Владимир Романовский - В постели с Президентом Страница 11

— Мне нужно поговорить с судебными умниками, и еще с некоторыми людьми, — сказал он. — Черт с вами. Я скоро вернусь.

Он вышел.

— Вот что, капитан, — начал было Гавин.

— Гавин, — сказал Марти таким голосом, что Гавин вытаращился. — Мне Лерой нравится не больше, чем тебе. Понял? Сделай одолжение — когда я тут говорю с Лероем, не встревай. Никогда. Может, дольше проживешь.

Гавин мигнул.

Выйдя на улицу, Лерой закурил, сел в патрульную машину, и велел сержанту ехать очень быстро.

Эти вежливые колонки сплетен восьмилетней давности! А? В заголовки ту свадьбу вставлять было нельзя. Не кусай руку, которая тебя кормит. Но — боксер-тяжеловес женится на голубокровной — неслыханно! Такой материал — нельзя ведь просто взять и упустить! Если бы не колонки — спортивные журналисты занялись бы точно. Или попытались бы заняться.

Прибыв на место преступления и махнув бляхой, Лерой сделал несколько пометок в блокноте и поговорил с судебными следователями. Затем он подсел в микроавтобус к репортерам, чтобы поболтать о смысле жизни. Члены семьи ушли домой скорбеть. Лерой позвонил в отделение и записал несколько адресов. Остановил такси. Он собирался нарушить закон, но радости большой по этому поводу не чувствовал. Не в этот раз. К большому зданию в стиле Бель Эпокь он прибыл в очень плохом настроении, готовый трусливо отступить, если хозяйка квартиры дома.

Ее не было дома. Схватив портье за галстук, Лерой прошипел злобно:

— Я коп. Ордера у меня нет. Если о моем визите узнают, я буду считать лично тебя за все ответственным. И твою семью тоже. Я за всеми вами буду потом гоняться. И всех изобью до полусмерти. Ясно?

Он повторил те же слова по-испански. Чистый кастильский прононс напугал портье больше, чем сама угроза, возможно в связи с генетической памятью, запечатлевшей прибытие лихой Конкисты на континент в целях нанесения решительного удара по цивилизации инков. Портье кивнул и проглотил слюну.

Замок Лероя не затруднил. Замки в зданиях с хорошей репутацией несерьезные. Втягивая носом воздух квартиры и отмечая каждый отдельный запах, Лерой тут же обнаружил знакомую фрагранцию. Годы значения не имеют, страны тем более. Запах главной женщины в жизни помнится всегда. Последние сомнения в том, что Гвендолин Форрестер была какая-то другая Гвендолин Форрестер, рассеялись. Лерой прислонился к стене, вдыхая глубоко. Внезапно его охватила ярость. Не колеблясь больше, надев резиновые перчатки, он принялся за работу. Он перевернул квартиру вверх дном, разобрал на составные, расчленил, деконструируя и разрывая в клочья, а затем собирал и сложил все таким образом, что никто, и меньше всех сама хозяйка, могли бы заподозрить неладное.

Вернувшись в отделение, он провел около часа анализируя информацию, выписывая имена, адреса, и даты.

— Есть в этом деле два странных аспекта, — объяснил он капитану Марти. — Первый, мы, возможно, имеем дело с очень умным парнем. Второй — федералы до сих пор еще не заявились.

— Нет, не заявились? — спросил Марти иронически.

— Нет. Секретная Служба непричастна. Мафия — вряд ли. В общем, бойтесь злопамятных частных лиц, троянцы.

— Глубокая философия, Лерой. А конкретно?

— Преступнику за тридцать. С жертвой был знаком, но не близко. Это все, что я могу сказать в данный момент. Нужно доработать.

— Ну, наконец-то мы добрались до сути. Дорабатывай.

Сидя в неприглядном баре с плохой репутацией, в трех кварталах от участка, глядя в рюмку с плохим вином, Детектив Лерой занялся тем, чем люди занимаются редко — выяснял, какие именно личные мотивы движут им в данный момент.

Несмотря на то, что дело было интригующее, исход дела его не интересовал.

Если бы он пожелал, он нашел бы Гвендолин Форрестер гораздо раньше. Может, то, что ее имя всплыло в этом расследовании — знамение? Может, пора ему было ее найти?

По натуре подозрительный, Лерой не доверял людям, и именно поэтому не собирался сейчас отправляться с визитом к мисс Форрестер. Сперва нужно было многое о ней разузнать.

Имя и фамилия — Гейл Камински — стояли в самом начале списка. Электронная почта, длинные телефонные разговоры, чек на оплату банковской ссуды на дом. Близкая подруга, не иначе. Такая подруга, которой доверяют тайны. Может быть. Чемпион-тяжеловес пусть ждет. Не убежит. Лерой до него еще доберется — но не сейчас. Позже.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. РЕАКЦИЯ ГВЕН

Просыпаюсь сегодня в семь утра или около того, и перед глазами картинка — будто меня балует и ласкает необыкновенно красивый мужчина. Это не грезы мои обычные, грез не бывает, когда я сплю, и сны тоже редко случаются, посему думаю, что это какая-то галлюцинация, только ощущения очень реальные. Внезапно я прихожу в себя, но все еще ухмыляюсь, улыбка от уха до уха, счастливая. Встаю и иду на кухню и делаю себе чашку очень крепкого эспрессо. Сажусь перед окном и курю утреннюю сигарету. Смотрю в окно. Дождь.

Уже неделю мучаюсь. Больно и грустно. Невыносимо. Лицо все опухло. Очень я расклеилась, вот что.

Почему это произошло? А?

