Робер Мерль - Уик-энд на берегу океана Страница 11

– С врачами всегда полезно поддерживать добрые отношения, а особенно в теперешние времена, – сказал Дьери. – Ведь не каждого станут лечить. Куда там. Им и вздохнуть некогда.

Когда они вошли в перевязочную, Майа затошнило от едкого запаха сукровицы и пота. Очереди ждали человек шестьдесят, большинство – на ногах. Некоторые сидели прямо на полу, привалясь к стене. Один из ожидавших, смертельно бледный, лежал посередине комнаты. Большинство было без рубашек, и пот стекал по их лицам, сбегал струйками с затылка, струился между лопаток.

В дальнем углу перед закрытой дверью сидел за столом низенький капрал, безусый блондинчик в какой-то фантастической форме. Стол был с умыслом поставлен так, чтобы загородить проход в операционную. Перед капралом лежала огромная книга для регистрации, какие-то разноцветные карточки, большие листы, отпечатанные типографским способом. Он то и дело записывал что-то на отрывном листке, затем переносил записанное в книгу, хватал отпечатанную типографским способом карточку, перечеркивал ее решительным движением синего карандаша и подкалывал скрепкой к странице книги. Время от времени он вскидывал голову и скучающе-надменным взглядом обводил раненых.

Все втроем они подошли к столу. Капрал, опустив глаза, стал копаться в своих записях.

– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли, – начал Дьери.

Низенький капрал даже головы не повернул. Безусый блондинчик, щеголь. Воздух вокруг него чуть благоухал одеколоном.

– Он занят.

– Мне хотелось бы видеть помощника хирурга Сирилли.

– Занят, – ответил капрал, почти не шевеля губами.

Дьери даже бровью не повел. Он прочно стоял перед столом. Стоял угрожающей громадой.

– Сходите, пожалуйста, за ним.

Капрал поднял голову, посмотрел на всех троих, не задержавшись ни на ком взглядом.

– Если вы ранены, – все так же не разжимая губ, сказал он, – станьте в хвост. Когда придет очередь, вас перевяжут.

– Да я не об этой царапине говорю, – сказал Дьери. – Соблаговолите передать помощнику хирурга Сирилли, что с ним хочет поговорить лейтенант Дьери. По срочному делу.

Говорил он вежливо, но голос его звучал сухо и отрывисто, как свист хлыста.

Капрал одним взглядом окинул Дьери с головы до ног. Дьери был без куртки, в одной рубашке, но зато брюки прекрасного покроя. Хорошие ботинки. Капрал поднялся.

– Попытаюсь его найти…

– Так-то лучше, попытайтесь, – с великолепной небрежностью бросил Дьери.

Он навис всей своей массой над столом, и холодные его глаза впились в капрала из-за толстых стекол очков.

– Попробую. Только он действительно очень занят.

– Скажите ему, что его хочет видеть лейтенант Дьери.

– Попытаюсь, – повторил капрал.

И скрылся за дверью. Александр расхохотался.

– А давно ты лейтенантом стал?

– Раз говорю, значит, надо.

– А этот тоже еще, стерва, – сказал Александр, – так бы и отрезал ему кое-что. Все равно ему без надобности.

– Сволочь, да еще из окопавшихся, – сказал Майа.

– Свинья!

– Давай сожжем все его бумажонки? – предложил Майа.

– А еще лучше отрежем ему кое-что, когда он вернется. Он и без этих подробностей прекрасно обойдется.

– Курва, – добавил Майа.

– «Он очень занят»! – передразнил Александр. – А задница твоя, сволочь, тоже очень занята?

– Поросенок!

– «Когда придет очередь – вас перевяжут», – продолжал передразнивать Александр. – А главное ведь, эта сволочуга прав.

– В том-то и беда!

– О ком это вы? – удивленно спросил Дьери.

– Об этой сволочи.

– А-а, – протянул Дьери, – я его и не заметил.

– А что бы ты стал делать, если бы твой трюк с лейтенантом не прошел?

Дьери вытащил из кармана пачку «голуаз».

– Все было предусмотрено. Но я сразу понял, что с этим сопляком надо действовать не бакшишем, а престижем.

– Благодари бога, что ты не нарвался на меня, – сказал Александр, – ведь со мной – где сядешь, там и слезешь.

Дьери окинул его холодным взглядом.

– А тебя бы я взял на обаяние.

В эту минуту вошел капрал. Он склонился перед Дьери с игривой вежливостью:

– Пройдите, пожалуйста, сюда, господин лейтенант.

Все трое очутились в абсолютно пустой комнате поменьше, выкрашенной в белый цвет. Широко открытое окно выходило в сад санатория. Вдруг справа or них внезапно распахнулась дверь. На пороге появился высокий молодой человек в белом халате, забрызганном кровью. Он быстро подошел к ним. Это был настоящий красавец.

