Александр Прозоров - Репортаж о черном "мерседесе" Страница 11

Увы, не удалось рассказать о том, как авторам мешали – для того, чтобы обойти наших чиновников, пришлось организовать целый «карманный» институт, от имени которого дать ФРГэшникам лицензию на производство и уже оттуда возить лекарство сюда. Сегодня [10] Россия – единственная страна в мире, где можно купить «сегидрин». Несчастным иностранцам приходится ездить на лечение сюда или нелегально [11] вывозить лекарство на родину. Конкуренция в фармакологии – жуткая и кровавая вещь, особенно когда собственный минздрав на стороне противника.

Про Гершановича можно рассказывать бесконечно, можно написать про него захватывающий боевик а ля «Три мушкетера» или длиннющую научно-популярную биографию, можно смеяться над детской наивностью, с какой этот умнейший человек верит в силу газетного слова: с момента нашей первой встречи про автобусы я написал раза три, и даже лично в автопарк и в мэрию тыкался, все бестолку, всем начхать – хоть каждый день пропечатывайте. Все это неважно. Главное то, что если Михаил Лазаревич подтвердит, что моих бедолаг могли загипнотизировать насмерть, то никто на этой планете не рискнет ему возразить.

Часы показывали половину пятого. Значит, он еще на работе.

Гершанович довольно долго с кем-то общался, потом еще дольше не брал трубку, но в начале шестого, уже не надеясь на удачу, я его все-таки поймал.

– А, это ты, Сереженька? Вовремя. Ты знаешь, у нас тут торжественное событие. Для медсестер стоимость «проездного» для вояжа на работу стала выше зарплаты. Как они выкручиваются, не представляю.

– А вы как, Михаил Лазаревич?

– А я что? – удивился он. – Я же профессор.

– Вы знаете, у меня тут возник вопрос один, – начал я. – Про гипноз.

– Вот тут я тебе, Сереженька, помочь не смогу, – прокричал он. – Не моя область. Плохо слышно тебя.

– А что мне делать?

– Не знаю, Сережа. Был у меня толковый паренек, психотерапевт на отделении. Линьков такой, Леня. Но сбежал. Как зарплату платить перестали, ушел работать на конюшню, куда-то на мясокомбинат. Видать, лошади ему дороже людей.

– Жаль…

– Ну, извини, Сережа. Мне идти нужно, тут гости приехали, – Гершанович не утерпел и похвастался: – из Японии.

– До свидания.

– Да, да, конечно.

Японцы зачастили в Песочный после того, как латыши заказали им испытания одного из наших новых лекарств. Точнее, это НИИ Петрова заключил договор на независимые лабораторные испытания препарата. Большую их часть латвийские ученые провели сами, а завершающую стадию, с обезьянками, спихнули в Страну Восходящего Солнца. Сэкономить решили. Так вот, самураи выставили им счет, втрое превышающий сумму контракта с нашим НИИ Онкологии. А сами повадились ездить в гости к авторам перспективных лекарств.

Я немного послушал короткие гудки, а потом повесил трубку. Помпы с резолюцией международного уровня не получилось. Придется наводить справки у простых специалистов. Ну и что, все равно я прав?

Несмотря на кажущуюся неопределенность, адрес специалиста имелся совершенно точный: мясокомбинатов у нас в городе всего два, и только у «Самсона» есть стадион с конно-манежной школой. Отправился я туда с утра – вдруг у них рабочий день только до пяти? Чего бензин понапрасну жечь? Линькова мне показали сразу. Вооружившись совковой лопатой и большой тачкой, он выгребал из дальнего стойла желтоватую грязь.

– Леонид? – на всякий случай уточнил я. – Здравствуйте.

Он выпрямился, тяжело дыша. Чуть синеватая майка на нем намокла от пота, плечи покрывал толстый слой пыли, нос блестел от крупных капель.

– Устали?

– Хотите попробовать?

– Нет, спасибо, – усмехнулся я. – В другой раз.

– Могу передумать до следующего раза-то! – предупредил он.

– Ну, значит не повезло, – развел я руками. – А обратиться к вам мне посоветовал Гершанович.

– А-а, Михаил Лазаревич, – покачал он головой. – А мне ничуть не стыдно. Когда моя работа в институте стала чем-то вроде хобби, то я решил делать задаром то, что нравится, а не то, что надо. Вы против?

