Бернар Клавель - Гром небесный Страница 11

— Он сломает дверь, — выдохнула Мария.

Тут Брассак стал кричать:

— Открывайте, шлюхи… или я… или я всё здесь разнесу!

Я почувствовала, как Мария зашевелилась. Я схватила её за руку и сказала, чтобы она не вставала. В отличие от неё, я его не боялась.

Брассак продолжал нас поносить, но он говорил так громко и так быстро, что я половины не поняла из того, что он сказал. Он заткнулся только, чтобы два раза ударить в дверь ногой. Потом он снова заорал, но теперь было отчётливо слышно каждое слово:

— Вы две потаскухи… Вместе вам будет хорошо в постели… Брассак, да у тебя ж сразу две проститутки! Но тебе остаётся только дрочить — проститутки сегодня бастуют!

Следующую минуту он гоготал, не переставая. А потом вдруг бросил:

— Слышишь ты, Мария-рохля? Ты такая же проститутка, как и она… Ты та, кого трахают, а пользы никакой… У тебя ни на что негодное брюхо, слышишь? Негодное! Ты даже ребёнка произвести не способна!

Мария начала плакать. Она плакала тихо, стыдливо, с короткими всхлипами. От каждого оскорбления Брассака мне становилось больно за неё. Но он продолжал. Секунду я держалась, но потом не вытерпела, и, живо поднявшись, подбежала к двери.

— Симона! — вскрикнула Мария.

Я велела ей молчать. Не зажигая свет, я быстро повернула ключ и распахнула дверь. Увидев меня, Брассак заткнулся. Руки повисли вдоль его большого качающегося тела. В его взгляде не было больше прежней злобы. На мгновение он напомнил мне Боба, когда его бранили. Я намеревалась выругать его или даже дать пощёчину, если понадобится. Но я просто сказала:

— Вы отвратительны.

Он что-то пробормотал и медленно поплёлся к себе, ссутулившись ещё больше, чем обычно. Огромные ладони, казалось, тянули его руки к полу.

В тот момент у меня было странное ощущение, что Леандр никогда не дойдёт эти несколько метров до конца коридора, и я навсегда останусь здесь стоять, глядя ему вслед.

Однако он всё-таки добрался до своей двери и закрыл её за собой, не оборачиваясь.

12

На следующее утро Мария нечаянно разбудила меня, когда вставала. Она очень старалась меня не беспокоить, но я всё равно плохо спала всю ночь. Несколько раз я просыпалась, и, почувствовав рядом тепло чьего-то тела, я поначалу очень удивлялась.

Я притворялась спящей, пока Мария не вышла из комнаты. Наверняка она очень устала.

Она долго плакала. Даже во сне, я несколько раз слышала, как она всхлипывала и вздыхала. Я хотела её утешить, но не знала, что сказать ей после всего того, что наговорил Брассак. Поэтому я предпочитала молчать. Слыша её непрестанные рыдания, я думала об источнике, который начинался из глубин земли, под каштаном. Если заткнуть его устье рукой, вода тут же отыщет другой выход. Ничего не поделаешь, она всё равно будет течь. Также и Марии нужно было выплакать всю свою обиду.

Когда она вышла, я снова попыталась уснуть, но не могла, а вставать у меня не было сил. Как только я спустилась, Мария очень удивилась и извинилась, что разбудила меня. Я ответила, что это неважно.

Подходя к столу, чтобы взять бумаги, которые Брассак бросил вчера, я увидела короткую записку, написанную его рукой. Мария заметила мой взгляд и сказала:

— Как видите, он ушёл ещё до рассвета. Он оставил эту записку, чтобы мы не ждали его к обеду.

— И где же он?

— Наверное, в другой части долины, в Старой Земле — он собирался рубить сосны, я слышала стук наверху.

Я вышла из дома и пересекла двор. Вдалеке действительно раздавались методичные удары топора по дереву. Я внимательно посмотрела на сосновый лес, которая находилась на вершине холма — её называли Старая Земля. Несколько раз я была уверена, что вижу движение, и это Леандр, но на самом деле, из-за усилившегося ветра шевелилось всё. Было очень холодно, и я заметила, что ветер дует уже не с востока, а с севера.

Вернувшись домой, я стучала зубами. Мария развела огонь, и кухня наполнилась приятным теплом с вкусным запахом кофе с молоком.

Я села завтракать. Я была голодна и вообще очень любила кофе с молоком и тартинки с маслом, но даже это не могло отвлечь меня от мыслей о Леандре. Я спросила Марию, взял ли он c собой что-нибудь поесть. Она сказала, что, видимо, он взял с собой хлеба и кусок свиного сала. Она немного помедлила, а потом добавила:

— И всё-таки весь день без горячего и в такую-то погоду, разве ж так можно!

