенциальные клиенты с глубоким почтением изучили титул и множество имен почившей дворянской особы.

Оксана слушала с интересом, но не понимала, что перед ней антикварные изделия. Она самоуверенно показывала нам свою нитку с отливавшим темно-серым блеском таитянским жемчугом, — вещь без сомнения более дорогую.

Подключилась Людмила, продемонстрировала нам довольно грубые золотые кольца и поинтересовалась, нет ли у нас чего-нибудь подобного. Руди покачал головой. Владимира, который, если верить Оксане, был крупным бизнесменом, мало беспокоили особые пожелания жены или подруги, и после продолжительного обдумывания он принял решение: привлечь профессионала, чтобы он дал оценку нашему товару. За профессионалом послали Николая. К нашему столику придвинули стулья и кресла, официант с удивительной расторопностью принял заказы. Всех охватило веселое и азартное настроение, русские пили за наше здоровье. До появления эксперта Руди надел мне диадему, и люди дивились на меня, словно на сказочное существо.

Специалистом оказалась женщина, и ей явно льстило то, с каким уважением к ней тут все относились. Ей было лет пятидесят, у нее птичье лицо с острыми чертами, и она целила в меня оценивающим взглядом. Я сразу сообразила, что перед ней бессмысленно ломать комедию; впрочем, на ней самой не было украшений. Владимир, к которому она обращалась «директор», ввел ее в курс дела. Она улыбнулась со скрытым намеком и достала из своей бархатной сумки лупу с десятикратным увеличением, точные цифровые весы и салфетку для чистки золота и серебра. Мужчины попросили Аннелизу снять с себя все части парюры и передать эксперту; когда речь зашла о предложенной цене, она, разумеется, вознесла руки над головой и вскрикнула:

— Абсурд!

Владимир, который «директор», перевел:

— Специалист говорит, что это вздор!

Оксана с Людмилой потеряли интерес к украшениям из бабушкиного хлама и о чем-то беседовали, вероятно, обсуждая нас. Они поглядывали то на Руди, то на Аннелизу, то на меня и переходили на шепот.

Жаль, что мы не понимали, о чем Владимир совещался с компетентной особой. Они попросили показать все, что я намеревалась продать. По моему властному жесту Руди достал из-под стола сокровищницу и открыл.

Русский знаток проверила крошечные клейма, взвесила, потерла, поскребла, пополировала предметы, записала неразборчиво какие-то цифры и с триумфальным видом разоблачила имитацию, чего лично я там не углядела. Однако она не усомнилась в качестве драгоценностей, особенно диадемы, которая ей сразу понравилась. Дама одобрительно кивала в сторону директора, затем взяла калькулятор и принялась скрупулезно подсчитывать. Закончив, она сунула мне под нос калькулятор с итоговой суммой.

Владимир прокомментировал:

— За все вместе!

Вот теперь Руди почувствовал себя в родной стихии и запротестовал. Я понимаю: таких денег ему хватило бы расплатиться с долгами, но сверх этого он практически ничего бы не наварил. Неприятная торговля затягивалась. Пару предметов отложили в сторону и договорились о новой цене. Руди то укладывал украшения в чемоданчик, то снова выкладывал на стол, уверяя русских, что я при таких условиях вообще не расстанусь ни с чем, даже с тоненьким колечком.

Аннелиза продолжала сидеть в кресле, но градус нервозности постепенно повышался. У меня же, напротив, кроме усталости никаких других эмоций не было, и я практически не следила за тем, что происходит.

Неожиданно круг торгующихся зашевелился. По мобильному вызвали сюда так называемого банкира. Видимо, он тоже проживал в здешнем отеле, поскольку появился довольно скоро с полным денег «дипломатом», как в гангстерских фильмах. Я не знала, на какой сумме они сторговались. Повинуясь эмоциям, чопорная специалистка обняла меня и протянула рюмку водки; до этого момента с ее губ не сорвалось ни одного слова по-немецки, а тут она чокнулась со мной и процитировала Гёте:

— Всех к золоту влечет. И к золоту все льнет!

Один лишь Руди скептически отнесся к наступившему миру и добросовестно пересчитывал выручку.

Крупная сделка в итоге обернулась удачей, и все участники казались довольными. Аннелиза оживилась, потянулась и замурлыкала как кошка.

Настало время расставания с бурными объятиями и похлопываниями по плечам. Руди отправился за машиной; мы с Аннелизой должны были оставаться в отеле, пока он не подгонит автомобиль ко входу. Деньги Руди запихнул в чемоданчик для драгоценностей и доверил мне охранять. Мне показалось, что он ушел опечаленным.

Внезапно меня охватил страх. Я тихо поделилась с Аннелизой:

— Слишком гладко все прошло. У тебя нет предчувствия, что на улице на нас нападут и ограбят? У нас даже оружия никакого нет.

— Если у тебя мания преследования, то пройди в ресторан и стащи там нож для масла, — посоветовала подруга, над которой все еще витал авантюрный дух.

Беспокойство меня не покидало, и я уже подумывала, не лучше ли переночевать в отеле. Средь бела дня мы могли бы беспрепятственно выбраться из Баден-Бадена. Я узнала, что у них свободен один номер, но он стоил тысячу семьсот евро в сутки, и я, поблагодарив, отказалась.

Не в пример Аннелизе Руди очень хорошо разделял мою озабоченность. Ему еще в подземном гараже послышалось, будто кто-то крадется за ним.

— Они будут преследовать нас, — мрачно заявил он.

— Разве они знают наши адреса? — спросила я, но Руди заверил, что нет.

— Только тот, что прочитали на старой визитной карточке, но та дворянка, к счастью, давно на том свете!

Постоянно выглядывая в окно, я рисковала всех заморозить, но мне хотелось убедиться, что за нами не следует машина. Вопреки страхам, мы добрались до Шветцингена довольно быстро, благодаря пустым дорогам и манере Руди водить автомобиль. Он не захотел провести еще одну ночь в нашей мансарде, пересел в свою машину со всей выручкой и отправился в Висбаден, крикнув напоследок:

— Пока, тетушка!

Когда мы вошли в дом, я сразу заперла дверь на засов и во всех комнатах опустила жалюзи. Аннелиза не посчитала нужным помочь мне, но и не шла спать. Свой пиджак она небрежно бросила на ковер, а сама развалилась на диване. С мечтательным выражением лица подруга рылась в сумке: