Федор Шахмагонов - Из жизни полковника Дубровина Страница 11

Генерал сам встал к противотанковой пушке.

Артиллеристом он оказался отменным. Его снаряды один за другим разбивались о броню грозных французских машин и не причиняли никакого вреда. Он ушел с позиции под защиту зенитных батарей, которые в одной хотя бы точке остановили продвижение французских танков. Прямо по рации, открытым текстом он запросил разведку штаба группы армий, не ведет ли на него наступления вся дивизия целиком. Оттуда его успокоили, сообщив, что де Голлю дан приказ высшими французскими военными властями прекратить наступление, что действует всего лишь танковая рота, а дивизия оттягивается в резервную армию под Парижем, которая должна не наступать, а обороняться.

Атака не была отбита: французские танки отошли сами. Я написал Рамсроринху:

"Господин барон!

Я был свидетелем боевого столкновения с французскими танками, когда они взялись за дело всерьез. В несколько минут они затупили острие немецкого наступления и отбросили немецкие танки назад".

Через два дня немецкие танковые колонны устремились к Ла-Маншу по чистому полю, не имел впереди заслона из французских танковых дивизий.

Фронт союзников разорван. Основные силы отрезаны от центра, моторизованные части отрезаны от баз снабжения, рвалась связь между штабами. Генерал шел на Дюнкерк, где сосредоточился английский экспедиционный корпус для переправы через Ла-Мапш.

Сорок 41раицузских и английских дивизии, отсеченных от столицы, пробиваясь на юг, могли бы еще сорвать немцам победу. Но дивизии сдавались в плен, а англичане устремились в Дюнкерк, сами влезая в мешок, из которого не было никаких шалсов вырваться...

20 мая одна из дивизий нашего генерала вышла на побережье.

Всякая отсрочка приводила генерала в неистовство.

И я не знал, когда в нем берет верх солдат, а когда политик. В первые дни он был больше политиком, теперь он рвался к завершению операции, забыв, что все наступление ему было искусственно облегчено и что на последнем этапе могли вступать в силу неизвестные положения сговора.

22 мая он готовился двинуть танки на Дюнкерк, где сосредоточился английский экспедиционный корпус.

Но рано утром, 22 мая, он получил приказ взять другое направление, а одна из его дивизий была выведена в резерв. Французы контратаковали. И я опять был свидетелем, как они малыми силами легко теснят немцев.

Тогда в штабе корпуса никто еще не знал судьбы, уготованной экспедиционному английскому корпусу в Дюнкерке. Генерал считал, что фон Клейст и никто другой виновен в проволочках и не дает ему инициативы.

Дюнкерк был в огненном кольце, танковый удар — и все было бы кончено. Но приказа об ударе на Дюнкерк не поступало. Танки приблизились к городу, они достигли реки Аа, все было готово для штурма. Штурм предполагалось начать 24 мая. И вдруг приказ верховного командования: "Дюнкерк предоставить авиации. Если овладение Кале натолкнется на трудности, то и этот город тоже предоставить авиации. Удерживать побережье Ла-Манша. Перерыв в операциях использовать для ремонта машин". Категорически воспрещалось переправляться через реку Аа и вести какие-либо боевые действия на Дюнкерк. Этим приказом было остановлено все левое крыло наступающей немецкой армии.

Генерал ринулся к рации. Связался со штабом группы армий. Ему ответили, что этот приказ отдал фюрер, что никакому обсуждению он не подлежит.

Все же отдельные части переправились через Аа. Но тут же последовали новые приказы сверху. Войска были остановлены на окраинах города. С наблюдательного пункта корпуса было видно, что на Дюнкерк идут волна за волной пикирующие бомбардировщики, что город горит, видны были сотни судов всех типов, на которые грузились английские солдаты. Это тоже была игра в поддавки, по теперь те силы, которые открыли путь немецким танкам во Францию, предоставили возможность эвакуироваться английским солдатам.

Я мог только удивляться, что побуждало генерала искать объяснения... Разгромив Францию, Гитлер давал возможность Англии выйти из войны; уничтожив английский корпус, он терял всякие шансы на мирные переговоры с Англией.

В Центр сообщил, что английских солдат из Дюнкерка выпустили. Начинался новый тур игры Гитлера с Англией, прикидка — нет ли возможности привлечь ее как союзницу в поход на Восток.

Рамфоринх и несколько его коллег появились ночью па командном пункте корпуса. Утром они наблюдали за эвакуацией англичан. Рамфоринх забрал меня с собой.

Моя миссия была окончена.

