Агота Кристоф - Толстая тетрадь (журнальный вариант) Страница 11

Один из нас начинает играть на губной гармошке, а второй поет известную песню о женщине, которая ждет мужа: муж ушел на войну и скоро вернется с победой.

Понемногу все посетители кафе поворачиваются к нам; голоса и шум стихают. Мы играем и поем все громче и громче, мы слышим, как отдается под сводчатым потолком подвала наша песня — как будто вместе с нами поет кто-то еще.

Когда мы заканчиваем песню, мы смотрим на усталые, пустые лица. Одна из женщин смеется и хлопает нам. Молодой однорукий парень с шелушащейся кожей на лице просит:

— Еще. Спойте еще что-нибудь!

Мы меняемся ролями. Тот, кто играл на гармошке, отдает ее второму, и мы поем новую песню.

Тощий человек, шатаясь, подходит к нам и кричит нам в лицо:

— Молчать, щенки!

Он грубо толкает нас так, что один отлетает направо, другой налево. Мы падаем, роняем губную гармошку на пол. Тощий, держась за стену, поднимается по лестнице, и мы слышим, как он, уже на улице, орет: «Молчать! Всем молчать!…»

Мы подбираем нашу губную гармошку и обтираем ее; кто-то говорит:

— Этот парень глухой…

Еще кто— то добавляет:

— Он не только глухой, он еще и ненормальный. Полный псих.

Старик гладит нас по голове. Из его глубоко запавших, обведенных темными кругами глаз текут слезы.

— Эх, жизнь несчастная!… Бедные вы ребята! Бедный наш мир!…

Одна из женщин говорит:

— Глухой, ненормальный — а вернулся все-таки. Вот и ты вернулся…

Она садится на колени к однорукому, тот говорит:

— Это точно, красотка. Я-то вернулся. А только как мне теперь работать, а? Пилить, скажем, — и то, чем доску держать стану? Рукавом пустым?…

Другой парень, который сидит на скамейке, невесело смеется:

— Вот и я тоже вернулся. До пояса — человек, а ниже — паралитик. И ноги не работают, и все прочее. И уж, говорят, никогда не поправлюсь. Так лучше бы меня разом убило…

Другая женщина говорит:

— Ну, вам, мужикам, не угодишь. Вот в госпитале, где я работаю, только и слышишь от умирающих — мол, каким ни есть, а выжить бы, вернуться домой, мать увидеть, жену, еще хоть чуток пожить…

— А ты заткнись. Бабы войны не нюхали!

Женщина отвечает:

— Не нюхали, говоришь? Гомик недоделанный. Это мы все тянем на себе — и работу и заботу. Кто детишек поднимает, кто вас продырявленных выхаживает? Вот кончится война, вы, мужики, враз все героями заделаетесь. Помер — герой, выжил — герой, калека — тоже герой. Потому вы, мужики, войну и придумали. Это ваша война, вы ее хотели — ну так теперь не жалуйтесь. Герои. Герой управляться с дырой!

Все начинают спорить и кричать. Старик рядом с нами повторяет:

— Никто этой войны не хотел, никто.

Мы выходим из подвала и идем домой.

Улицы и пыльная дорога, которая ведет к дому бабушки, ярко освещены луной.

Мы расширяем репертуар

Мы учимся жонглировать фруктами: яблоками, грецкими орехами, абрикосами. Сначала двумя — это просто, потом тремя, четырьмя и, наконец, пятью.

Мы придумываем фокусы с картами и сигаретами.

Мы разучиваем акробатические номера. Мы можем ходить колесом, делать сальто вперед и назад, хорошо ходим на руках.

Мы одеваемся в очень старую одежду, которая нам сильно велика, мы нашли ее в сундуке на чердаке. Это рваные клетчатые куртки и широкие, мешковатые штаны — их мы подвязываем веревкой. Еще мы нашли в сундуке круглую черную шляпу-котелок.

Один из нас привязывает на нос стручок сладкого красного перца, другой нацепляет усы из кукурузных метелок. Нам удается раздобыть губную помаду, и мы рисуем себе рты до ушей.

Одетые как клоуны, мы идем на рынок. Там много лавок и всегда много народу.

Мы начинаем представление, и для начала изо всех сил дудим в губную гармошку и колотим в барабанчик — мы сделали его из большой тыквы-горлянки, которую мы выскребли и высушили. Когда собирается достаточно народу, мы жонглируем помидорами и даже яйцами. Помидоры настоящие, но яйца мы выпили и наполнили скорлупу песком. Люди этого, конечно, не знают и аплодируют, когда мы делаем вид, что едва не роняем яйцо и подхватываем его в последний момент.

Потом мы показываем фокусы и акробатические номера.

Пока один из нас ходит колесом и крутит сальто, второй обходит зрителей — он идет на руках, держа в зубах шляпу.

Вечером, одевшись уже в обычную одежду, мы обходим городские кафе.

