Эдуард Тополь - Кремлевская жена Страница 11

Но тут я и так стояла, максимально вобрав живот и выпятив грудь, как положено по стойке «смирно», так что больше выпячивать было нечего.

«Наглые твари, – выругалась я мысленно, продолжая стоять перед ними навытяжку в этой явно затянувшейся паузе. – Наглые твари!» Откровенно, в упор, как кобылу на ярмарке, щупают меня глазами – шею, грудь, ноги…

Большой белый телефонный аппарат слева от Власова не зазвенел, а издал какие-то низко-вальяжные короткие гудки.

– Опять! – Власов выразительно поглядел на Гольдина, сокрушенно вздохнул и снял трубку. – Слушаю… Нет, к сожалению, пока ничего… Безусловно!.. Можете мне поверить, Лариса Максимовна, люди работают без перерыва. Даже я, как видите… Непременно… Я сам контролирую… Алло?

Похоже, на том конце бросили трубку, но Власов еще послушал свою и осторожно положил ее на рычаг. Только после этого поднял на меня глаза и увидел, что я все стою по стойке «смирно».

– Вольно, вольно… – спохватился он и показал на кресло у своего стола. – Присаживайтесь…

Это «присаживайтесь» показало, что Власов, при всех его генеральских погонах, все-таки был человек гражданский. Кадровый сказал бы формально-уставное «садитесь».

Я подошла к огромному письменному столу министра. Ножкой от буквы «Т» к нему был приставлен стол для заседаний. По одну сторону этой «ножки» майор Гольдин утопал в высоком кожаном кресле – не знаю, доставал ли он ногами до пола. Я села в кресло напротив него и только тут обратила внимание на стены кабинета. Обитые светлыми деревянными панелями, они были совершенно пусты, без единого портрета, даже Ленина не было. А за широким окном, поверх крыш старых домов, был виден Кремль и над ним – низкое небо, набухающее осенним дождем…

– Ленина на стенке ищете? – усмехнулся Власов, словно прочитав мои мысли.

Я промолчала.

– Владимира Ильича мы чтим, не волнуйтесь, – продолжал Власов, все разглядывая меня. – Но портрет его я в кабинете не вешаю после одной истории… – Он откинулся в своем кресле. – Хотите расскажу?

Кто может запретить министру рассказывать истории? Даже если сама Горячева названивает ему, а все в министерстве бегают, как в лихорадке…

– Н-да, смешной случай… – сказал Власов, расстегивая верхний крючок кителя. Ему было явно тесно в генеральском кителе, и вообще от сидячей работы все они в этих креслах становятся шире своих мундиров. – Дело было двадцать лет назад, еще в Иркутске, – продолжал Власов, – я там был вторым секретарем обкома партии. И чуть не каждую неделю к нам приходила одна старуха – требовала жилье. Ну, с жильем у нас и до сих пор плохо, а тогда, сами понимаете, очереди на семь лет вперед. А она ходит и ходит – из одного кабинета в другой, везде орет, что пострадала за советскую власть. Мол, лично Деникин ударил ее прикладом по голове! И вот приходит она ко мне на прием, я тоже спокойно объясняю ей про очереди, про то, что многодетные рабочие семьи у нас еще в халупах живут, и нет у нее никаких привилегий раньше их получить квартиру. А она увидела на стене портрет Ленина и вдруг как закричит: «Ленин, ты видишь, что они с нами делают?! Ленин, ты видишь?!»… Ну и пришлось дать ей комнату, – закончил Власов под хохот Гольдина. – А портреты я с тех пор не держу в своем кабинете, никакие… Да, ну что ж, поговорим о Ларисе Максимовне. – Власов кашлянул, вытащил из ящика стола пачку «Мальборо» и спросил у меня: – Курите?

– Никак нет, товарищ генерал, – ответила я по уставу, хотя и рассказанная им история, и предложение закурить были явно рассчитаны на установление, так сказать, неуставных отношений. Гольдин огорченно вздохнул – видимо, сам закурить в кабинете министра не решался, а вот со мной за компанию… Но, черт возьми, не на ту напали – сначала разглядывали меня, как кобылу на ярмарке, а теперь… Нет, я им не шлюха из валютного бара – плевать на анекдоты и импортные сигареты.

