Банана Ёсимото - Кухня Страница 11

— Э-э… Дело в том, что другие девушки не очень между собой уживаются. Мы собираемся осмотреть разные гостиницы, кое-что узнать о способах приготовления местных блюд. Как ты на это смотришь? Мы будем жить в японских гостиницах и в современных отелях. У тебя будет отдельная комната. Но ты должна дать мне ответ как можно скорее… скажем, сегодня вечером.

Я ответила наставнице раньше, чем она успела закончить фразу:

— Я поеду! — Тем самым я ответила сразу на два вопроса.

— Спасибо тебе! — с улыбкой сказала наставница.

Когда я направлялась в аудиторию, то вдруг почувствовала, что на сердце у меня полегчало.

Уехать сейчас из Токио, уехать от Юити, на некоторое время отдалиться — мне показалось это хорошей идеей. Когда я отворила дверь, то застала там двух знакомых ассистенток, Нори и Кури, уже занимающихся приготовлениями.

При виде меня Кури воскликнула:

— Микагэ-тян, ты слышала про Идзу?

— Это здорово! Обещают французскую кухню и дары моря! — прожурчала Нори.

— Здорово. Но почему я должна туда ехать?

— Извини, но у нас обеих занятия по гольфу и мы не можем поехать. Но если ты не хочешь, то одна из нас согласна пропустить занятие. Верно, Кури-тян? Годится?

— Да, годится, Микагэ. Скажи прямо!

Они были настолько милы в своей прямоте, что я улыбнулась и покачала головой:

— Нет, нет! Меня это устраивает!

Они поступили на работу сюда после окончания одной и той же школы, где я с ними и познакомилась. Разумеется, после четырех лет изучения кулинарии они были настоящими профессионалками.

Считалось, что Кури-тян привлекает своим солнечным сиянием, а Нори-тян присуща красота благородной дамы. Они были близкими подружками. Одеты всегда по последнему крику моды, безупречно, обе сдержанные, скромные и терпеливые девушки из хороших семей, что нередко встречается в мире кулинарии, но при этом блистательные.

Иногда на работу звонила мать Нори-тян, которая была настолько нежной и мягкой, что я терялась. Особенно меня поражало, что она знает весь распорядок дня Нори-тян. Неужели все матери на свете такие, думала я.

Нори-тян разговаривала с ней по телефону звонким, как колокольчик, голосом, поглаживая свои рассыпающиеся длинные волосы и слегка улыбаясь.

Хотя они были совершенно не похожими на меня, они обе мне очень нравились.

Даже если я передавала им обычный черпак, они улыбались в ответ и благодарили меня. Стоило мне простудиться, как они сразу проявляли сочувствие. Когда я видела, как они в своих белых фартуках хихикают, у меня на глаза наворачивались слезы. Работать вместе с ними было для меня несказанной радостью.

Разделять по чашкам ингредиенты для блюд, доводить до кипения большие котлы, отмерять — делать все это до трех часов вполне меня устраивало.

Эта большая, залитая солнечным светом комната, где перед духовками, микроволновками и газовыми плитами были выстроены в ряд большие столы, напоминала мне школьную аудиторию для домоводства. Мы болтали и весело работали.

Был уже третий час, когда вдруг раздался сильный стук в дверь.

— Может быть, наставница? — изумленно произнесла Нори-тян. — Входите! — тонким голоском откликнулась она.

— Я же забыла удалить маникюр! Мне влетит! — встревожено прошептала Кури-тян, а я тем временем пыталась найти у себя в сумочке жидкость для снятия лака.

Дверь отворилась, и раздался женский голос:

— Здесь Сакураи Микагэ?

Я вскочила, удивленная, что зовут меня. В дверях стояла девушка, которую я никогда до того не видела.

В ее лице еще оставалось что-то детское. Я прикинула, что, вероятно, она моложе меня. Она была низкорослая, с круглыми, напряженными глазками. На ней был тонкий коричневый свитер, поверх — плащ чайного цвета, а на ногах — бежевые кроссовки. Ноги у нее были толстоватыми, но при этом весьма эротичными, и вся она была какая-то округлая. Узкий выступающий лоб и тщательно прилизанные пряди на висках. И пятном в самом центре этой фигуры — ярко-красные рассерженные губы.

Она не казалась неприятной, но… я встревожилась. Я не могла представить, по какому делу она пришла, хотя было ясно, что не по пустячному.

Растерянные Нори-тян и Кури-тян рассматривали ее из-за моей спины. Мне нужно было что-то сказать.

— Извините, кто вы такая?

— Меня зовут Окуно. Мне нужно поговорить с вами, — сказала она хриплым, но высоким голосом.

