Эдуард Лимонов - Смерть современных героев Страница 11

Мимо проковылял старик в черном костюме и черном свитере под горло, таща под мышкой несколько больших и толстых свечей. Пройдя компанию, старик оглянулся на них.

— Он учуял марихуанный дым, — шепнул Галант.

— Ну что вы, — пропела мисс, — в таком огромном помещении запах тоненького джойнта не уловить. Посмотрите, сколько пространства над нами, и я скрутила совсем небольшой джойнт. Наклоняйтесь же, он уже далеко!

Зачем-то сняв с шеи фуляр и сунув его в карман, Галант наклонился к руке мисс Ивенс. Клеть руки мисс спрятала в сумку. Тонкий дымок тянулся из сумки, прилипая затем к телу колонны. Взяв руку мисс, Галант приник губами к сплющенному срезу джойнта и глубоко затянулся. Он также захотел посмотреть на знаменитый алтарь в хай-состоянии.

16

Отвернувшись к колонне, заслоненная спинами мужчин, мисс Ивенс изготовила второй джойнт уже с помощью машинки. Обнаглевшие, они принимали теперь куда меньше предосторожностей и пустились в путешествие по базилике, передавая друг другу курящийся, как куча горелых листьев в Люксембургском саду, цилиндрик. Мисс не забывала расхваливать в промежутках между затяжками мраморы и мозаики базилики. И собственную компанию.

— Мы очень хорошие. Мы трагичные и трогательные. — Мисс Ивенс взяла мужчин за руки. — Мы лучше всех здесь. Посмотрите на тупое лицо скандинавского юноши.

Она повернула спутников в нужном направлении. И они действительно увидели тупое, непроявившееся до конца, здоровое краснощекое лицо с несколькими прыщами на щеках. Как будто у природы не хватило дыхания, и она недодула, недоделала лицо, как не распускается до конца самый отдаленный стеклянный цветок в гирлянде, ибо по пути к нему ослабевает струя дыхания стеклодува.

— Видите! — Мисс Ивенс поняла, что они увидели то же, что видела она, и восторжествовала. — Почти у всех, обратите внимание, такие же лица. Тупость и боязнь жизни написана на них. Большая часть населения любой страны — недоделанные природой идиоты. Завершенный человек — редкость. Поглядите на старуху! Человека возможно определить по его физиономии безошибочно. Он может не представлять себя, достаточно лица. В лице — все. У олд леди осталась одна радость в жизни — она любит вкусненькое. Обратите внимание на то, как она машинально перебирает губками, будто и сейчас жует…

Впереди у алтаря священнослужители замышляли нечто, группировались и перегруппировывались, вооруженные свечами. Надевали через голову тяжелые церковные одежды. Передавали из рук в руки большие свечи. Толкались, как школьники на большой перемене. Даже повизгивали. Ничуть не смущаясь присутствием уже довольно многочисленной толпы. Намечалось какое-то церковное мероприятие.

— Мы должны остаться и посмотреть! Я уверена, что будет очень красиво. Останемся, а, Джон? Ну пожалуйста!

«Что это она?» — подумал Джон, не поняв настроения мисс. Он не предлагал приятелям уйти. Возбужденная, — несколько авокадо-прядей упали на лоб, покрывшийся пятнами, шарф в беспорядке свалялся на шее, также покрывшейся пятнами поверх глубоких складок, — мисс Ивенс глядела на него с мучительной гримаской трагической актрисы.

— Ну разумеется, останемся! — поспешно согласился он, пытаясь вспомнить, кого она ему напоминает. Кого?

— Спасибо!

Улыбка. Авокадо-волосы. Горячие губы мисс Ивенс приклеились к руке Галанта. Может быть, она над ним смеется? Ах да, они же накурились травы… Заслоняя церковь, толпу зрителей и, наконец, сгруппировавшихся в колонну священнослужителей, появились крупным планом на всю церковь ретроспектированные шерстистые шары Виктора, надвигающиеся на разветвленные белые ноги мисс Ивенс. С блондинистых волос в ущелье разветвления мисс, как воск со свечей, спадали белесые капли… Галант внезапно нашел, на кого походит сейчас в базилике, здесь, мисс Ивенс. На святую безумицу рок-н-ролла, на Джанис Джоплин. На известное, 1970 года, фото CBS, где Джанис в дурацкой меховой шапке с брошью боком сидит на круглом табурете и одна рука ладонью вверх выставлена на зрителя. Улыбочка широкого привольного безумия… Брюки, блузка с рукавами буфф, несколько рядов бус свисают с шеи меж ног, падая на табурет. Святая юродивая.

