Михаил Липскеров - Путешествие к центру Москвы Страница 11

– К центру Москвы еду.

– Там-то, Мишель, вы точно умрете от ностальгии по здесь, – ответствовала урожденная фон Шейкман, вырезая из картофелины мой профиль.

– Да нет, это здесь я умираю от ностальгии по там.

– Ну как знаете, – сказала она, элегантно разделывая селедку атлантическую специального посола.

Пока мы с Натальей Константиновной беседовали, Парфен Михалыч слетал за Иеринархом Владимировичем, джентльменом господских кровей. Хлеб насущный он добывал продажей подсвечников, которые свозили ему со всей России после бесплатной приватизации памятников архитектуры, старины и культуры на предмет реставрации за бюджетные деньги по распоряжениям, указам, постановлениям властей всех рангов. Свирепствовал черный нал. Под бдительным присмотром Российского фонда культуры во главе с народным артистом России Н.С. Михалковым.

Подсвечников было множество. Самых разных. От простых медных до фигурных, имеющих художественную и историческую ценность. К примеру, подсвечник в виде русалки, опирающейся на хвост. Изящные руки отведены назад, голова с распущенными волосами откинута, а рот раскрыт в беззвучном крике. В этот рот и вставлялась свеча. Или подсвечник, который держала фрейлина Анна Александровна Вырубова, урожденная Танеева, над постелью балерины Матильды Феликсовны Кшесинской во время пребывания в ней великого князя Сергея Михайловича. Подсвечник доктора Живаго. Подсвечник, с которым Диоген шлялся по Афинам в поисках человека. Так и сдох в бочке одиноким. И целый набор канделябров для карточных игр – от деберца до криббиджа. И проч., и проч., и проч.

Иеринарх Владимирович притащил с собой какую-то непонятную миску литра на три из чистого серебра, увидев которую фон Шейкман впала в ступор над кипящей в чугунке крепостного писателя Менделя Мойхер Сфорима картошкой.

– Это... то... что... я... думаю? – пролепетала она. – И блеск, и шум, и говор балов, а в час пирушки холостой шипенье пенистых бокалов и пунша пламень голубой?

– Точно так-с, милейшая Наталья Константиновна, – с поклоном ответил Иеринарх Владимирович, – Александр Сергеич из этой чаши пуншики пивали. Как гонорарий получат, так часть его всенепременно на пунш потратят. А уж остальное потом в карты проиграют. С Гоголем и Достоевским. Остальные ему были не по рангу.

– Странно... – задумался я, – как это они, играя втроем, всегда все оставались в проигрыше?..

Иеринарх Владимирович тоже надолго задумался... И все задумались... Первым из оцепенения вышел Парфен Михалыч.

– На то они гении! – торжественно сказал он.

И мы как-то сразу успокоились. Потом влили в миску полтора литра водки, литр рома и литр виски, которые приволок посланный вернисажный старичок на побегушках. Подожгли это дело, потушили и очень душевно, под селедочку с картошечкой попили. А потом я подарил Иеринарху Владимировичу досточку от гроба Российской империи, гвоздь и гвоздодер. Как я позже выяснил, он их забодал в качестве частицы Гроба Господня и гвоздя от него странствующему монаху, собирающему пожертвования на восстановление монастыря святого Михаила Круга, который был выгнан (монах) со станции метро «Партизанская» по постановлению Его Святейшества Патриарха Московского и Всея Руси Алексия Второго. Выгнал его сержант Пантюхин. Я долго мучился, не понимая, с какого это бодуна государство в лице сержанта Пантюхина выполняет постановление отделенной от него церкви. А потом успокоился. Если уж без благословения церкви ни одна ракета по врагу не вжарит, ни одна богохульная контора типа Пенсионного фонда без освящения церковью не заработает, то уж гонять по метро монахов руками сержанта Пантюхина – это просто святое дело.

Ох, мать вашу!..

...А потом, расцеловавшись с Натальей Константиновной, Парфеном Михалычем, Иеринархом Владимировичем, вернисажным старичком на побегушках и еще с х...евой тучей посторонних людей, среди которых появился и пропал одинокий печальный ремесленник с объявой «Реставрирую череп по живой голове», я побрел к метро «Партизанская». Чтобы продолжить путь к центру Москвы.

