Олег Нестеров - Небесный Стокгольм Страница 11

Через какое-то время Пете стало неудобно, они тут были явно лишние и наверняка мешали таинственному процессу. Он подмигнул Кире – не уйти ли потихоньку? Но Кира только улыбнулся – он, видимо, был здесь не впервые.

Постепенно разговор стал вязнуть, у Пети даже голова разболелась, казалось, троица сама вот-вот рассыплется на элементарные частицы и исчезнет. Пульс разговора еле пробивался.

– Изначально все это звучит так, что повеситься хочется от скуки, – сказал красивый парень, по всей видимости, это и был Аксель. – Вы только вдумайтесь – я объявляю конкурс со сцены: «А сейчас – домашнее задание!» Это же самое страшное, что может быть для студента – опять в школу, опять уроки, опять зубрить. Это противоречит самой нашей идее – все здесь и сейчас, никаких домашних заготовок, импровизация в чистом виде.

– Ты не прав. Мы просто расширяем поле для маневра, вводим новую рубрику, внутри которой можно придумывать бесконечно, – с ним спорил парень в синей ковбойке. Судя по всему, это и был телередактор, уволенный когда-то за тулупы и валенки. – Ну не смогут они это родить на сцене, не будет у них такой возможности, даже технически. Времени, в конце концов, не хватит.

– Ну временем нас пока никто не ограничивает. Мы не в сетке, последняя передача, можем хоть до утра эфириться.

– Ну хорошо, ну что они не смогут сделать в студии?

– Пусть по городу походят.

– А они так не ходят?

– Пусть походят с какой-нибудь целью. Медленно. Поищут.

– Ну это же у нас было: пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что.

– Ну так это был блиц. На смекалку и остроумие. Они выбегали и через час возвращались. А тут другое.

– Ну что они в Москве не видели? Что они там еще смогут разглядеть?

– А нам в Москве все нравится? – вдруг спросил Миша.

Все задумались.

В комнату вошел парень небольшого роста – видимо, сосед:

– Миш, можно я с вами посижу, вы так интересно ругаетесь…

Хозяин кивнул и вышел вскипятить чаю. Вернувшись, он подошел к окну.

– Ну и что ты там видишь? – спросил Аксель.

– Гастроном.

– А еще?

– Горку из банок сгущенки.

– И все?

– Ацидофилин. Вернее, самодельный плакат в витрине. «Ацидофилин полезен и улучшает работу желудочно-кишечного тракта».

Троица переглянулась.

Миша подошел к столу и взял карандаш.

– «Город отражается в витринах», – сказал Аксель.

– Задание – сделать по десять фотографий для стенда «Эстетика нашего города и его витрин», – подхватил его мысль телередактор.

Миша все записал и поставил точку:

– Партия.

– Ребята, а можно я вам свою песню спою? – спросил вдруг парень.

– Ну, валяй, – кивнул Миша.

Тот вышел и тотчас принес гитару.

– Песня называется «Татуировка», – сказал он неестественно-низким голосом, будто со цены объявил, и запел.

Парень пел про Валю, какого-то Лешу, о том, как они эту Валю между собой не поделили и страдали. В итоге оба сделали по татуировке с ее профилем. «Хороша она там, наверное», – Петя представил размытые линии на мужской груди.

– Володь, ну что ты всякую ерунду сочиняешь, – вздохнул Миша. – Ты же актер, у тебя карьера впереди. И тут – блатняк. Ты хоть их не пой никому.

– Поздно, я уже на магнитофон записал, – махнул рукой тот. – Я себе псевдоним придумал – Сергей Кулешов. Пусть все думают, что я – это он. И голос меняю, чтобы не узнали. – Он посмотрел на Мишу и пригрозил: – Я и про тебя сочиню.

– Вот спасибо. Ты уж тогда и мне псевдоним дай.

– Мишка Шифман. Подойдет?

Потом долго сидели и разговаривали, Пете все было страшно интересно.

Кира рассказал, что они тоже придумывают втроем.

– А чем вы занимаетесь? – спросил Аксель. – Ты же вроде фольклорист?

– Примерно этим и занимаемся, – туманно ответил Кира. – Интересно за вами было наблюдать. Как вас болтало из стороны в сторону.

– Это нас уже не удивляет. Мы давным-давно открыли тайну пушкинской пирамиды.

– Пушкинской пирамиды? – Глаза у Пети загорелись. – Никогда о такой не слышал.

Аксель вздохнул и произнес:

– «О, сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух…» – слышал такое стихотворение?

– Ну конечно.

– Это зашифрованное пушкинское послание. Он же был масоном. Тогда все приличные люди были масонами. Тайное знание о технологии творчества, о творческом процессе – как все работает?

Редактор распрощался и ушел – видимо, слушать про масонов ему уже надоело.

