Шарлотта Линк - Хозяйка розария Страница 11

— Ладно, — сдался он, — едем.

Алан встал. Ему было невыносимо смотреть на золотистую жидкость в стакане Франки — на виски, который она не выпила, и который надо было бы… Нет, он не сделает этого. Даже эта нервическая дама сумела обойтись без своих лекарств; он мог расквитаться с ней только отказом от спиртного.

— Вам надо всегда думать об этом дне, — сказал он, когда они вышли из бара в темноту. Прохладный, насыщенный солью воздух подействовал на них освежающе. — Вы должны помнить, каково вам было, когда возникла паника, а вам нечего было ей противопоставить. Вы должны помнить, каково вам было, когда она нарастала, когда у вас перехватило дыхание, и вы думали, что вот-вот умрете. Вы должны помнить и то, как паника вдруг съежилась и отступила, как вы снова обрели способность дышать — спокойно и ровно, как улеглась дрожь, как прояснилось мышление, и вы осознали, что не умрете. И так будет всегда.

— Как? — недоуменно спросила Франка.

— Вы не умрете от паники. Вы всякий раз ее переживете. Это означает, что вы не должны испытывать и половину того страха, какой мучает вас сейчас.

— Но страх есть, — очень тихо ответила она. — И я уверена, что никогда не смогу от него избавиться.

— Нет, сможете, если будете думать о том, что произошло сегодня, — он открыл дверь автомобиля. — Ведь сегодня вы впервые сумели преодолеть панику, не так ли?

— Да.

— Вы должны этим гордиться. Вы должны чувствовать себя победительницей. То, что вы смогли сделать сегодня, вы сможете сделать и в следующий раз.

Она на мгновение закрыла глаза.

— Прошу вас, давайте поедем.

— Сначала мы заедем к Резе Кариму за вашими вещами, — предложил он. — Идет?

Франка не ответила. Она откинула голову на спинку сиденья и доверчиво, как ребенок, закрыла глаза.

«Этот день не мог закончиться иначе, — обреченно подумал Алан. — Мне вообще не следовало приезжать».

Он бросил взгляд на окна Майи.

В ее квартире было по-прежнему темно.

3

«Опять этот жуткий двойной день рождения, опять эта повторяющаяся каждый год пустая суета», — раздраженно подумала Беатрис.

Сама она не стала бы возражать, если бы день пятого сентября прошел тихо и незаметно, как и всякий другой. Беатрис не думала, что день рождения — это безусловный повод для веселья. Чему радоваться, если человек стал на год старше, мало того, разменял восьмой десяток? Теперь уже не приходится ждать от жизни чего-то хорошего, и Беатрис были ненавистны попытки поздравителей подсластить горькую пилюлю, утверждая, что все самое лучшее — еще впереди.

— Вот увидишь, Беатрис, жизнь еще преподнесет тебе приятный сюрприз, — сказала ей Мэй, крепко обняла и подарила роскошную косынку. Беатрис никогда в жизни не носила косынок, и Мэй прекрасно это знала, но была преисполнена решимости превратить подругу в стильную даму.

— Капля камень точит, — часто говорила Мэй, но Беатрис неизменно опровергала старую пословицу.

— Но, Мэй, у меня нет ни малейшего желания ждать каких-то приятных сюрпризов, — сказала Беатрис, и Мэй ответила, что жизнь не спрашивает человека, чего он хочет — радостей или горестей, во всяком случае, как правило не спрашивает. Мэй обожала философические беседы, и Беатрис втайне, про себя, называла эту склонность безмозглой любительской психологией.

В свой день рождения Беатрис держалась в стороне от общего веселья, предоставив Хелин быть средоточием празднества. Год шел за годом, но всякий раз Беатрис не хватало духу отказать Хелин в этом удовольствии. В день рождения Беатрис чувствовала себя отвратительно, но примирялась с совершаемым ею над собой насилием, видя счастливое лицо Хелин. Обычно она выглядела невеселой и подавленной, но в этот день она улыбалась, а в глазах появлялся несвойственный им блеск. Сегодня на Хелин было летнее платье с цветами, для которого она была, пожалуй, чересчур стара, но Хелин вообще носила одежду, предназначенную для женщин лет на тридцать моложе ее. Мало того, лицо Хелин было сильно нарумянено, на губах лежал толстый слой помады, а к волосам приколота искусственная роза. Держа в руке бокал шампанского, она оживленно болтала с гостями и чувствовала себя свободно и раскованно.

Беатрис посмотрела на Кевина, который стоял у буфета и недоверчиво пробовал заказанные блюда. Непревзойденный повар-любитель, он был очень взыскателен в своих кулинарных вкусах и редко удерживался от едких замечаний о качестве еды. К удивлению Беатрис, он, видимо, и сегодня нашел в блюдах какие-то изъяны. Буфет был организован одним из лучших поставщиков Сент-Питер-Порта, но Кевин наверняка найдет волосинку в супе, назавтра позвонит поставщикам и сделает им выговор своим неповторимым бархатным голосом.

