Илья Стогoв - 13 месяцев Страница 11

Спросите любого взрослого русского мужчину, и вам ответят: Трахтенберг уже сегодня живет в раю. В личном маленьком раю Романа Трахтенберга. Он делает все, что нельзя, и ему за это платят. Платят столько, что на часть гонораров он способен заказать мне жизнеописание замечательного себя.

Он говорит гадости, когда ему хочется. Уверяет, что спаривается с красивыми женщинами. Они сами его об этом просят, причем не стесняются раздвигать ноги там, где удобно не им, а бесстыжему Роме. Он пьет водку: бесплатно, сколько угодно и вкусно закусывая. А все вокруг говорят ему:

— О! Ну-ка! Давай еще! Молоде-ец!

Шоумен Роман Трахтенберг отгородился от дневного света и стал жить так, будто все, во что я верю, — бред.

8

Только не подумайте, будто я стану осуждать этого парня с крашеной бородой! Я ведь отлично его понимаю. Дело в том, что я и сам — такой же. Тоже — немного Трахтенберг.

Вы думаете, мне хочется делиться жизнью с окружающими? Черта с два! Большая часть меня спит и видит, как бы бетонной стеной отгородиться от мира. От Того, Кто не спуская глаз смотрит на меня. Отгородиться и делать то, что нельзя.

Много-много лет я провел как раз в попытках отгородиться. Устроить себе счастье из бесконечных удовольствий. Одноместный рай. И чтобы там близко не было никакого Бога!

Это мне почти удалось. Я почти совсем уничтожил себя. То есть сам-то я считал, что все OK, и в те часы, когда был почти мертв, я как раз считал, что очень даже жив. И только недавно, оглянувшись на свою биографию, я осознал, что был в аду. Ведь маленький одноместный рай это всегда ад.

Теперь-то я знаю это точно. А вот убедить в этом никого не могу. Вернее, может быть, кого-то и могу… но вот, например, шоумена Романа Трахтенберга — нет, не убедил.

9

Я вернул ему деньги. Всю перетянутую резинкой пачку долларов США. Жена не понимала, что я делаю, у нее уже были планы на эту сумму, и в издательстве на меня смотрели косо, но я, разумеется, все вернул.

Первое время мне было мерзко вспоминать о визите в трахтенберговское кабаре. Я пытался просто о нем забыть. Ничего не было! Я никогда не видел, как девушки на сцене пихают себе в промежность морковки!

Красивые девушки… каждая из которых могла бы стать чьей-то единственной любовью… каждый вечер они выходят и заискивающе улыбаются… пытаются развлечь смертельно пьяных мужчин.

Забыть не удалось. Прошло полгода, и я написал слова, которые вы только что прочли.

Глупо: за весь этот текст Трахтенберг не заплатит мне ни единой американской копеечки.

Май

1

У самого въезда в поселок нам попался охотник. Здоровенный заполярный охламон в мохнатой одежде ехал верхом на лошади. Сзади к седлу была привязана свора охотничьих собак.

В снегоходе вместе со мной ехали несколько местных жителей. Проводив охотника заинтересованными взглядами, они тут же начали объяснять:

— На охоту поехал. Соболя бить будет. Первый раз собак в тундру ведет.

Всю зиму местные мужчины растят щенков, а потом уезжают в тундру и подросших собак берут с собой. Толковых, способных к охоте, оставляют жить. Остальным стреляют в ухо. После охоты из десяти собак в живых остается одна-две.

Я поморщился:

— Фу! Как вы можете? Жалко же.

— А чего? У собаки мясо чистое. И потом в тундре свои законы.

Водитель снегохода улыбался, наверное, представлял себе вкус собачьего мяса. Мы помолчали, а потом я не выдержал и сказал:

— Злые вы тут, в Заполярье.

— Не-ет! У нас тут народ хороший. Добрые люди живут. А вот из тундры выедешь — там люди, говорят, не очень. Говорят, колдовства там много. Могут, говорят, даже так наколдовать, чтобы член не стоял. Все, говорят, от зависти.

— Ты когда-нибудь был по ту сторону Большой тундры?

— Никогда не был. И не хочу. Мне и дома хорошо.

2

А началось все с того, что мне позвонила девушка-немка по имени Соня. Она работала в газете, редакция которой квартировала в Мюнхене. Соне хотелось, чтобы я что-нибудь написал для ее газеты. А мне хотелось куда-нибудь из Петербурга уехать. Короче говоря, наши желания совпали. Немцы перевели мне денег, и я пошел покупать билеты.

План состоял в том, чтобы проехать с самого юга моей страны на самый север. И написать обо всем, что я видел. Не знаю, зачем это нужно было немцам. У нас в стране продать подобный репортаж нереально. Никого не интересуют трипы через русскую глубинку. А вот немцам интересно.

