Александр Беатов - Время дня: ночь Страница 11

…Друзья пробрались по сложному лабиринту между контейнерами, загородили фанерой ход за собою и растянулись на досках, специально для этого ими приспособленных, прикрыли лица от яркого весеннего солнца газетами…

Саша любил приходить сюда даже один, чтобы, погрузившись в полудрёму, подумать или помечтать о чём-нибудь приятном. Дома и в транспорте думалось лучше. Здесь же, на работе, постоянно что-то мешало. Но он старался противиться этой помехе — чтобы не превратиться в работягу, одного из тех, что его окружали. Ради этого он жертвовал и без того мизерным сдельным заработком. "Кто у тебя родители, Волгин?" — неоднократно спрашивал цеховой мастер. И Сашка отвечал, что отец — на пенсии, а мать — кассир в парикмахерской. "Странно!" — говорил мастер и неожиданно возмущался: — "Будь я твоим отцом…" Он не договаривал, шёл прочь по делам. И действительно, дел у него было слишком много, чтобы тратить время на висевшего обузой на его участке лодыря. Мастера вертелся, как белка в колесе, и, пользуясь тем, что до них не было дела, ПТУ-шники могли бездельничать.

Лишь только Сашка погружался в сладкую грёзу, к нему подкрадывался сон, который, впрочем, незаметным образом переходил в беспокойные мысли, невесть откуда вторгавшиеся в сознание. Они завладевали им — и, вот, уже он думал сначала о том, что плохо прикрыл ход между ящиками, и кто-нибудь может обнаружить их пребывание и отвести в Первый Отдел, затем — о том, как он оправдается, если мастер спросит, где он был… Он начинал думать о том, что могут снова урезать зарплату, что уже следует идти обратно в цех… Мысли возвращались на круги своя. Сна уже как будто и не бывало. Сашка снимал с лица газету, смотрел на часы и обнаруживал, что половина времени, которое он наметил для сна, прошла. И тогда он снова пытался сосредоточиться, подумать о чём-нибудь своём. Но бессознательная тревога незаметно подкрадывалась и вытесняла всё, заставляя думать о Заводе…

Порою же, случалось, приходила хорошая яркая тема. Она заглушала все заботы и опасения, и Саша предавался мечтанию. Он специально заранее запоминал и даже записывал такие темы. После разговора с Надей, думать о ней стало казаться ему приятным…

Он попытался представить себе образ девушки: одного с ним роста, плотно сложенная, с русыми небрежно постриженными волосами, в белом халате, как и все в цехе, с широкой улыбкой и большим лбом… Девушка была хорошая, но всё-таки что-то в ней не нравилось Саше. Рост? Ему хотелось бы девушку ростом на пол головы ниже его. Возраст? Он не знал её возраста, но если бы она была младше него, ему бы это понравилось. Телосложение? Он предпочёл бы более хрупкую, чем Надя. Но всё это было внешним. Это ли главное в человеке?..

Саша открыл глаза и взглянул на часы. Он позвал Игоря. Тот снял с лица газету, спросил:

— Что, уже пора в цеха?

Где-то колотили по металлу, и совсем близко трещал экскаватор, временами задыхаясь от натуги. По небу ползли тучи и дым.

Вдруг откуда-то вылетела стрекоза и села прямо на Сашину ладонь. Не думая, он сжал её в кулак, и стрекоза забилась внутри.

Осторожно Саша поднялся и сел, приоткрыл ладонь, и взяв сонную стрекозу за туловище, сложил вместе её крылья… Мелькнула мысль: "Оторвать". Но стрекоза заинтересовала, и он стал её разглядывать…

— Смотри, какая! — сказал он Игорю, всё ещё лежавшему на своей доске.

— Не пори! — обрезал Игорь, полагая, что Сашка начинает новую игру.

— Ишь ты! Видать сонная ещё… Вот и попалась, — продолжал Сашка размышлять вслух в расчёте привлечь внимание Игоря. — Вот так же однажды и нас накроют здесь. Тоже — сонных…

— Что там у тебя? — заинтересовался-таки Игорь.

— Да так… — Не поворачивая головы, ответил Сашка, — Опять механическая стрекоза…

— Стрекоза?

Саша молча разглядывал стрекозу, стараясь не повредить насекомое.

Игорь поднялся и, шагнув к Саше, сел рядом.

— Показываешь! — приказал он.

— Не велено показывать!

Игорь мгновенно схватил Сашкину руку со стрекозой за запястье.

— Показывай, а то сведу на-нет! — И он начал сжимать руку, одновременно заводя её в сторону.

— Перестань! Улетит!

— Свожу на-нет! — Игорь завернул руку ещё дальше.

— Ладно-ладно! — Закричал Сашка.

— То-то! — Игорь отпустил Сашкину руку.

— На, смотри!

Слегка разжав ладонь и придерживая насекомое за крылья другой рукой, Саша показал стрекозу.

— Откуда она? Ведь ещё рано!