Аксель продолжил:

– Представь, когда вы только начинаете думать над идеей, что-то сочинять или изобретать, вы всегда опираетесь на свой фундамент, на полученные знания, тот самый «просвещенья дух…». Вы просто обмениваетесь друг с другом тем, что прочитали в книгах и слышали на лекциях. Вы оперируете существующими истинами, которые до вас дошли, и пытаетесь их применить в деле. Этот этап – важный, но самый скучный, вы говорите банальности, ходите по кругу, и ничего не двигается. Знания сами по себе не работают.

– А потом? – спросил Петя.

– Ну так обратись к Пушкину.

Петя продолжил:

– «О, сколько нам открытий чудныхготовит просвещенья дух,и опыт, сын ошибок трудных…»

– Следующая ступень пирамиды, плита поменьше – ваш опыт. Не только знать, но и уметь, успеть что-то уже сделать. Вы опираетесь на собственный опыт, на опыт ваших партнеров, перекрестно опыляетесь и начинаете двигаться.

– «И гений, парадоксов друг…»

– Наши знания и опыт мы умножаем на наши способности и талант, который имеем. Плита эта часто совсем крошечная. И получаем результат. Согласен?

– Да.

– А вот и нет. Если на этом остановиться, результат будет рукотворный, достаточно предсказуемый, то, что вы сделаете, не будет прорывом и вряд ли вас переживет.

– Тогда я не понимаю, – сказал Петя.

– Все дело в последней строчке, – догадался Кира. – Ее, кстати, во многих советских изданиях стыдливо опускают.

Аксель начал читать сначала:

– «О, сколько нам открытий чудныхготовит просвещенья дух,и опыт, сын ошибок трудных,и гений, парадоксов друг.И случай, бог-изобретатель».

Если мы не впустим на последнем этапе Его Величество Случай, Попутчика, имя которого лучше всуе и не произносить, мы останемся без паруса, с одним веслом. Или вообще с ладошками, – улыбнулся он. – Но впускать его в процесс можно лишь тогда, когда вы дошли до предела своих человеческих возможностей, использовав все свои знания, весь свой опыт и скромный гений. Иначе вы его не почувствуете, и бесконечность не откроется. А так – любая случайность поведет, куда нужно. Ацидофилин, к примеру.

Петя вздохнул.

– Вообще-то я врач, – улыбнулся Аксель, – реаниматолог, людей оживляю. А здесь наоборот, важно сознание выключить, довести себя до состояния бреда. Но работает все, когда нас трое, мы проверяли. В одиночку этого не сделать.

Петя опять вспомнил Лука и его scenius.

– Табуретка, – произнес он задумчиво.

– Готов, – сказал Аксель и похлопал Петю по плечу.

С Катей все было по-прежнему непонятно. Иногда Петя ее терял, она не брала трубку и пропадала.

Петя пробовал ей не звонить, но долго не выдерживал, ноги сами несли его в ателье, и когда он наконец ее видел, на какое-то время все в его жизни становилось на свои места.

В общем, было сложно. От себя она его не отпускала, держала на орбите, но и сказать, что она его девушка, Петя по-прежнему не мог.

В первый день лета он ее провожал.

– Давай-ка я тебя накормлю, – вдруг предложила она.

Есть Петя и вправду хотел, поднялись на седьмой этаж, Катя жила в соседнем с Антоном подъезде. В квартире она занимала комнату, очень большую, окна выходили на балкон невероятных размеров, с двумя мощными колоннами и лепниной.

– Балкон соседский, когда они гуляют по нему, могут и сюда случайно заглянуть, – предупредила она.

Она разогрела на кухне борщ, котлеты с макаронами и принесла все в комнату.

– Ешь давай.

– Без тебя не буду.

– А я с тобой выпью.

Катя достала из серванта бутылку крепленого вина и налила им по рюмке.

Выпили. Она долго на него смотрела.

– Знаешь, – вдруг сказала она, – оставайся-ка ты у меня. Зубную щетку я тебе найду.

На следующий день она исчезла. Дома ее не было, на звонки не отвечала, в ателье сказали, что взяла отпуск за свой счет.

Петя позвонил Вере. Та сказала, что вечером будет у Антона и он может после работы туда за ехать.

Весь троллейбус жарко обсуждал последние события – мясо подорожало на треть, а молоко – на четверть. Диагноз поставили сразу – Лысый во всем виноват, при Сталине цены только снижались.

Родителей Антона дома не было, вскоре приехала Вера, чувства ее переполняли, в метро она тоже наслушалась про мясо.

– Нет, ну нельзя же так примитивно мыслить, – не могла успокоиться она, – ведь никто не обратил внимание, что одновременно повысились и закупочные цены, теперь у крестьян не за копейки скот будут отбирать. Просто у нас в стране такой бардак с ценами, как еще все держится, не знаю.