Владимир Маканин - Две сестры и Кандинский Страница 11

— О!

— О!..

— Наконец-то!

Молодые женщины стоят, колеблясь. Не решаясь. Или не сразу угадывая, где им лучше сесть.

И первым из сегодняшней коллекции мужчин Босс, он же спонсор, поторопился их приход одобрить:

— Садитесь, дамы. Облагородьте наш шумный свинарник.

Хозяйчик волоком тащит через пустую пивную сразу два береженных им стула. Настоящие, правильные два стула, а не остро вонзающиеся в зад молодежные табуреты из бара.

— Больше таких нет. Только два.

Оба стула отдаются дамам. Но Инна вдруг возражает:

— А я хочу на табурет. Мне нравится… Как в баре. Люблю покрутиться, туда-сюда! Да, да, хочу повертеть задом!

Свой-1, удивленно: — Надо же. Молодая… Ей такая острая штука в заду нравится.

Свой-2, облизнув губы: — Юная!

Оказавшийся незанятым правильный стул рывком забирает для себя Художник. Настоящее счастье разве скроешь! Он садится, расслабился, плюх на широкое сиденье и кричит. Оглашает… На все застолье:

— О, Господи. Спасибо тебе… Я в раю!

— Хозяин, дай-ка и нам настоящие стулья!

— Чем вам плохи эти? — упирается Хозяйчик.

— Да на них же нельзя сидеть!

— А не ерзайте.

И вновь вспыхнула, казалось, уже истерзанная тема «стульев». Грубоватая, разумеется. Под водку, разумеется. И в замедленном исполнении…

Свой-3: — Мама родная!.. Я как девственная птичка на жердочке.

— А как мыслишь? почему деревенеет левая ягодица?

Стратег: — Господа, без ягодиц! Призываю!

— Все дело в болеутоляющей юности. Вон Коля сидит на жердочке — и ему хоть бы что!

— Юнец — в прошлом гэбист. Эти люди могут сидеть на шиле.

Художник: — А не надо в прошлом раскармливать задницу.

Оказавшийся тотчас за его спиной Телохран реагирует немедленно и жестко: — Что за намек?.. Ты, родной, на кого намекнул?!

— Молчу, молчу.

— Здесь серьезные люди.

— Я же сказал — молчу.

Как великолепны женщины, когда они приходят туда, где их уже ждут.

Инна придала лицу броскую, резкую, нарочито навязчивую дневную красоту. Ольга, красивая всегда, — стреляет без подготовки. Ей лишь на чуть горделиво приподнять голову.

Свой-3 с пьяноватой лукавой серьезностью атакует Ольгу:

— Я бухгалтер… Вы должны мне поверить. От сиденья на этом табурете у меня нервный тик.

— Что-то вашего тика я не вижу.

— А он не на лице.

Ольга смеется: — Все равно стул не уступлю.

С другой стороны тут же вскочил Смишный, вздымая в руках свой табурет с микроскопическим сиденьем. Трясет им!.. Наглядно, ничего не скажешь.

— Да, я терпелив. Но гляньте же, гляньте!.. Это же патентованное орудие пытки!

Ольга смеется: — Стул не уступлю.

Стратег: — Друзья. К нам пришли две очаровательные молодые женщины. Хватит наконец про то, на чем мы сидим… Можно же не ерзать. Можно стерпеть. Можно, в конце концов, думать о монголах. Вчера фильм по ТВ, а?.. Видели?.. Там монголы одного своего монгольского мужика долго сажали на кол.

— И что?

— Очень страдал.

— Заткнитесь!.. Почему я весь вечер должен думать о страдающем монголе?

Но, балагуря, Стратег конечно же не забывал, куда течет река:

— Друзья… Не зря мы раз-другой вспомнили сегодня про Водометную выставку. Именно там был по-настоящему замечен людьми… и, уже можно сказать, отмечен судьбой Артем Константа. Явилась личность!

И разом застучали бокал о бокал. Звук запрыгал со стекла на стекло. Подлаживаясь под бессмертную, вечно радостную бим-бом тональность.

И конечно, стадное счастье общения. Счастье людской слаженности: это мы!.. ай, какие мы!

Ольга и в меру ядовитый, провоцирующий Смишный.

— Мне, Ольга, рассказывали, что… ваш Константа… На той самой выставке. Ну как бы это сказать… Артемчик сам немного поливал… Из брандспойта. Не помните? Ментов или пожарников он поливал?.. А?

— Как я могу помнить? — Ольге весело. — Меня рядом не было.

— Рассказывали о нем, конечно, отчасти шутливо… Он…

— Я не была там.

— Прямо из брандспойта…

— Я не была там.

Артем — сама улыбка: — Друзья! Только не делайте из меня героя!