Глава восьмая

И вот стою я себе около пешеходного перехода в поисках светофора, чтобы получить от него сигнал о переходе. Я в смысле перехода улиц чрезвычайно законопослушный человек. Потому что интуитивно чувствую, что мне не понравится, если меня собьет какой-нибудь транспорт при переходе улицы на красный свет светофора. Я до сих пор обливаюсь слезами, вспоминая зайчика, попавшего под трамвайчик. А по мне кто заплачет? Жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда. Но мамы моей уже нет, так что от этого мира я слезинки не дождусь. А вся гармония мира не стоит одной слезинки этого мира. Так что там со светофором?.. А нету его. Не удостоился этот переход чести иметь личный светофор, потому что шириной он метров восемь и какой-либо транспорт здесь ездит крайне редко. Но ездит. И для меня нет разницы: сгибнуть под редко идущим транспортом или под снующим туда-сюда. Последнее даже предпочтительнее.

Так вот, светофора нет. А есть «зебра». Это вообще штука предательская. Была до того времени, как за непропуск пешехода с водителей стали лупить штуку. Очень правильное решение. Есть только одна закавыка. Кто эту штуку будет лупить?.. Если мента нет. И водитель сковырнет меня абсолютно бесплатно. Хотя не думаю, что знание о заплаченной водителем штуке сделает мою гибель под колесами более счастливой.

А в данной ситуации нет светофора, нет мента, нет транспорта. Есть только я и «зебра». «Зебра» и я. Я делаю шаг вперед. И зависаю. Слева появляется асфальтовый каток. Чего он тут появился, вообще непонятно. Все планы префектуры по укладке нового асфальта были выполнены еще зимой, и до следующей зимы никаких ремонтных работ не предусматривается. Не в наших правилах класть асфальт в летнее время. Потому что если класть асфальт в летнее время, то это может продержаться года три. А зимой – год. И для зимней укладки асфальта башлей нужно в три раза больше. А если учесть, что бюджет в России принимают исключительно для того, чтобы его распилить, то зимняя асфальтировка увеличивает сумму распила в три раза. Так что ни один порядочный управленец не станет класть асфальт летом. Чистая экономика. И корпоративная этика. Потому что стоит какомунибудь одному выродку покласть асфальт летом, то и остальных могут (не обязательно, но могут) заставить класть асфальт летом. И в других отраслях народного хозяйства такое тоже может произойти... Так ведь?.. И наступит страшное! Деньжищ в стране станет столько, что нефть и газ нам вообще не нужны будут. Рухнет вертикаль власти, которая целиком сидит на нефти и газе!.. Украина, Прибалтика, Западная Европа на нас положат!.. Опять плюхнемся на колени?.. Не, укладывать асфальт летом никак нельзя. Иначе будет полная потеря национальной самоидентичности. А это единственное, чем богат наш народ. И асфальтовыми катками, приспособленными для работы в зимнее время.

И вот я стою на тротуаре и жду, когда он подъедет. А вдруг водитель катка не знает, что наезд на меня стоит целую штуку?.. А мента нет. И вот каток подъезжает к «зебре», видит меня – и останавливается. Стало быть, знает. Но я на всякий случай не иду. А вдруг не знает и просто закурить остановился? Что-то долго он прикуривает. Наверное, все-таки знает. И я делаю шаг на «зебру». И тут этот долбо...б двигается с места. Я мигом отскакиваю на тротуар. Все-таки не знает... Надо подождать, пока проедет. А он, подлюга, останавливается. Стало быть, знает. Я выжидаю, проверяя его на вшивость. Знает!!! Стоит как вкопанный! Я шагаю на «зебру»... Ну, вы догадались... Это же чистый Альтов, но с остросатирическим уклоном. Я отпрыгиваю на тротуар. Он останавливается. Я рукой предлагаю ему проезжать. Он делает мне то же самое из окна катка большим пальцем левой руки. Он, наверное, думает, что где-то за кустом притаился мент, который в сговоре со мной хочет нагреть его на штуку. Я развожу руками, указываю на кусты и отрицательно качаю головой. И вот тут-то он удостоверяется окончательно, что мент за кустами точно есть. Хотя кустов вообще никаких нет. Но любой водитель в России знает, что мент куст всегда найдет. Даже в пустыне. Поэтому водитель катка вообще выключает мотор, вылезает из кабины и тащит меня через «зебру». И тут каток начинает ехать. Очевидно, водитель забыл поставить его на ручник. Еле-еле мы перескакиваем через переход и провожаем глазами каток, движущийся в сторону шоссе. Тут из-за несуществующих кустов выходит мент и с широкой улыбкой направляется к нам. Мы с водителем смотрим друг на друга и говорим, показывая вслед катку: «Башли у него». Мент бежит за катком.

– А что же ты теперь будешь делать, – спрашиваю я, – без катка?

– А ничего. Он вообще не мой.

– А чей?!

– Откуда я знаю? Я его угнал.

– Зачем?

Водитель посмотрел на меня как на идиота:

– Ну как же не угнать каток, если он стоит?