Игорь Ефимов - Седьмая жена Страница 11

Очнувшись, он увидел над собой встревоженные лица жены-2 и мужа-2-2. Жена-2 отвела руки со шлангом – водяные стебли перестали хлестать его по лицу. Муж-2-2, мистер Фихтер, Гордон, стоял на коленях и все еще сжимал в кулаке портативную сирену.

– Страшно сожалею, спорт. Страшно сожалею… Мы никого не ждали… Кэтлин говорит: «Кто-то пробрался на задний двор, крадется к Бетси». Я поначалу схватил свой тридцативосьмикалибровый. Потом гляжу – это же бывший родственник. Дай, думаю, насмешу. А ты – с катушек… Страшно сожалею…

Девочка Бетси каталась по поролоновому матрасу, восторженно дрыгала в воздухе ногами, вопила: «Еще! Еще раз! Хочу еще!»

– Бетси, замолчи! – прикрикнула жена-2. – Дядя Энтони мог остаться глухим на всю жизнь. Энтони, ты меня слышишь? Ты мог оглохнуть! Он слышит, Гордон, слышит! Ну, твое счастье. Если бы он оглох, представляешь, какой иск на нас бы обрушился? Представляешь? А еще адвокат, называется.

– Иск – это ерунда. Такой иск я бы мизинцем раздавил. Вторжение на частную территорию было? Было. Действия, угрожающие жизни ребенка, имели место? Вне всякого сомнения. Присяжные все были бы за меня. Чистая самозащита, да еще без применения оружия. Поверь, спорт, ничего бы у тебя не выгорело. Не горюй. А каким ветром тебя занесло? Почему не позвонил? Почему в дверь не постучал?

– Энтони, наверно, захотел повидать детей, – сказала жена-2. – Он вдруг вспомнил, что не видел их больше года, и решил приехать. Такое случается – я читала. Отцовские чувства иногда вспыхивают в самый неожиданный момент.

– А детей-то старики забрали на месяц.

– Некоторые люди еще способны на спонтанное поведение. Что-нибудь накатит, нахлынет на них – они прыгают в машину и едут. А потом снова не вспоминают годами. Они называют это «жить, подчиняясь чувствам». Всем чувствам, кроме чувства долга. Это так удобно. Можно не вспоминать про дни рождения, не интересоваться отметками, не беспокоиться о здоровье, о счетах из школы. Ведь чувства молчат.

– Мы как раз садились обедать, спорт. Ты обедаешь с нами. И-и-и – никаких разговоров. А то вызову полицию и припаяю тебе «вторжение с преступными намерениями». Вечером поедем катать шары. Есть тут одно славное местечко. Без баб, без танцулек. Работают только глаз и локоть, глаз и плечо, глаз и мышца. Р-раз! Вход только для членов клуба и их гостей. А оттуда – в бассейн. И в сауну. И в джакузи. Вообще – куда душа попросит.

Все пошли в дом. Антона отвели наверх, заставили снять мокрый пиджак и рубашку, надеть хозяйскую пижаму. На несколько минут он был оставлен один. Он вспомнил о своей миссии и поплелся осматривать второй этаж. Детская с зарешеченным окном. Главная спальня. Комната для гостей, комнаты старших детей с поблескивающими компьютерами и радиокомбайнами. Одна дверь оказалась запертой. Он постоял прислушиваясь, потом негромко позвал:

– Голда!.. Голда, это я. Если ты не хочешь, я никому не скажу, что ты здесь. Мне бы только самому знать.

Никто не ответил.

– …Все же я не могу понять, что с тобой стряслось, спорт. Уйти из бизнеса в такие времена! Ну случилось несчастье, ну потерял жену – но не конец же света. Тем более для тебя. Были у тебя до нее жены, будут и после. Ты хоть выгляни ненадолго из своей норы, посмотри, что творится кругом. Знаешь ли ты, какое сейчас раздолье – и вашему брату, и нашему? Нет такой беды, такого несчастья, на которое не найдется виноватого с толстым бумажником. То есть они и раньше были, большого ума не надо, чтобы найти. Но чего не было – доброты. Такой всеобщей. Разливанной. Такого воспаленного сострадания. Такого разнузданного, безудержного милосердия. Вот я тебе задам простую задачу: обиженный психопат-учитель забредает в школу, из которой его уволили, достает тридцативосьмикалибровый и начинает от огорчения палить направо и налево. Двое убитых, пятеро раненых. Кто виноват?

Муж-2-2 на минуту застыл, подняв вилку с розовым лепестком ветчины.