– Я всего лишь хочу задать один вопрос, по вашей прежней специальности.

– Валяйте.

– Можно ли человека заставить совершить под гипнозом самоубийство?

– Нет.

– Почему нет? – удивился я.

– Это уже второй вопрос, – усмехнулся он. – Вы спросили, я ответил. Что еще нужно?

– Подождите! – у меня было такое ощущение, словно землю из-под ног выдернули и я в воздухе лапками перебираю. – Но ведь под гипнозом человек находится полностью во власти…

– Молодой человек, не знаю вашего имени! – перебил меня Линьков. – Вы пришли узнать мое мнение или навязать мне свое? Вам я ответил, а свое можете оставить себе на память. Меня оно нисколько не интересует.

– Постойте! – взмолился я, видя, как грубо разрушается такая стройная и красивая схема. – Мне это очень важно! Неужели нет способов заставить человека наложить на себя руки?

– Нет, способов масса, – громко расхохотался он. – Только к гипнозу они никакого отношения не имеют. А вы, молодой человек, похоже, дешевой фантастики начитались. Лучше бы газеты читали. Тут на Мурманском шоссе недавно бандит разбился. Гнал на большой скорости, а на дорогу пьяный забрел. Вот золотой наш и отвернул деревья считать. Главное, остановись он, так ведь убил бы ублюдка и не поморщился, а давить не стал. Почему? Потому, что подумать не успел, и действовал ин-стин-кти-вно. Запрет убивать себе подобного, а уж тем более себя, зашит у нас глубоко в подкорке и, даже пребывая в полном сознании, подавить этот запрет очень, очень трудно. А навязать свою волю другому с помощью гипноза, заставить совершить подобное не-воз-мож-но! Все. Вы довольны?

Я промолчал, не зная, что сказать. Мир рухнул, и нужно было собирать его снова, по крошкам, по кусочкам.

– Вы знаете, юный гость, – продолжал разглагольствовать Линьков, – я мораторий на смертную казнь поддерживаю. Но с одной оговоркой: на существо, убившее человека, никакие меры гуманизма распространяться не должны. Ведь это уже не наш соплеменник, он не считает людей своими собратьями. Это представитель другого вида, просто опасное животное на двух ногах, не больше.

– А если бы вы хотели заставить загипнотизированного человека совершить самоубийство, как бы вы поступили?

– Знаете что, дорогой мой, – резко набычился он, – шли бы вы отсюда!

Линьков снова взялся за лопату.

– Постойте, – в третий раз попросил я и достал свой блокнот. – Может, это вас немного развлечет: Олег Костенко. Программист, математик. Говорят, многообещающий. Получил для своей работы несколько гранов, а потом и приглашение в Гарвард. Сходил на курсы изучения английского под гипнозом, после чего бросился под поезд в метро. Игорь Рыжков. Реставратор автомобилей. Молодой парень, золотые руки. Собирался поехать на выставку в Стратфорд с единственной сохранившейся «эмкой-кабриолет» [12] – привирал я, конечно, безбожно, но без этого нашему брату нельзя. – Пошел на курсы изучения английского языка под гипнозом, после чего спрыгнул с вышки ЛЭП. Копелевич. Художник, только-только набирающий популярность. Точнее, набиравший. После посещения курсов изучения языка под гипнозом он бросился в Неву с моста Строителей. Две сестрички, которые собрались выйти замуж в Соединенных Штатах…

– И длинный у вас мартиролог? – не выдержал Линьков.

– Весьма.

– А какая роль отводится мне?

– Эксперта. Повторите еще раз, что под гипнозом невозможно заставить человека наложить на себя руки, и мы сочтем всю эту череду трупов случайным совпадением. Так как, Леонид?

На этот раз он отложил лопату, снял брезентовые рукавицы, отер лоб и подошел к дверце стола.

– Вы из милиции?

– Нет. Стайкин, Сергей Александрович, газета "Час Пик", отдел социальных проблем. Удостоверение показать?

– А вы тут при чем? Тут уголовный розыск должен вопросы задавать.

– Уголовный розыск констатировал чистое и безупречное самоубийство в каждом конкретном случае.

– А вы?

– А я как раз самоубийцами и интересовался. Хотел написать статью о причинах, которые заставляют молодых и талантливых людей уходить из жизни. Получается, основная причина – стремление выучить английский язык. Под гипнозом. Что скажете?