— Привет, Беатрис, — раздался за ее спиной хрипловатый женский голос, — ты выглядишь так, словно ожидаешь конца света.

Беатрис оглянулась. К ней шла Майя, окидывая ее насмешливым взглядом. На Майе было надето какое-то немыслимо крошечное платьице, черное ничто, открывавшее на всеобщее обозрение ее безупречное, покрытое ровным загаром тело. Длинные распущенные волосы спускались до осиной талии. Ногти на руках и ногах были покрыты черным лаком, а на правом запястье позвякивали многочисленные серебряные браслеты-обручи.

— Привет, Майя, — ответила Беатрис. Как всегда, она — если не видела Майю хотя бы один день — была поражена привлекательностью этой молодой женщины. Майя излучала юность и эротику, при виде которых многие люди просто лишались дара речи. Казалось, ее тело дышало истомой вечного ожидания, а единственным вызовом были маленькие крепкие груди.

«Этой девушке, — сказала как-то Мэй, — достаточно сделать одно движение, сказать одну фразу или просто остановиться, чтобы у стоящего рядом мужчины возникло желание с ней переспать. Я задаю себе вопрос: что это? Наверное, она и сама этого не осознает».

«Все она осознает, — подумала Беатрис, — она осознает свое влияние на мужчин в любой момент и расчетливо им пользуется».

— Сейчас мне следовало бы поздравить тебя с днем рождения, — сказала Майя, — но, думаю, тебе уже надоело выслушивать поздравления, поэтому вместо этого не могу ли я сделать для тебя что-нибудь полезное?

— Спасибо, нет. Мне, правда, непонятно, как вы можете в такую жару пить столько шампанского?

— Ах, шампанское я могу пить целыми днями, — Майя оглянулась и задержала взгляд на Кевине, который, с видимым отвращением, накладывал в свою тарелку очередную порцию еды. — Кевин, как всегда выглядит превосходно, не правда ли? — сказала Майя. — Ни разу в жизни мне не приходилось видеть мужчину с таким потрясающим телом. К тому же, он умеет одеваться. Его джинсы — просто фантастика!

Для Беатрис все джинсы были одинаковы; она так и не смогла до сих пор понять, по каким критериям молодые люди считают одни джинсы дрянью, а другие — последним писком моды. Но, в любом случае, Майя была права: Кевин выглядел фантастически хорошо. Если не считать Майи, он был самым красивым человеком на этом празднике.

— Вы бы составили очаровательную и очень зрелищную пару, — заметила Беатрис, — но, к великому сожалению, из этого ничего не выйдет.

— Да, это так и останется чистым зрелищем, — сказала Майя, — к тому же, очень недолгим.

— Прежде всего, для тебя, — Беатрис рассмеялась. — Для этого тебе пришлось бы пережить духовный кризис.

Майя тоже засмеялась.

— Наверное, ты права. О боже, боюсь, что и мне надо идти поздравлять Хелин. Она снова смерит меня таким взглядом, что я почувствую себя ветреной и легкомысленной особой в вызывающем наряде. Комично, не так ли? Хелин — единственный человек, способный меня запугать. Или все дело в том, что она — немка? Говорят, что немцы…

— Осторожнее, — предостерегла Майю Беатрис. — Не вздумай сказать это ей. От таких слов она может впасть в истерику. Она до сих пор не может примириться со своим происхождением.

— Хелин усложняет абсолютно простые вещи. Она немка, и что из этого? Старой вражды больше нет.

— Ее нет для тебя и твоего поколения, и это хорошо. Однако на Гернси много людей, которые до сих пор переживают войну. Хелин приехала сюда, как жена офицера-оккупанта. Она не может это забыть, как не могут забыть и другие.

— Но, между прочим, она тоже здешняя. Никто ее ни в чем не упрекает.

Беатрис посмотрела на Хелин, которая разговаривала с маленькой девочкой, только что преподнесшей ей букетик цветов.

— То время, — сказала Беатрис, — так или иначе травмировало всех нас. Каждый справляется с этой травмой, как может, но есть вещи, которые не забываются никогда.

По глазам Майи было видно, что мысли ее витают где-то далеко, и Беатрис сразу это поняла. Молодые люди не желают ничего знать о войне, о периоде немецкой оккупации островов в проливе. Это было давно и не имеет к новому поколению никакого отношения. Молодых не интересует, что происходило тогда, а Майю, с ее страстью к ночным клубам, мужчинам и случайным связям, это не интересует и подавно.