– А-а, это вы, Дьери! – воскликнул он и открыл в улыбке два ряда ослепительных зубов. – А вестовой сказал, что меня хочет видеть какой-то лейтенант Дьери. Я и не догадался, что это вы. Чуть было вообще не отказался выйти.

Майа с улыбкой посмотрел на Дьери.

– Очевидно, вестовой ошибся, – примирительно сказал Дьери. – Разрешите, доктор…

Сирилли пожал руку Майа и Александру. Волосы у него были черные, безукоризненно гладкие, а лицо редкостной красоты.

– Пока что я еще не доктор. До войны я был интерном в Биша.

Он улыбнулся, и снова блеснули ярко-белые зубы.

– Чем могу вам служить?

– Приходите-ка сегодня вечером к нам пообедать, доктор, – сказал Дьери. – Отдохнете от вашего санатория, все-таки разнообразие, тем более что у нас превосходный шеф-повар.

И показал на Александра.

– Охотно, но пораньше, скажем, в шесть вас устроит?

– Вполне.

– С удовольствием выберусь из санатория. Мы тут совсем сбились с ног. С трудом урываешь свободный часок. А что это у вас с рукой?

– Где? – небрежно спросил Дьери. – Ах это, да так, пустяки. Просто в воздухе порхал осколочек снаряда, и я ухитрился его поймать.

Сирилли с озабоченным видом склонился над раной. Был он так хорош собой, что казалось – это не врач, а прославленный кинолюбовник, играющий в фильме роль врача.

– Страшного ничего, и рана чистая.

– Мы ее промыли виски.

– О, черт! Значит, вы свое виски пускаете на такие дела. Я лично предпочитаю его пить.

– Мы для вас кое-что приберегли, – быстро сказал Дьери. – Выпьете вечером вместе с нами.

Сирилли улыбнулся.

– Все-таки сделаем вам перевязочку.

Он ввел их в соседнюю комнату. Трое, а может, четверо молодых людей в белых халатах возились с ранеными. Здесь уже не пахло потом и кровью – все заглушал запах эфира. Белокурая сестра переходила от одного врача к другому и разносила бинты. Когда в комнату вошел Сирилли, она быстро оглянулась. Они обменялись улыбкой.

– У вас, должно быть, дела сверх головы.

Сирилли, не скупясь, поливал рану эфиром.

– А как же, – весело откликнулся он, – бывает до пятидесяти перевязок в час. А многие загибаются раньше, чем их успеваешь осмотреть.

К ним приблизилась белокурая сестричка. Она вложила в руку Сирилли бинт. Он поблагодарил ее, не подымая глаз.

– Здесь у нас только легкие ранения. Настоящая мясорубка в другом крыле.

И снова одарил их своей лучезарной улыбкой.

– А вы сделаете мне противостолбнячный укол?

Сирилли замялся.

– Конечно, стоило бы, но у нас так мало осталось сыворотки, что, в сущности, мы ее бережем для тяжелых больных.

Белокурая сестричка стояла рядом с Сирилли, обхватив ладонями свои круглые локти. И не шевелилась. Не глядела ни на кого. Будто ждала чего-то. Майа посмотрел на нее, и вдруг ему показалось, что он случайно попал в самый центр излучаемого ею света и тепла, не предназначавшихся ему. «Красивая ты баба, – подумал Майа. – Белая, розовая, и будто ждешь чего-то. Само ожидание, как августовский луг перед дождем».

– Вот и спеленали младенчика, – сказал Сирилли. – Через неделю останется только изящный рубец. Как раз такой, чтобы по возвращении растрогать домашних.

– Жаклина, – позвал кто-то из молодых людей в белых халатах.

Белокурая сестричка резко повернулась на каблуках и пошла на зов в дальний угол операционной, Майа завороженно глядел на ее мерно покачивающиеся бедра.

– Простите, – сказал Сирилли, – но дела у нас свыше головы…

– Значит, до вечера, – сказал Дьери.

– Буду ровно в шесть.

Но Дьери и не собирался уходить. Его щеки как-то величественно раздвинула улыбка. Такая ласковая и нежная, какой Майа не только не видел, но и не подозревал за ним.

– Будьте так добры, доктор. Притащите с собой шприц. Сделайте мне укольчик. На душе как-то спокойнее будет.

Сирилли улыбнулся.

– Ну, если вы уж так настаиваете!

И Майа решил, что Дьери, конечно, думает сейчас про себя: «Моя взяла!»

На небе по-прежнему сияло солнце Лазурного Берега. Пахло близким морем. Если хорошенько прислушаться, то можно было различить всплеск волны, умиравшей на песке. Майа жадно глотал свежий воздух… Вдруг он почувствовал себя ужасно счастливым. Он удивился, что все части тела при нем, что не чувствуется уже запаха эфира, что не видно уже крови.