Художник: — Я!.. Я расскажу… Я сделаю героя. Запросто!.. Я видел сам… Суматоха была жуткая. Бегали и сталкивались лбами. Константа прямо по лужам на полу подошел к колоритному пожарнику… Когда тот вовсю поливал людей водой и похохатывал! Не без злорадства! Просто по-ребячески поливал. Скалил зубы из-под каски!.. Артем выхватил у него медный патрубок брандспойта… Артем ему крикнул — а теперь смотри! смотри, водяной вояка, классную живопись твоя вода не берет!

Инна: — И надвинул каску ему на глаза… Я слышала про это. Восторгались люди прямо на улице!

А Ольга свое счастье сдерживала. Спокойная в застолье, чуть насмешливая, она медленно пила славу. Капля за каплей… Это Артем! Обалдевшие от его слов мужчины сидели с приоткрытыми ртами. Восхищались. Как девочки-студентки!

Он говорил так же легко, как дышал. Еще и легче!..

Второй художник сильно пьян, говорить трудно — но как же хочется рассказать им о бегущей, о самодостаточно быстрой воде. Хочется, чтобы как пророк. С рвущейся слезой. Не дают ему слова. Увы.

И тогда он прорывается в их мусорные факты… в их неёмкие мысли:

— Буль… Буль… Буль… Буль! — кричит.

Душа его болит. Душа стеснена. И лучшая его мысль о воде. О вечно текущей. С мелкими волнами.

О пресной, спешащей, набегающей воде.

4

— Буль… Буль… Буль… Буль!

Художник: — И по развешанным картинам — струей!.. Но ведь с умом!.. Артем, ты ведь знал, что делал?!

Артем смеется: — Уже здесь перебор — уже больше легенды, чем факта.

Стратег: — Нет, нет, Артем! Мы должны знать героев. Расскажи… Ты бил струей только по той известной картине, где особые масляные краски…

— Ха-ха-ха… Артем, высший класс! Как с гуся вода!

— Вода не помеха. Водица стекала, только и всего. Так говорят очевидцы!

Артем лишь отмахнулся рукой: — Так говорят легенды. Я просто отогнал пожарников туда, где задымление.

— А они туда идти никак не хотели!

— Потому что там в касках ряженые! Сплошь менты!

Артем: — Господа… Друзья!.. Мне смешно… Ну да, да, да. Вроде бы и впрямь что-то жертвенное в той суматохе было. В той дурной толчее… Легенда?.. Какая же легенда без брандспойта!.. И без эффектной фразы. Но, если честно — разве в дыму, у настоящего свирепого пожарника вырвешь брандспойт?!

— Ну ясно!

— Однако тебе, Артем, удалось вырвать. Потому что пожарником-то был переодетый мент. Не настоящий — липовый был пожарник!

— Без ссор, господа! Здесь собрались единомышленники.

— Друзья… А пусть эта геройская сценка живет. Пусть все трое — на века. Артемчик с брандспойтом! Мент с надвинутой на глаза каской. И в центре — кропящий, все и вся поливающий, честный свирепый пожарник… А вокруг одуряющая жертвенной красотой живопись! Под скрещенными струями воды! В клубящемся едком дыму!.. Друзья! Это же героическая мистерия! Пусть она живет! Пусть как живая!

Артем: — Должен признаться… Что касается героизма, там было еще много чего. И помимо меня — и поинтереснее меня.

— А расскажи.

— Расскажу. Три художника с Волги… Из Хвалынска, что ли. Не помню… Все трое — андеграунд. Все трое впервые в Москве!.. Все трое грудью вперед — и закрыли каждый свое детище. У каждого только и было выставлено по одной картине… Каждый заслонил собой. Как щитом. Даже не прикрывали ладонями лицо, глаза. А струи били в них хотя издали, но с напором!.. Лица! Мокрые! В ручьях воды! Какие прекрасные у них были лица!

— Давай, давай, Артем! Всегда интересно, из чего варится легенда.

— Артемчик, легенда варится как раз из воды. Отожми из любой легенды воду — и там мало что останется.

— Буль… Буль… Буль… Буль!

Художник и Инна.

— Хотел бы вам понравиться.

— Не успеете.

— На свою выставку приглашу. Бываете на выставках?

— Только в Петербурге.

Смишный: — Как Артем на вас смотрит, Ольга!

— Завидуете?

— Почему ж не завидовать?.. Блестящая речь! Блестящая женщина!

— Слышу иронию. Надо будет рассказать Артему.

— Как же нам без иронии, леди!.. Мы, журналюги, народ простой.

Художник: — Артем! Артем!.. А я припоминаю там, в задымленных залах, представителя Министерства культуры. Чиновник, по имени он большой, известный, а ростом мал… ужасно растерялся! вмертвую!.. Отмахивался от дыма своей дурацкой папкой!

Артем: — Я тоже его приметил. Чиновничек был насквозь мокр. В толстом шерстяном свитере!