Стартовал я из города Кызыл, столицы республики Тыва. Сам город был так себе, зато достопримечательностей в Кызыле было целых три. Во-первых — монумент «Центр Азии». Центр безбрежного континента находился именно в Кызыле и был отмечен крошащимся цементным монументом. Во-вторых, здесь имелся буддийский монастырь «Цеченлинг». На его строительство российский министр по чрезвычайным ситуациям Сергей Шойгу из личных сбережений выделил $15 000. А в-третьих, здесь есть единственная в мире шаманская клиника. Платите в кассу, проходите в кабинет, и реальный шаман с бубном и в короне из оленьих рогов будет прыгать вокруг, петь заклинания и всячески вас лечить.

Выехав из Кызыла на север, в течение следующих двух недель чего я только не видел. Я взбирался на вершину самого громадного в Азии кургана Салбык. И заглядывал в глубь знаменитой Кашкулакской пещеры, на дне которой живет злобный дух и где даже самые отпетые спелеологи сходят с ума в течение получаса. А кроме того, я перепробовал целую кучу странных блюд: жаркое из верблюжьего горба, шашлык из оленины, пельмени с грибами тундры и сырую рыбу по-ненецки…

Ах, эта рыба!.. она была нежная… не такая, конечно, нежная, как моя жена, но все-таки.

Наверное, это такие подростковые комплексы. Чтобы чувствовать себя мужчиной, мне до сих пор необходимо… ну, если не открыть Северный полюс, то хотя бы съездить посмотреть: что же такое там открыли до меня?

Полет на полюс немцы не оплатили. Но маршрут вышел все равно ничего. За пятнадцать дней я проехал с самого юга на самый север моей громадной страны. От гималайских предгорий до Северного Ледовитого океана. Правда, неплохо?

3

Последним пунктом программы был Нарьян-Мар, столица Ненецкого автономного округа. Прибыть в этот город мне хотелось на чем-нибудь вроде оленьей упряжки. Но оленей в окрестностях Нарьян-Мара не было. Их уже отогнали на летние пастбища. Так что до города я добирался на снегоходе. За рулем сидел водитель из местных. Он сказал, что его настоящее имя мне все равно будет не выговорить, так что я могу называть его Эник.

Большую часть пути Эник молчал. Ехать было скучно. Тундра была бесконечная и однообразная. Лет семьдесят назад коммунисты попробовали согнать местные племена в оленеводческие колхозы. Кто-то подчинился, а одно ненецкое племя ямб-то решило, что безопаснее будет исчезнуть. Ушло в Большую тундру и потерялось.

Беглецов искали НКВДшники с автоматами и ученые-этнографы. За ними посылали погони и следили со спутников. Но найти так и не смогли. В следующий раз ямб-то появились только в 1986 году. Аборигены закупили чаю и сигарет и опять без следа пропали. Я же говорю: местные территории ОЧЕНЬ огромны.

Один раз Эник все-таки попробовал завести беседу:

— Во-он тот изгиб реки видишь?

— Ага. Вижу.

— Там в прошлом году грузовой вертолет упал.

— Да?

— Восемь мужчин умерло. Разбились они. А знаешь, что хорошо?

— Что же тут может быть хорошо?

— Хорошо то, что вертолет вез шоколадки «Сникерс» и водку в баночках. Как называется?

— Джин-тоник?

— Да! Отличный напиток! Двенадцать тонн водки и шоколадок! Наша бригада всю зиму вокруг этого места кочевала. Каждый день кушали и выпивали… Хорошо нам было.

3

До самого Нарьян-Мара снегоход добрался к пяти часам утра местного времени. День был серый, пасмурный. Этот день начался три недели назад, а закончиться должен был к середине августа. Тусклое солнце висело над Нарьян-Маром и недовольно морщилось. Солнцу предстояло, не заходя, освещать эту дыру еще несколько месяцев подряд.

Сам город немного напоминал Флоренцию. Нарьян-Мар тоже можно было весь обойти за полчаса. Правда, это было единственное сходство. Пойти некуда. Заняться нечем. Полдня я просто просидел на берегу северной реки Печеры. Около двух часов пополудни съел купленную еще в Перми банку ананасов. А около четырех почитал оставленную кем-то газету «Комсомольская правда» двухнедельной давности. От ананасов руки у меня стали липкие, а от газеты грязные.

Идти было совершенно некуда. Я смотрел на воду и думал о том, что за последние две недели видел не меньше десяти сибирских, уральских и приполярных городов. И все они по внешнему виду совсем не отличались друг от друга. Пять улиц вдоль и семь поперек. Почему так? Вон в Канаде или Австралии тоже просторы. Но там каждый городок или регион — совершенно особый мир. А у нас, куда ни приедешь, основной архитектурный стиль — тюремного вида бараки.