Вскоре мы уже знаем все кафе в Городке, погребки, где хозяева продают вино собственного изготовления, распивочные, где пьют стоя, заведения получше, куда ходит хорошо одетая публика и офицеры, которые ищут девушек.

Пьющие легко расстаются с деньгами. Они так же легко доверяются другим. Поэтому скоро мы знаем очень многое о разных людях, даже их тайны.

Часто люди угощают нас или покупают нам вино, и постепенно мы привыкаем к алкоголю. Еще мы курим — нас угощают и сигаретами.

Наши выступления повсюду пользуются большим успехом. Люди считают, что у нас хороший голос, хлопают нам и все время просят повторить наши номера.

Театр

Иногда, если публика внимательна, не слишком пьяна и не очень шумит, мы показываем одну из маленьких пьес, которые мы сами придумали. Например, «Богач и бедняк».

Один из нас играет богача, другой бедняка.

Богач сидит за столом и курит. Входит бедняк:

— Я уже наколол ваши дрова, сударь.

— Тебе трудиться полезно. Для здоровья хорошо. Вон какой ты здоровый — щеки-то румяные какие!

— Но у меня руки замерзли, сударь.

— Подойди-ка сюда! Покажи руки. Фу, как ты их запустил! Вся кожа в трещинах и болячках! Просто отвратительно!

— Это от холода, сударь. Это цыпки.

— Бр-р, вечно вы, бедняки, цепляете разные скверные болезни. Это все оттого, что вы такие грязные. Ну ладно, на — вот тебе за работу.

Он кидает бедняку пачку сигарет, и бедняк закуривает. Но он стоит у дверей, и пепельницы поблизости нет, а подойти к столу он не осмеливается, поэтому он стряхивает пепел себе в ладонь. Богач, который хочет поскорее выпроводить бедняка, притворяется, будто не замечает, что тому нужна пепельница. Но бедняк не хочет уходить, потому что он голоден. Он говорит:

— У вас хорошо пахнет, сударь.

— Это потому, что у меня в доме чисто. Это запах чистоты.

— У вас еще и горячим супом пахнет, сударь. Я сегодня еще не ел…

— И напрасно. Что касается меня, я сегодня обедаю в ресторане, потому что дал кухарке выходной.

Бедняк принюхивается:

— А супом пахнет…

Богач сердито кричит:

— Не может тут супом пахнуть; никто тут никакого супа не варит; это или от соседей тянет, или мерещится тебе! Вы, бедняки, ни о чем не можете думать, кроме своего брюха, — вот почему у вас нет денег: вы их проедаете на супе и колбасе! Свиньи вы прожорливые, вот и все! Нечего тут стоять, пеплом пол посыпать! Убирайся, и чтоб я тебя больше не видел!

Богач отворяет дверь, пинками выгоняет бедняка, и бедняк падает на мостовую.

Потом богач запирает дверь, садится за стол, наливает себе большую тарелку супа и, складывая ладони, говорит:

— Благодарю Тебя, Господи Иисусе, за милости Твои и блага, иже даровал нам за наше смирение!

Воздушная тревога

Когда мы только приехали к бабушке, воздушных налетов на Городок почти не было. Теперь они случаются все чаще и чаще. Сирены начинают выть в любое время дня и ночи — совсем как в Большом Городе. Люди прячутся по подвалам и погребам. Улицы во время налетов пустеют. Иногда хозяева даже оставляют открытыми двери домов и лавок. Мы этим пользуемся — заходим и берем что хотим.

Сами мы никогда не прячемся в погреб. Бабушка тоже не прячется. Днем мы работаем, как обычно, и ночью спим, как спали.

Чаще всего самолеты просто пролетают над Городком и сбрасывают бомбы по ту сторону границы. Но иногда бомба все-таки попадает в дом. Когда такое случается, мы находим место, куда упала бомба, по столбу дыма и идем посмотреть, что разрушено. Если в разрушенном доме находится что-нибудь нужное нам, мы это берем.

Мы заметили, что люди, которые прятались в подвалах разбомбленных домов, всегда погибают. Зато печка и труба почти всегда остаются неповрежденными, даже если дом рушится.

Иногда самолет пролетает очень низко, стреляя из пулеметов по людям на улице. Денщик объяснил нам, что, когда самолет летит на нас, нужно быть очень осторожными, но когда он над головой, опасности уже нет.

Из— за налетов запрещено зажигать огни, если окна не закрыты плотными шторами. Бабушка считает, что проще вовсе не зажигать лампу. Ночью патрули ходят по улицам и следят за соблюдением этого приказа.

Однажды за ужином мы разговариваем о самолете, который сбили возле Городка: он загорелся и упал. Мы видели, как летчик выпрыгнул из него с парашютом.

— Мы не знаем, что было дальше с этим вражеским летчиком, — говорим мы.

Бабушка говорит:

— Вражеским? Это наши друзья, наши братья. Скоро они придут сюда.