Нурбей Гулиа - Русский декамерон, или О событиях загадочных и невероятных Страница 11

Я начну рассказ издалека - с описания жизни обыкновен ного тбилисского юноши, родившегося и воспитанного в годы "культа личности". Юноша, который до этих дней воспринимал любовь "партии и правительства" к своему народу всерьез, стал кивается с чудовищным предательством - и взрывается.

У меня в детстве был целый иконостас портретов Сталина, я обращался к нему утром и вечером. Как я теперь понимаю, молился. Правда, молился и Боженьке, но потом просил за это прощения у Сталина.

И вот в 1952 году я узнаю, что Сталин приедет в Тбилиси. Как должен поступить сын, когда приезжает отец? Я так и по ступил - пошел встречать отца на вокзал. Взяв, естественно, с собой свой фотоаппарат "Комсомолец".

Я думал, это будет бронепоезд с красными флагами. Но ста линский вагон оказался обычным с виду; проводник распахнул двери, протер тряпкой поручни и отодвинулся кудато в глубь вагона. Сердце мое заколотилось. В проеме под аплодисменты толпы встречающих показался Сталин. Я почемуто думал, что Сталин - молодой, высокий и энергичный, а увидел полнова того, рябого старика в белом кителе с брюшком и усталым взгля дом. Видимо, дорога утомила старика. Это было мое первое по трясение. Второе не заставило себя ждать.

Старик устало помахал рукой толпе, а потом сделал то, чего я никак не ожидал увидеть. Вместо того чтобы молодцевато, как и подобает Вождю Всех Пролетариев Мира, выскочить из ваго на, гордо подняв голову, он вдруг, медленно топчась на месте, повернулся к публике спиной и, выпятив вперед зад в белых брюках, стал неторопливо и аккуратно спускаться по лестнице на низкий перрон, держась за протертые проводником поруч ни. Я протиснулся со своим "Комсомольцем" поближе и, дож давшись, пока Сталин глянет в мою сторону, щелкнул.

Фотография получилась. Я берег ее всю жизнь, перевозил с квартиры на квартиру и из города в город. Снимок изрядно пожелтел, видимо, я по пионерской неопытности недодержал его в ванночке с закрепителем. Он и сейчас стоит у меня на книж ной полке.

Сталин и сопровождающие вышли на привокзальную пло щадь, но ни в какие машины не сели, а просто и демократично, как и подобает Вождям в самой демократичной и свободной сол нечной стране, прошли пешком один квартал по улице Челюс кинцев (ныне Вокзальной). И лишь потом сели в авто. Я поехал за ними на троллейбусе, потому что знал, куда поедет Вождь. Это знал весь Тбилиси - он направится во дворец бывшего на местника генералгубернатора ВоронцоваДашкова, переделан ный большевиками во дворец пионеров.

Еще из троллейбуса я увидел толпу мальчишек, прилипших к ограде сада, куда выходил фасад дворца. И я тоже протиснул ся к ней. Сталин находился от меня метрах в пятидесяти, не да лее. Позже, повзрослев, я дивился, почему не было никакой ох раны - ведь через эту решетку ограды любой мог выстрелить в товарища Сталина и убить его! Например, я. Никто никого не обыскивал. Толпа стояла перед решеткой и глазела. А за ре шеткой был Сталин.

Он сидел на скамеечке и беседовал с людьми. Рядом, ничуть не обращая внимания на самого Сталина, садовник в белом пе реднике и картузе невозмутимо поливал сад из шланга. Вдруг Сталин чтото сказал окружающим, после чего один из при сутствующих бегом удалился. Видимо, Сталин попросил воды.

Но вождь не стал дожидаться посланца, он просто пальцем поманил садовника, взял у него резиновый шланг и, налив себе в ладонь воды, выпил ее прямо из горсти. Вскоре прибе жал человек с подносом в руках, на котором стояли бутылка "Боржоми" и бокал. Но Сталин только отмахнулся от него.

5 марта 1953 года Сталин умер. Что было тогда в России, хо рошо известно: плакали даже дети репрессированных. Ну а Гру зия - она просто потонула в слезах. Моя бабушка сказала: "Теперь брат на брата пойдет, пропадет страна!" А поэт Иосиф Нонешвили писал, что если бы солнце погасло, то мы бы не так горевали - ведь оно светило не только хорошим, но и плохим людям, ну а Сталин, как известно, светил только хорошим.

Народ на стихийных сходках предлагал всю страну или, по меньшей мере, Грузию назвать именем вождя (ну, как Ко лумбию - именем открывателя Америки), а первым секрета рем сделать сына Сталина - Василия или, "на худой конец, Лаврентия Берия, тоже грузина какникак".

А потом, в начале 1956 года, случился роковой ХХ съезд партии. Потрясенная Грузия узнала, что Анастас Микоян выс тупил с разоблачением культа личности Вождя.

И тогда Грузия стала ждать печальную дату - 5 марта, что бы еще раз убедиться: великая катастрофа случилась. Наступи ло 5 марта. Все газеты были раскуплены. Люди передавали их друг другу и возмущенно качали головами: "Вах! Вах! Нэ одын слова нэ напысалы про дэн смэрты важдя!" Как будто Сталина и не существовало! Это было невыносимо, и население Грузии, особенно молодежь, взорвалась.

