Анна Коростелева - Ловушка для снов Страница 11

— У нас в Гвинедде, — начал Файтви ненавязчиво, стряхивая, по совету Овидия, с юбки Гвен невидимую пылинку, — бывает всякое. Но чтобы я даже не знал имени девушки, которую приглашаю в кабачок, такое со мной впервые.

— А наглости тебе не занимать, — восхищённо сказала Гвен.

И оставшиеся четыре минуты Файтви нёс такое, что Овидий просто спрятался бы куда-нибудь от смущения и оттуда подавал бы ему знаки заканчивать.

Следующие три дня Файтви то и дело появлялся в аптеке, жалуясь на разные недомогания: его донимала то головная боль, то зубная, то кашель, то колики. За углом он исправно сливал в водосток все купленные снадобья и, весело насвистывая, разворачивал записочку, которую, под видом правил приёма лекарства, черкнула ему Гвен. На четвёртый день, когда они с Гвен обмывали поступление Файтви в школу Мерлина в кабачке «Красный дракон», Файтви был уже совершенно здоров.

— Всё-таки моё призвание — медицина, — говорил он между третьим и четвёртым танцем, радостно поглядывая на Гвен. — Никакой магии. Сушёные жабы, толчёные гадюки, беганье ночью в раздетом виде по полям — это всё не моё.

— Но друиды знают будущее наперёд! — возражала Гвен. — Говорят такими словами, каких простой человек и нарочно не придумает. Выбирают королей, проклинают кого им вздумается, напускают чёрный туман…

— Да ладно, людей не обморочишь, — сказал Файтви. — Тумана напускать они сколько угодно могут, а вот жениться-то друидам нельзя, и всякий это знает, — усмехнулся он, позванивая кружкой о баклажку и трогая Гвен за коленку.

Так Файтви-ап-Родри отказался от пути друида.

Ловушка для снов

Денёк начинался так славно, что Рори как истинный ирландец сразу же уверенно предсказал, что произойдёт куча неприятностей. Однако даже он не предполагал такого ужасного несчастья, какое случилось.

Пока они безмятежно закусывали чем попало у вчерашнего костерка, всё было хорошо. Пока Файтви и Рори завязывали свои башмаки, а Нэнквисс вытряхивал песок из мокасин перед долгой дорогой, всё было неплохо. Рори, деликатная душа, старался даже не упоминать Фланна Мак Фиаха, чтобы не напомнить Файтви о Гвен. Долго он крепился и наконец брякнул:

— А что, этот Фланн Мак Фиах имел успех у девушек?

Нэнквисс немедля стукнул его между лопаток тупым концом копья совсем несильно, так что если Рори чуть не упал в костёр, это его дело, и оба посмотрели на Файтви. Но оказалось, что Файтви нимало не обиделся и даже вовсе ничего не слышал, потому что в это самое время весело насвистывавший Файтви вдруг совершенно побелел, схватился за ту сторону груди, где сердце, и упал, как подкошенный. Дышать он дышал, но так, что лучше об этом не упоминать. Нэнквисс с Рори подскочили к нему.

— Что это может быть?

— Я вроде знаю, — сказал Нэнквисс, осмотрев Файтви. — Помнишь, он говорил, что его можно убить во сне? Раз можно убить, значит, можно и тяжело ранить. Вот это оно и есть. Здесь-то он по виду совершенно здоров, а там, во сне, у него, надо думать, страшная рана вот здесь, пониже сердца. Лёгкое, кажется, пробито.

— Проклятье, — сказал Рори. — То есть наш Файтви того и гляди помрёт при том, что он здоров?

— Спокойно, Файтви, — сказал Нэнквисс, глянув в открывшиеся глаза Файтви. — Пусть меня зовут помесью гремучей змеи и дикобраза, если я не вылечу тебя.

— Нет смысла лечить меня здесь, — простонал Файтви. — Умираю-то я не здесь, а во сне. Это у меня в мозгу.

— Пусть меня зовут пищей койота, если я не могу сделать ловушку для снов, — сказал Нэнквисс. — Мне нужны перья, немного глины, кожаные ремешки и ивовый прут.

— Если мне там не сделают перевязку, я здесь умру от простой потери крови, хотя бы вы притащили сюда всю королевскую медицинскую школу. А честно говоря, непохоже, чтобы кого-нибудь там заботила моя перевязка.

Тут глаза Файтви закрылись, а пальцы заскребли по земле.

— Посиди-ка с ним, — сказал Нэнквисс Рори. — Я пойду подстрелю какую-нибудь хищную птицу. Нужны перья для ловушки.

Он подхватил с земли свой лук и быстро скрылся за деревьями.

Рори сел рядом с Файтви. Дышал Файтви хуже некуда.

— Знаешь что? Расскажу-ка я тебе пару историй, пока там Нэнквисс обернётся. Нет лучшего обезболивающего, чем хорошо рассказанная история.

— Нет уж, спасибо, — выдавил Файтви.

— Я лучший шаннахи[10] на всём побережье Коннемары, — сказал Рори.

— Не понимаю, — с огромным трудом начал Файтви, — почему я перед смертью должен слушать про то, как доблестный Финн изрубил в кашу очередное войско, стоя по колено в чьих-то мозгах? Или как ваш излюбленный Кухулин в состоянии своей боевой ярости, которое я не могу назвать иначе как патологическим, крошил всех в куски и выплёвывал кишки врага? Почему я не могу умереть спокойно? Где мой Северный Уэльс с его вересковыми холмами и водопадами? Там я умер бы как человек, и не одинокая банши[11] выла бы надо мной, а рыдали бы, как и полагается, порядочные люди.