— "Откуда"? — передразнил Сашка, — От верблюда! На Заводе ничего не бывает рано! Всё происходит вовремя. Видишь ящики? — Показал Саша на контейнеры вокруг. — Там их должно быть много. Как пчёл — в сотах. Их тут выпускают… Поточное производство… И микроклимат тут свой… Вот одна пригрелась и вылетела…

— Дядя Коля не усмотрел! — стал подыгрывать Игорь.

— Теперь у него из зарплаты вычтут её стоимость!

— Да! Не иначе…

Стрекоза трепыхалась. А Сашка почему-то боялся её повредить. Казалось странным, почему она его не слушается и стремится вырваться на свободу.

— Почти как живая! — сказал он.

— Сколько ж их тут понаделали? — отозвался Игорь. — И зачем?

— Как зачем? У каждой — своя программа. Залетит к тебе в квартиру, сядет где-нибудь за шкафом и запишет на плёнку всё, что ты говорил…

— Значит и наш разговор она записывает сейчас!

— Наверное… Придётся её порешить!

— Давай её сожжём!

— Она механическая, не сгорит!

— Тогда — раздави!

— Нельзя! Её сёстры, когда вылетят из ящиков, вытащат из трупа плёнку и всё узнают. Тогда нам несдобровать!

— Что же делать?

— Я знаю! Пошли!

Саша вытащил из кармана неполный коробок спичек, сложил у стрекозы крылья, аккуратно засунул её и закрыл.

В коридоре, у входа в цех, ребята встретили дядю Колю. Тот шёл, как всегда не спеша, и на его правом безымянном пальце блестела шайба.

— Смотри-ка кто! — Заметил Игорь тихо. — И не ведает, поди, что у нас его стрекоза…

— Никак, он собрался жениться? — Ответил так же тихо Саша. — Видишь шайбу на пальце?

— Нет. Это он только что Именитого забил и трофей взял. Ведь тот хотел его за тачку наказать. Теперь поздно. Дядя Коля только эту шайбу нашёл у него в кармане. Больше тот ничего не имел ценного…

— Поравнявшись с дядей Колей ребята хотели было только кивнуть в знак приветствия. Но он почему-то остановился и, не снимая с пальца шайбы, сильно выдававшейся, пожал им руки.

— Ишь, — заметил Игорь, как только они разошлись, — Помнит добро, хотя и робот…

— Ну да! Это он проверку учинил! У него это не просто шайба! А зонд. Теперь он всё про стрекозу знает. Надо поскорее от неё избавляться!

Цехового мастера в цехе не было. На Сашином рабочем столе стояла Надина банка с лаком.

— На ловца и зверь бежит! — Воскликнул он. — Смотри!

Он отвернул крышку банки, вытащил из коробка стрекозу и бросил в лак…

Некоторое время друзья наблюдали за агонией насекомого. Затем Сашка при помощи пинцета вытащил мёртвую стрекозу и отнёс в электросушильную печь. В течение часа он покрыл насекомое несколькими слоями лака и приделал к нему проволоку, чтобы можно было прицеплять готовую брошь к платью.

7. "Размена нет"

После разговора с дядей Колей, дворник, выйдя из проходной, попал под дождь. Несмотря на это обстоятельство, он решил идти к метро, где находились телефонные будки. Какой-то неприятный осадок оставался у него на душе после дяди Колиных расспросов. Будто тот цинично взял и высосал у него значительную часть психической энергии. И от выпитого вина, как ни странно, лучше не стало, а напротив, незаметно подступила горечь и тоска.

Он шёл по мокрому тротуару, и всё ему казалось бессмысленным: и то, что среди белого дня горели лампы в целом ряду фонарей; и то, что во время дождя поливочные машины зачем-то продолжали поливать мостовую и при этом ехали с зажжёнными фарами; и торопливая походка пешеходов; и, несмотря на эту их спешку, — в магазинах и прямо на улице — очереди, с зонтами и без… Он шёл, и ему было жалко себя, попавшего в этот бессмысленный круговорот. Было обидно — что он бессмысленно промок. И это чувство казалось ему трогательным и даже приятным — так что жалость, тоска, горечь и обида приобретали почти счастливую окраску — ремарковскую "мировую скорбь". Лишь, не хватало чего-то такого, что поставило бы какую-то одну, общую точку над "и".

"А отчего ты дворник-то?" — Вопрос дяди Коли всплывал вновь и вновь, и он снова и снова повторял его для себя, так и не находя на него однозначного ответа…

Разумеется, дворником и сторожем он не родился! Но сделался сам, в силу каких-то неопределённых обстоятельств. Где-нибудь на Западе подобным обстоятельством могло быть движение хиппи, протест против мещанского благополучия. Здесь же было лишь подражание хиппи: потому что терять каких-либо социальных благ не требовалось. Вначале, как и многие нормальные люди, он учился. Окончил институт. Далее работал педагогом в ПТУ, пока вдруг не повстречал советских хиппи, которые ему сказали так: "Зачем работать за 120 рублей целый день и терпеть моральные унижения, когда можно спокойно получать 70, безо всяких вычетов, не работая, ни за что не отвечая, обладая почти полной свободой… Не нужно бороться за увеличение оклада, не нужно опасаться, что тебя подсидят и уволят… Ведь ниже должностей не бывает…"