Придя утром 6 марта на занятия в школу, я обнаружил уче ников и учителей во главе с директором на улице перед школой. Никто, похоже, не собирался заходить в здание. Завхоз мол ча с мрачным видом выносил со склада портреты вождей - Ленина, Сталина, Маленкова, Молотова... Хрущев и Анастас Микоян были тут же с гневом отвергнуты и затоптаны школьни ками. Мы намеревались идти с портретами и лозунгом: "Ленин Сталин!" к Дому правительства. Это решение возникло както внезапно и сразу во всех головах одновременно. Никто даже ни чего не обсуждал.

Старшеклассники остановили пару грузовиков, и мы быст ро залезли в кузов. Ехать было куда интереснее, чем идти. Ока залось, что мы со своей школьной идеей были не одиноки - по дороге было много таких грузовиков со школьниками. Было достаточно и пеших демонстрантов. Подъезжая к центру города - улице Руставели, где и находился Дом правительства, мы вы крикивали наши лозунги и боролись с попытками некоторых двоечников крикнуть нецензурщину в адрес строгих учителей.

Возле Дома правительства нас всех встретил какойто дядя и, махая руками, торжественно пообещал, что завтра газеты напечатают про Сталина все, что надо. И удовлетворенные де монстранты разъехались: завтра напишут, наконец, что 5 марта три года назад умер Сталин!

8 марта было устроено грандиозное представление на цент ральной площади города - площади Ленина. Но мы помнили, как называлась раньше эта площадь. Люди мрачно шутили, что в Москве даже Институт Стали переименован в Институт Лени...

На площади по кругу разъезжала черная открытая машина "ЗиС", в которой находились актеры, наряженные как Ленин и Сталин. Это был тбилисский народный обычай - на всех демонстрациях и торжественных мероприятиях два актера, любимые народом, наряженные в вождей, ездили по площади на "ЗиСе" с одной и той же мизансценой. Стоящий "Сталин" широким жестом показывал сидящему "Ленину" на ликующий народ вокруг. "Ленин" одобрительно улыбался, похлопывая "Сталина" по талии и жал ему руку. Толпа ликовала.

Кстати, тот дядя, у Дома правительства, сдержал свое сло во - тбилисские газеты вышли с громадными портретами Ста лина и хвалебными статьями о нем. Казалось, ничего не предве щало трагедии. Но наступило 9 марта 1956 года...

А в ночь с восьмого на девятое марта 1956 года, то есть спус тя обещанные три года и три дня после сна о Зевсе и Сталине, мне снится Афродита в образе Венеры Милосской, только с ру ками и ногами - словом, обычная красивая женщина. Я стара юсь к ней прорваться, но тщетно. Чтото невидимое мешает мне это сделать, я злюсь и в сердцах говорю богине: "А Зевсто обе щал, что вы примете меня именно сегодня ночью!" - "Я бы тебя приняла, - надменно смеясь, отвечает она, - но ты же видишь, что я не живая, а каменная. Да к тому же еще ктото такой же каменный тебя ко мне не пускает!" И какаято мужская статуя ударом в грудь, как мне показалось, ревниво отталкивает меня от богини...

Не знаю почему, но представлением и газетами властям ус покоить народ не удалось. И на следующий после торжествен ных мероприятий день демонстранты, в числе которых был, ра зумеется, и я, подошли к Дому связи, располагавшемуся побли зости от Дома правительства, и многотысячной толпой стали напротив него. У входа в Дом связи находилась вооруженная охрана.

Не помню уже, по какой причине у "инициативной группы" в толпе возникло желание дать телеграмму Молотову. Кажется, хотели поздравить его с днем рождения, который был 9 марта. От толпы отделились четыре человека - двое юношей и две девушки, подошли к охране. И их тут же схватили, выкрутили им руки и завели в дом. Толпа бросилась через улицу на выруч ку. А из окон Дома связи вдруг заработали пулеметы.

Дальнейшая картина преследует меня всю жизнь. Вокруг начали падать люди. Первые мгновения они почемуто падали молча, я не слышал никаких криков, только треск пулеметов. Потом вдруг один из пулеметов перенес огонь на огромный пла тан, росший напротив Дома связи, помоему, он и сейчас там стоит. На дереве, естественно, сидели мальчишки. Мертвые дети посыпались с дерева, как спелые яблоки с яблони. С тяжелым стуком...

Тут молчание прервалось, и раздался многотысячный вопль толпы. Все кинулись кто куда - в переулки, укрытия, но пуле меты продолжали косить убегающих людей. Рядом со мной за мертво упал сын бывшего директора нашей школы Клементия Гогия - мой ровесник. Я заметался и вдруг увидел перед собой небольшой памятник писателю Эгнате Ниношвили. Я бросился туда и спрятался за спиной писателя, лицо и грудь которого тут же покрылись оспинами от пуль. Затем, когда пулеметчик пере нес огонь кудато вправо, я бросился бежать по скверу.