Похоже, Власов понял меня и на этот раз. Сказал сухо:

– Хорошо. К делу. Вы, Ковина, попали в это дело случайно – не я вас выбрал и не Гольдин. Вас выбрала сама Горячева – без всякого нашего участия, поверьте. Но обратного хода для вас я не вижу, потому что теперь вы посвящены в личную жизнь главы государства. Больше того: в ту часть его жизни, которая является тайной. Вы понимаете, о чем я говорю? Жена товарища Горячева нездорова. Я не хочу сейчас обсуждать, есть у нее основания для паники в связи с предсказаниями этой американки или нет таких оснований. Факт есть факт: на почве мании преследования она может стать психопаткой. Вы думаете, почему я сейчас тут сижу, а все министерство ходуном ходит? Вот из-за этих ее звонков… Конечно, такая психопатия лечится. Элениум, психоанализ, гипноз… Но она категорически не желает видеть врачей, ей всюду чудится заговор. И даже мне не доверяет – мне, который усидит в этом кресле ровно столько, сколько Михаил Сергеевич – в своем. Вы видите, я с вами совершенно откровенен. Вы же знаете положение в стране: бюрократия саботирует перестройку. Они гноят на складах даже те продукты, которые есть, чтобы народ обвинил в голоде Горячева и перестройку. Поэтому сегодня каждый должен сделать свой выбор. Лично мы с Гольдиным сделали свой выбор два года назад. Может быть, по разным причинам, но… Мы будем с Горячевым до конца! А вот у вас случай особый. Совершенно случайно вы вдруг оказались в центре личной драмы главы государства. Конечно, у нас есть возможность вас изолировать. Например, отправить следователем на Таймыр или на Диксон. Но одно обстоятельство удерживает меня от этого. Лариса Максимовна вам доверилась – сразу, с первого взгляда! А она очень замкнутая женщина, уж поверьте мне! А перед вами – даже расплакалась! Поэтому вы для нас просто находка, я не скрываю. Так пусть она считает вас своим детективом, личным Шерлоком Холмсом – пусть! А мы через вас попробуем ее лечить. То есть вы будете иметь все: постоянную связь с лучшими психиатрами, прямой контакт со мной и, может быть, даже с самим Михаилом Сергеевичем. Подчеркиваю, он очень озабочен состоянием жены, и если она выбрала вас… И вообще почему вам не помочь ей? Просто по-человечески помочь…

Я поняла. Либо ссылка на Таймыр, либо – стать шпионкой Власова при Горячевой. В одной этой строке весь смысл его длинной речи. А все остальное вплоть до перестройки и человечности – пена. Но елки-палки, Анька! Что происходит? Неужели Горячев хочет избавиться от Ларисы, объявив ее психопаткой?! А я-то думала – КГБ, заговор…

– Товарищ генерал, могу я задать один вопрос?

– Да хоть сотню, Анна Александровна!

Опять это стремление навязать равные, панибратские отношения! Как с профурсеткой, которую вербуют не то в стукачки, не то в любовницы, а то и на обе роли вместе! А ведь куда проще отдать приказ: «Старший лейтенант Ковина, вам поручается то-то и то-то. Можете идти!» Но они меня уговаривают, и именно это заставляло меня быть настороже. Когда мужчина (а тем более в милицейских погонах и в ранге министра!) при первой же встрече говорит, что он с вами совершенно откровенен – только дуры клюют на это, поверьте мне, следователю!

Я посмотрела Власову в глаза:

– Зачем вы похитили эту американку?

Власов быстро глянул на Гольдина. В этом взгляде была растерянность, как при допросе свидетеля, пойманного в ловушку. И в этот миг снова прозвучал низкий телефонный гудок.

– Видите? – Власов показал мне на белый телефонный аппарат. – Опять Лариса – шестой раз за утро… – Он снял трубку. – Слушаю… – И тут же изменил тон, даже выпрямился в кресле: – О, Михаил Сергеевич! Доброе утро!.. Да, мне тоже – сегодня уже пять раз… Я понимаю… Вот у меня как раз сидит товарищ Ковина. Вчера Лариса Максимовна летала к ней в Полтаву… Да, конечно… Вы все-таки решили прилететь?.. Обещаю, что к вашему приезду… – Власов не договорил, положил трубку и еще подержал руку на аппарате, словно ожидая, не зазвонит ли тот снова.

«Так, – подумала я, – если Горячев решил прилететь из отпуска, то, похоже, игра вступает в решительную фазу».

Оторвав наконец взгляд от телефона, Власов посмотрел на меня и на Гольдина:

– Слыхали? Она все же сорвала его из отпуска! Завтра он будет в Москве… – И не удержался, выругался в сердцах: – Вот черт!.. – И требовательно посмотрел на меня: – Так. Что вы решили?

– Товарищ генерал, – сказала я как можно мягче, – вы разрешили мне задать вопрос…

– Да, верно, – нетерпеливо ответил Власов, думая о чем-то своем. И приказал Гольдину: – Объясни ей!

Но Гольдин сказал:

– Мы, Аня, ответим на все ваши вопросы. Но только после того, как вы скажете, что вы решили.

Уже по тому тону, каким он это сказал, даже не взглянув на Власова, я поняла, что этот жид хотя и не рискует курить в кабинете, но пользуется здесь большим весом. Что мне оставалось делать! Отказаться работать на них и укатить на Таймыр?