Я обожала трепаться с инфернальной сукой. Любила выходить с ней в свет. Я над ней издевалась, конечно, вышучивала ее, но, может, в тайне я ею гордилась, гордилась, что у меня есть старшая сестра, которая красивее всех, кого я знаю.

Она была популярна в любом месте, куда бы не пошла. Я чувствовала себя привилегированной, когда мне доводилось объяснять ей всякое разное, про музыку и живопись и литературу и науку и прочее. Она всегда слушала. В смысле, она всегда принимала мое превосходство как должное, и всегда слушала внимательно, хотя и не понимала половину сказанного. Про радиоволны и звукозапись я так и не смогла ей объяснить. Она кивала мудро и даже изображала энтузиазм, но глаза ее, илэйново-голубые, всегда покрывались такой специальной поволокой, когда я об этих предметах начинала говорить. Женщинам любая наука до лампочки. А я просто выродок, наверное.

Помню, мы дурачили наших друзей и бедных наших родителей тоже — невинно дурачили. Наши голоса похожи… были похожи… почти неотличимы, если по телефону. Не очень благородное занятие, но увлекательное. Два раза ей удалось меня шокировать — в моем присутствии она притворялась, что она — я, телефонируя одному профессору социологии, с которым я была знакома — выдала ему целую кучу научно звучащих глупостей. Преувеличенно все это у нее получилось, и в плохом вкусе, но шутка удалась. Бедный дурак, он ничего не заподозрил, а я чуть от хохота не загнулась — во время обоих разговоров.

Из окна у меня вид на Сентрал Парк, весной захватывающий — особенно после последнего снегопада. Нынче суббота, но там уже люди, тем не менее, прогуливают своих глупых собак, бегают трусцой, волокут свои тупые газеты, и так далее. Люди не перестают меня удивлять. Ведь семь часов утра — и суббота. Им что, заняться больше нечем субботним утром? В смысле — субботнее утро, оно ведь предназначено для лени и томности на всю катушку. Следует обмениваться очень медленными ласками, в полудреме, с тем, с кем ты в данный момент находишься в постели. А?

В день, когда я выехала наконец из дома моих родителей, я сразу купила себе вот эти вот черные шелковые простыни. Папа бы озверел, а мама бы умерла от зависти, если бы они видели, как выглядит моя квартира. Именно поэтому им сюда ходу нет. Прислугу я не держу — а что же, квартира у меня однокомнатная, более или менее, ну, бывший стенной шкаф очень большой, поэтому он мне служит спальней. В общем, квартира моя — из тех квартир, которые часто видишь в сладких голливудских фильмах для среднего класса, только в фильмах в таких квартирах живут официантки и стюардессы, и моложавые клерки в галстуках, любой или любому из которых месяцев шесть нужно было бы работать, чтобы оплатить хотя бы один месяц обслуживания. Мой отец купил мне эту квартиру после того, как я три месяца тосковала и капризничала и странно себя вела в его присутствии. Когда мне нужно, чтобы люди посвятили мне часть их драгоценного времени, им, людям, всегда кажется, что тоже самое время может быть потрачено с большей пользой. Не желают они ублажать добрую старую Гвен. А если, к примеру, речь о деньгах, то они воображают, что есть на свете более выгодные способы капиталовложения, чем за Гвен платить. Обычно я просто усиливаю давление на них до тех пор, пока они не сдаются.

Я не виновата — сами напрашиваются.

Многие люди делают для меня всякое разное, и в один прекрасный момент это начинает льстить их самолюбию. В каком-то смысле я просто даю им возможность ощутить себя духовно возвышенными. Как-то я целую неделю уламывала своего любовника свозить меня на Аляску. Он вместо этого хотел ехать в Аспен, чтобы там вращаться в кругу нуворишей. Аляска оказалась гораздо интереснее, и там никого не заставляли рисковать сломать шею на каком-нибудь дурацком лыжном спуске. Ненавижу лыжи, а в Аспене человек просто обязан на них ездить с гор, потому что это все, чем все эти мегастроители и компьютерные гении там занимаются. Или же — отец мой, который терпеть не может спорт, взял меня с собой на боксерский матч. Всего два дня непрерывного нытья заняло у меня, чтобы его уломать. Понятно, что одна я пойти не могла. Одинокая женщина на боксерском матче, представляете себе. Бесплатные обеды в ресторанах — вообще не в счет. Если живешь в Нью-Йорке и принадлежишь к определенному классу, и денег у тебя намного больше, чем у большинства, обедать можно бесплатно хоть каждый день. Однажды я сама себе поставила задачу обедать бесплатно три недели подряд. Ничего сложного. Звонишь мужчине и ноешь — как одиноко тебе дома. Он тут же тебя и пригласит в заведение. Или же можно организовать поход в ресторан с двумя или тремя подругами, и, поев и поболтав, притвориться смущенной и сказать, что кошелек забыла дома. Нужно, тем не менее, проявлять осторожность. Нужно иногда делать перерывы, иначе кто-нибудь начнет вдруг думать, что он святой, и будет важничать. Один мой так называемый бойфренд месяца три меня, помню, ублажал и обедами, и развлечениями, и поездками, и вдруг начал выдавать фразы типа «Я хороший парень, ты знаешь», и «Я, в общем-то, неплохой мужик» и «В глубине души я вовсе не такой мягкий, как многим кажется, но к тебе у меня слабость». То есть, якобы щедрость его вскружила ему голову. Произошел приступ святости. И когда наконец у него начались в семье неполадки, он умудрился в течении всего двух дней — усыпить собаку, бросить меня, бросить детей на попечение его страдающих родителей, и увезти жену в незапланированный отпуск в Европу. От развода его это не спасло, но некоторое время он чувствовал себя очень щедрым, решительным и бескорыстным.