— Мне очень жаль, но сейчас я работаю. Не могли бы вы позвонить мне домой сегодня вечером?

Она сразу отреагировала:

— Домой к Танабэ? — подчеркнуто спросила она.

Тут мне все стало ясно. Это она-то и звонила сегодня утром.

— Нет, домой ко мне.

Тут вмешалась Кури-тян:

— Микагэ, ты можешь уйти. Мы скажем наставнице, что ты пошла делать последние покупки перед дорогой.

— Не нужно, мы быстро закончим, — сказала девушка.

— Вы подруга Танабэ Юити? — спросила я, стараясь казаться спокойной.

— Да, мы учимся вместе в школе. Сегодня я пришла сюда, чтобы попросить вас оказать мне услугу. Я буду откровенной. Попрошу вас не вмешиваться в жизнь Танабэ.

— Это пусть решает сам Танабэ, — сказала я. — Даже если вы его подружка, не думаю, что вы должны принимать решения за него.

От ярости она покраснела и сказала:

— Вам не кажется, что вы ведете себя странно? Вы не считаете себя девушкой Танабэ, но спокойно приходите к нему, остаетесь ночевать, ведете себя как хотите. Это еще хуже, чем жить вместе! — На глаза у нее навернулись слезы. — В отличие от вас, я никогда не жила с Танабэ и не знаю его так хорошо, как вы. Я только его сокурсница. Однако я часто встречалась с Танабэ-куном и по-своему люблю его. Я утешала его, когда умерла его мать, старалась его поддержать. Однажды Танабэ-кун сказал: «А как насчет Микагэ?» — «Это твоя девушка?» — спросила я. — «Нет, — покачал он головой, — давай оставим этот разговор на потом». Поскольку все в школе знали, что у него в доме живет девушка, я махнула на это рукой.

— Я там уже не живу, — начала я, но она, не слушая меня, продолжала:

— Вы не хотите нести ответственность за все в делах Юити как его девушка. Вас интересуют только любовные услады, вы ими наслаждаетесь, и поэтому Танабэ все равно что застрял на полпути. Вы демонстрируете Танабэ свои стройные руки и ноги, свои длинные волосы, постоянно обманываете его. Вам что, нравится, чтобы он всегда оставался на полпути, был только наполовину мужчиной? Но разве любовь не предполагает умение видеть тяготы другого? И теперь, скинув с плеч такую ношу, с холодным лицом, вы делаете вид, что все понимаете… Прошу вас, оставьте Танабэ в покое! Умоляю! Пока вы рядом, Танабэ никуда не сможет сдвинуться.

Хотя она была довольно проницательной, но думала только о себе, резкость ее слов больно ранила меня. Она собиралась уже сказать что-то еще, но я прокричала:

— Хватит!

От удивления она замолчала.

Тогда я сказала ей:

— Я понимаю, как вам тяжело, но мы обе должны жить в соответствии с нашими чувствами… Ваши слова означают, что вы не хотите принимать во внимание мои чувства. Как вы можете понять при первой встрече, что меня его судьба совершенно не волнует?

— Как вы можете так холодно судить? — ответила она вопросом на вопрос, и слезы покатились у нее из глаз. — Вы утверждаете, что все время любили Танабэ. Я в это не верю. Вы говорите, что, узнав о смерти его матери, приехали к нему и остались там ночевать. Это гнусная ложь!

Мое сердце наполнилось несказанной печалью.

То, что матерью Юити был мужчина, в каком душевном состоянии я находилась, когда переехала к нему жить, что между нами существовали только поверхностные отношения, она и знать не желала. Она пришла исключительно ради того, чтобы оскорбить меня. И даже если между нами не было никакой любовной связи, после того утреннего звонка она выведала все про меня, узнала, где я работаю, где живу, и приехала сюда на поезде откуда-то издалека. И вся эта мрачная затея не могла помочь ей избавиться от обрушившейся на нее печали. Мне даже стало жалко ее, когда я представила, как она появилась здесь, гонимая переполнявшей ее яростью, неистребимой и беспричинной.

— Мне тоже знакомо чувство сострадания, — сказала я. — Мне известно, как тяжело жить, потеряв близких людей. Но это мое рабочее место, и если вы хотите еще что-то мне сказать…

Я собиралась предложить ей позвонить мне домой, но вместо этого сказала:

— Может быть, вы хотите, чтобы я разрыдалась и пырнула вас кухонным ножом?

Мне кажется, что я произнесла это очень спокойным тоном. Она презрительно на меня посмотрела и холодным голосом сказала:

— Я сказала, что хотела. Извините!

С этими словами она направилась к двери, громко хлопнула ею и удалилась.

От этой встречи никто не выиграл и не проиграл, осталось только неприятное послевкусие.