Вскоре Мария вышла с ведром похлёбки, которую приготовила для своей свиньи.

Утро показалось мне бесконечно долгим. Я не знала, чем себя занять. Мария не говорила ни слова. Однако когда наши взгляды встречались, между нами будто пробегал ток. Раньше такого не было. Разумеется, мы обе немного смущались, но было и ещё что-то, похожее на сообщничество, на секрет, который мы обе должны были сохранить.

В 10 часов я спросила Марию, не сварить ли нам суп, чтобы я потом могла отнести его Леандру в котелке. Она лишь сказала:

— Казалось бы пустяк, но путь неблизкий, да и наверх взбираться надо.

Я никогда не поднималась в этот лес и подошла к окну, чтобы оценить расстояние. Было, конечно же, далековато. Но тут я подумала о предстоящем дне, о Леандре, забравшем всех собак, и сказала:

— Ничего, я всё равно пойду.

Мы сразу же почистили овощи, и Мария стала готовить вкусный суп со свининой и копчёной колбасой.

В полдень мы вдвоём закончили есть, и я могла идти. Мария приготовила пузатый котелок, куда она налила суп и в придачу положила кусок свинины и полпалки колбасы.

— Он всегда берёт с собой этот котелок — он не очень тяжёлый, и его можно повесить над огнём.

В сумку она мне положила ложку, миску и хлеб.

Я пошла по тропинке, и мне было непривычно, что передо мной не бежит Боб. Ветер дул всё так же сильно, без конца кружа вихрем листья и поднимая их вверх. Каштаны качались и трещали. Во время ходьбы я не мёрзла. Ветер дул мне в спину, и я чувствовала, как он пронизывает меня до костей и поддувает под манто. Несколько раз он заставил меня вспомнить о мужских руках.

Думая об этом, я не могла не обойти мыслями прошлую ночь. Тепло Марии, которого было достаточно, чтобы разбудить меня, немного смущало.

С тех пор, как я встала, я чувствовала — что-то изменилось. Конечно же, я думала о Марии и о Леандре, о той жизни, которую они вели многие годы, постоянно ссорясь без причины, но и не только об этом.

Ветер всё также подгонял меня в спину, а листья, подлетая, задевали мне лицо и ноги. Я проделала уже три четверти пути, как вдруг осознала, что с самого утра у меня перед глазами стоит лицо Марселя.

Я остановилась. Но больше я не была в состоянии недельной давности, теперь я была способна думать.

Неужели я действительно хотела видеть Марселя?

Я знала, что по пути я не смогу избавиться от этой навязчивой идеи. Но, несмотря на это, я подняла котелок и пошла быстрее. Тропинка поднималась теперь между целиной и лугом. Деревьев, которые могли бы защитить меня от ветра, который дул мне теперь в правый бок, больше не было. Я побежала, но под сенью сосен вынуждена была остановиться, чтоб отдышаться.

Только я хотела двинуться дальше, как на меня набросился Боб. Из-за него я чуть не упала со своим котелком, но ругать его не стала. Со времени моего приезда сюда, это был первый раз, когда я не видела его полдня. Я погладила его по голове, и мне ничего другого не оставалось, как следовать за ним к Леандру.

Леандр уже срубил пять больших сосен и обломал им ветки. Теперь он вязал хворост, и поэтому я не слышала стука. Когда он увидел меня, то сначала очень смутился, а потом грустно улыбнулся. Я решила, что лучше всего сделать вид, как будто так и надо, и крикнула:

— Обедать, лесной человек, обедать!

Тогда Леандр подошёл ко мне и сказал:

— Идти слишком далеко, не нужно было…

Но я чувствовала, как он счастлив, что я пришла. По дороге суп остыл, и надо было развести костёр. Но здесь, на верху холма, и из-за сосен и ветра этого делать было нельзя. Мы спустились к ручью. Там, рядом с костром, который Леандр развёл между двух камней, было так хорошо. Ветер едва ощущался, но было слышно, как он дует над нами, завывает и как трещат от него ветки. Он метался над долиной, почти не опускаясь в её низину. Ему удалось взметнуть лишь пару листьев, которые медленно опускались на землю. А ещё было забавно наблюдать, как дым нашего костра поднимался прямо, а потом, встретив наверху ветер, трепетал и сразу изворачивался.

Леандр сидел на земле, напротив меня. Я смотрела на него сквозь дым — он всё так же грустно улыбался. Когда суп подогрелся, он захотел, чтобы я тоже налила себе тарелку. Я не заставила долго себя упрашивать, потому что по пути очень проголодалась. Да к тому же Леандр утверждал, что суп просто бесподобный. Так оно и было, мне он тоже показался очень вкусным.