Задвигались и пошли по четыре в ряд, негромко запевая, начиная неизвестный ему католический гимн, священнослужители. В первой шеренге шагали дети — мальчики лет, может быть, от десяти. Их тонкие плечики заострялись вверх из широких священнослужительских юбок. Голоса звучали звонко и печально. Каждый, напрягшись, держал в руках тяжелую свечу. У крайнего в ряду мальчишки в углу засохло темное пятно.

— Шоколад, Виктор! — прошептала сзади мисс Ивенс. — Шоколад! — повторила она, сжав локоть Галанта. — За шоколадку такой мальчик позволит старшим делать с собой что угодно.

Теплой волной горячего воска ударило в лица толпы. Сзади щелкнул затвор запрещенного фотоаппарата. Религиозный парад двигался не быстро. Рода войск не сменялись, но постепенно увеличивался возраст участников. Юные бледные ангелы сменились пятнадцатилетними или семнадцатилетними ушастыми гориллами с нечистой кожей и несформировавшимися еще в лицо чертами.

— Тяжелая стадия мастурбации, — комментировала мисс Ивенс.

У нескольких были кирпично-розовые щеки деревенских парней. Мелкие, неинтересные, очень южные черты лица изобличали абсолютную незначительность персонажа.

— Бедные семьи отдают детей в священники. Хорошая карьера в Италии, — щепнула недоброжелательная комментаторша.

Горбоносый, обритый наголо, на них оскалился и им подморгнул, проходя, парень. С таким лицом он вполне мог бы шествовать из зала суда, сопровождаемый двумя карабинерами. И так же подморгнул бы им, толпе.

Юбки солдат религии хлопали и тяжело шелестели. Под юбками скрывались стройные и уродливые тела, вздутые и запавшие животы, и колыхались под животами всегда наполненные тяжелые шары священнослужителей. Беспокойно было влияние этих тугих гирь на жизнь солдат религии. Из-под юбок выскальзывали попеременно ботинки и сандалеты. Носки и голые ноги сквозь ремни сандалет. В данный момент ступни проходившей армии были большие и грубые. Мимо, Галант поднял голову, дефилировали солдаты во цвете сил. Сытые, хорошо бритые щеки отливали южной синевой. Запахом одеколонов и деодорантов повеяло на толпу. И самые крупные, самые тяжелые гири качались в такт пению под юбками. И крепко и ярко горели сжимаемые ими свечи.

Пятидесятилетние и шестидесятилетние солдаты религии являли собой более разнообразное собрание индивидуумов. На лицах нескольких была написана самая простая страсть преклонного возраста — обжорство. Одного, только что отобедавшего, очевидно некстати, толстяка клонило ко сну. Несколько патеров имели сизый цвет лица, знакомый Галанту по лицам парижских клошаров — алкоголиков. Высокий, худой патер с костистыми скулами нес на лице такую дикую страсть, что Галант не решился посмотреть ему в глаза, несомые патером твердо впереди себя.

— Поглядите, Фиона! — стиснул он зеленый рукав мисс, выдвинувшейся вперед.

— Садист! — убежденно сказала мисс.

Галант подумал, что определения мисс Ивенс страдают категоричностью, но в какой-то области чувств патер несомненно был неистов. Елейные, приятные, чистые и улыбчивые, некоторые в очках, прошли старички, определенные англичанкой как педофилы. Последним, тяжело опираясь на палку, с маленькой свечой паралитизировал вслед бригаде совсем старый, замшелый гоплит.

— Подводя итог параду, — сказал Галант, когда они выбирались из базилики, — можно сказать, что на всю религиозную бригаду из сотни или более человек не показали ни единого типа без пороков и страстей. Вся эта команда могла отлично иллюстрировать своими ликами учебник психопатологии… Мерси, мисс Ивенс, и мерси, мисс Марихуана. В нормальном состоянии, внимательно вглядываясь, можно догадаться, что некоторые из них монстры, но мисс Марихуана не оставляет никаких сомнений. Вот почему все правительства против драгс. Они не хотят, чтобы подростки были хай, ибо в этом состоянии детки видят, какие монстры взрослые люди. Правда всплывает наружу, и вся социальная игра расстраивается. Глядишь по Ти-Ви на министра, а министр…

— Кто-нибудь заметил среди них убийцу? — Мисс Ивенс закашлялась. Они вышли на мокрую площадь.

— Я не видел, — сказал Виктор. — Но можно было хорошо рассмотреть только крайних двух. Так что половину прелестей мы не увидели.

17

— Завтра мы встанем рано, купим карту и отправимся серьезно обследовать город, — сказала мисс, когда они оказались в комнате.

Галанту пришлось, не пользуясь лифтом, взбежать по лестнице. Неясно было, наказывает ли администрация клиентов, платящих за двух, а живущих втроем, но на всякий случай они решили не рисковать. Разумнее было использовать деньги на другие цели. Дверь лифта находилась анфас — прямо перед конторкой ресепшионистов, лестница была не видна им из сидячего положения.