— Вы сдержаны в оценках, — заметил он мне. — Победа полная, победа, которой Германия никогда не могла добиться над Францией... Теперь у нас в руках весь оружейный арсенал Европы...

Влияние "кружка друзей" на английских коллег ослабло, в их среде начались свои несогласия, и перед Гитлером возникла дилемма-воевать на два фронта или остановиться на полпути.

Этакие мысли частенько стали посещать и фон Рамфоринха, а мысли Гитлера были зеркалом мыслей Рамфоринхов, Круппов и других.

И даже те, кто открыл дорогу немецким танкам во Франции, Рамфоринх и его коллеги, даже они разделились во мнениях. Они были твердо убеждены, что их личное благополучие не зависит от исхода войны. Поход в Россию для них имел смысл даже с простейшей грабительской целью. Вывезти сырье, используя временные успехи, а потом хоть трава не расти. Они все равно в выгоде. Иные уверовали, что может быть и победа, однако, не опасаясь для себя лично и поражения.

— Я не проиграю войны! — повторял Рамфоринх. — Это для меня исключено. Большевизм не пустят .на запад его же нынешние союзники.

Мне всегда было интересно с ним спорить.

— Но миллионы немцев погибнут ни за что?

— Народ?

— Да, народ! — ответил я твердо.

Слово "народ" всегда разжигало Рамфоринха.

— Что такое народ?! — восклицал он в ярости. — Почему народ-это те, кто пашет землю, доят коров, крутят руль у машины или забивает гвозди? Почему это народ, а я не народ? Их много, а нас мало? Это несерьезное измерение! Этот народ был народом, когда охотились на мамонтов. А история показала, что людская масса-это строительный материал, как камень, как кирпич, руда и все остальное...

— Человеконенавистничество не привилегия двадцатого века... Оно придумано значительно ранее!

— А! Человеконенавистничество! — отмахнулся барон. — Это слабенький аргумент. Вы же не можете отрицать, что быть Рамфоринхом-это тоже талант! Талант, который родит таланты и извлекает их из безликой массы! Если бы мы не покупали картин, то не было бы художников, если бы мы не предъявляли к ним требований, искусство не имело бы своих шедевров! Все Возрождение-это высокий вкус купца и магната, а потом уже виртуозное мастерство Леонардо, Рафаэля и Микеланджело! Имелся бы покупатель со вкусом — и сегодня найдутся Рафаэли... На чьи они существовали деньги, для кого писали, чьи исполняли заказы? Безликой массы?

Кто двинул танки нашего генерала и открыл им дорогу?

Вы нелестно отозвались о немецком солдате, но вы не можете отрицать, что кампания во Франции выиграна с блеском! Не солдатом выиграна! Не народом! На.м наскучили революции, бесконечная демагогия в защиту безликой массы, бесконечные ее претензии. И мы организуем по-своему мир. В этом мире безликая масса будет выполнять механическую работу.

Рамфоринх подошел к глобусу и нежно погладил его.

Глобус медленно вращался.

Он подозвал меня.

— Заманчивая картина! Год назад ни по населению, ни по промышленному потенциалу Германия не превосходила Россию... Только год-и как все изменилось! Выплавка стали превосходит вдвое выплавку стали в России, угля вдвое, есть и нефть... Союзники надежны, они покорены!

— Стало быть, Россия! — подтолкнул я барона.

— Альтернатива... Я вам о ней говорил...

Берлинское радио и немецкие газеты широко оповестили мир о приезде в Берлин наркома иностранных дел СССР В. М. Молотова, о его встречах с Гитлером. Текст коммюнике невнятен. Общие фразы. Не случайно, должно быть. Рамфоринх заслал меня на эти дни в горную резиденцию, быть может, опасался какой-либо моей неосторожности и повышенной бдительности гестапо. Молотов уехал, барон появился в горной резиденции и поспешил рассказать мне о предложении Гитлера в беседе с Молотовым поделить наследство Британской империи.

Германия и Италия получали Европу и Африку, Япония-Юго-Восточную Азию, Советскому Союзу любезно предоставлялась Индия, вплоть до Индийского океана.

— Здесь и ответ! — заключил он. — Если Москва примет предложения, мы не пустим Гитлера в Россию...

Это уже было совсем прозрачно. Рамфоринх и сам заметил нарочитость своего хода. Он усмехнулся и поправился:

— Впрочем, это моя позиция... Густав Крупп фон Болен за поход в Россию...

К тому времени в Швейцарии вышла книга бывшего соратника Гитлера, близкого ему человека, эмигрировавшего из Германии, некоего Раушнинга. Я изучил книгу и показал Рамфоринху особо примечательные страницы.