Больше Файтви не мог говорить и полностью перешёл на язык жестов, но и на нём он ещё наговорил Рори немало гадостей.

Тем временем Нэнквисс вернулся и уже ощипывал кого-то в кустах, и никто не поручится, что это не была Священная Птица энков, — та самая, что так громко ухает в лесу по ночам.

— Ну как он? — спросил Нэнквисс, подходя.

— Да бредит, — сказал Рори.

Нэнквисс сел мастерить ловушку. Он связал из ивового прута обруч, натянул на него паутину из кожаных ремешков и закрепил на ней перья с помощью глиняных бусин.

— Надо, чтобы он заснул, — сказал Нэнквисс. — Ловушка сможет поймать его сон, только если он будет спать.

— Поистине трудно это сделать, — сказал Рори. — Там, у себя во сне, он наверняка валяется без сознания, с такой-то раной, поэтому здесь он в сознании.

— Так стукни его хорошенько по башке, — посоветовал Нэнквисс, затягивая последний ремешок. Потом он отряхнул руки и повесил ловушку на дубе над самой головой Файтви.

Чего скрывать, Рори не без удовольствия стукнул Файтви после всего, что тот ему наговорил, и они сели ждать. Прошло добрых полчаса. Вдруг Файтви улыбнулся во сне и удобно подложил под голову правую руку, до этого судорожно прижатую к сердцу.

— Есть, — прошептал Нэнквисс, хлопнув себя по коленям. — Сон в ловушке.

Он осторожно отцепил ловушку от дерева и понёс к костру. Но прежде чем вытряхнуть её над огнём, он раздвинул перья и, прикрывая ладонью глаза, заглянул внутрь. Там он увидел каких-то обросших людей, залитых кровью с ног до головы, которые со свистом метали друг в друга длинные ножи или старались засадить в противника здоровенный топор и страшно при этом сквернословили. Под ногами у них всё шаталось, и, вглядевшись, Нэнквисс понял, что драка идёт в открытом море, на палубе корабля с высоким деревянным носом. Нэнквисс неодобрительно покачал головой и вытряхнул ловушку в костёр.

— Что это за штука? — спросил Файтви, подходя.

— Спрячь поглубже, может пригодиться, — сказал Нэнквисс и наскоро объяснил принцип действия ловушки. — Как голова?

— Как будто поленом огрели, — деловито сказал Файтви, с живым интересом разглядывая незнакомую вещь.

— С тобой такое в первый раз?

— В шестой. В школе Мерлина за этим делом присматривал Фланн Мак Фиах. По ночам вскакивал проверить, не помер ли я ненароком. Случалось, что я уже был на пути в Аннуин. Тогда он шёл, стаскивал с постели Мерлина, тот приходил, чертыхаясь, в туфлях и ночном колпаке, поносил всех крепкими словами, за полминуты возвращал меня в наш несовершенный мир и уходил досыпать.

— Вы с Мескви были друзьями, — сказал удивлённый Нэнквисс.

— О да, — сказал Файтви.

Разрушение сарая О'Флинна

Кузница кузнеца О'Флинна стояла в долине Гленн-на-Бо-Финне, в самой её середине, и приходилась единственной кузницей на четыре деревни. Каждое утро О'Флинн начинал с препирательств из-за того, за чьё дело он возьмётся сперва, и так, ругаясь, он ковал топор, редкостными словами приправлял обычную цепь для котла, а уж какой смачной руганью он сдабривал, бывало, тонкую работу, — любо-дорого послушать. Словом, мастер был что надо и подковать мог кого хочешь, с одним только ничего не мог поделать: с собственной дочерью.

Дочь кузнеца О'Флинна, — не про нас с вами будь сказано — была с большими странностями и больше напоминала чёрт знает что, чем девушку на выданье. Достаточно сказать, что когда трое усталых путников подошли к дому кузнеца, чтобы остановиться там на полдня и отдать меч Рори в перековку, дочь кузнеца О'Флинна взяла да и упала на них с крыши. Нэнквисс-то, правда, сразу смекнул, что что-то летит на него сверху; он поймал её на руки и поставил на землю, и выражение его лица при этом как было, так и осталось совершенно невозмутимым. Пока вёлся разговор с кузнецом о деле, дочь О'Флинна, выбрав самого хитрого и коварного жеребца, попробовала проскакать на нём без седла. Въехав в створку ворот и описав в воздухе дугу, она снова очутилась в объятиях Нэнквисса, который поймал её и поставил на землю с самым что ни на есть каменным видом. Вскоре Нэнквиссу захотелось попить воды, и он направился к колодцу во дворе, откуда вместе с ведром он первым делом вытащил дочь кузнеца О'Флинна, которая весело раскачивалась там на цепи, распевая: «Пошёл я на ярмарку третьего дня». Нэнквисс молча ссадил её с ведра, со второй попытки зачерпнул себе воды и напился, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Однако отделаться от дочери О'Флинна, коли уж ей кто приглянулся, было непросто. А Нэнквисс, как вскоре стало ясно, приглянулся ей необычайно. Проще говоря, она втрескалась в него по самые уши.