– Правильно – виноват учебный округ. Почему? Потому что не разглядел психопата, потому что огорчил его, потому что не обеспечил школу охраной, а главное, потому, что у него бюджет в десятки миллионов и он от исков застрахован. Родственники подают в суд, начинается отбор присяжных – и вот тут все будет зависеть от меня. Тут и начинается главное искусство адвоката! Ох, я уже поднаторел в этом деле, ох, я человека насквозь вижу. Если у тебя хоть проблеск сообразительности заметен, если хоть какая-то мысль в глазах светится – отведу с порога. Если говоришь гладко, если улыбаешься иронично, если одет элегантно, если, не дай Бог, дипломы имеешь – лети туда же. Нет, мне подавай таких, которые двух слов связать не могут, которые смотрят перед собой в одну точку, у которых рот приоткрыт и глаза сияют, которые только мекают, кивают, извиняются на каждом слове, – вот это мой товар. С такой командой присяжных я горы сворочу. Таких я разжалоблю, до слез доведу, раскачаю так, что школьный округ у меня семизначными суммами будет расплачиваться.

– Меня почему-то никогда не вызывали в присяжные, – сказала жена-2. – Соседка наша уже два раза получала повестку и не пошла, отговорилась. А мне бы очень хотелось. Но вот – не вызывают.

– Тебя-то я отведу с порога, можешь быть уверена. Ты не выдержишь мой тест на доброту. Да-да, я теперь на отбор присяжных по таким делам прихожу с пластмассовым пупсом. Разборным. Судья мне разрешил. Выламываю на глазах у кандидата ребеночку руки, отрываю ноги. Если он сидит невозмутимый, гоню его в шею. Если морщится, страдает – оставляю. Потому что мне нужны только добрые-предобрые.

– Скажите, – невпопад спросил Антон, – моя Голда случайно у вас не появлялась в последнее время? Я давно от нее ничего не слышал.

Супруги Фихтер переглянулись, задумались на секунду, потом решительно замотали головами и продолжали разговор.

– И куда учебный округ побежит после приговора миллионов на пять? К вам же, к страховальщикам. Вам и делать сейчас ничего не надо: только поднимай ставки и греби денежки. Паника полная! Заснет пьяный с сигаретой в мотеле, сожжет себя – кому платить? Конечно, мотелю – почему нет автоматических брызгалок в каждом номере. Другой пьяный собьет тебя, искалечит, но что с него взять, когда у него ни гроша за душой? Так нашелся адвокат, который догадался подать в суд на тот ресторан, где виновник надрался. И выиграл! Но больше всего я люблю историю, как один бедолага в Нью-Йорке собой кончал: бросился в метро под поезд, но не погиб, а только потерял обе ноги. И что ты думаешь? Подал-таки в суд на метро – зачем машинисты у них медленно тормозят. А метро суда испугалось и откупилось от него. Шестьсот тысяч отвалило! Нет, спорт, не понимаю я тебя и никогда, наверно, не пойму. Это все равно что уйти от рулетки, когда шарик падает в твой номер раз за разом.

– Нас здесь все время пугают засухой, – сказала жена-2. – Говорят, что в резервуарах понизилась вода, что не хватает миллиона кубических футов.

– Миллиарда, – сказал муж-2-2.

– Я не понимаю – много это или мало. Когда они сыпят по радио своими процентами, галлонами, баррелями… Миллион, миллиард – я их не вижу.

– Я человек трех видов спорта: плаванье, автомобильные гонки и слалом, – сказал муж-2-2.

– Наконец нашелся умный комментатор, который объявил: чтобы наполнить резервуары, понадобится семь ливней…

– …Если снег лежит тонким слоем – полегче на поворотах. Причем ступня должна пружинить постоянно, не застывая, как бы пританцовывая…

– Семь ливней – это я поняла. Это много. Это настоящая засуха. Я стараюсь экономить воду. Я заворачиваю краны. Принимая душ, я ставлю в ванну горшки с цветами. Чтобы не пропало ни капли. Я считаю дожди. Осталось два. Правда, не всегда ясно, какой можно считать ливнем, какой – нет. Сегодня первый день, когда разрешили полить газоны…

– Спорт, ты нас, надеюсь, извинишь, если мы на полчаса поднимемся в спальню?

– Гордон!

– Что такое? Я опять выдал большую тайну? Энтони не знал, чем мы занимаемся наедине.

– Ради Бога, не обращайте на меня внимания, – сказал Антон.

– Видишь, спорт понимает. Он знает, что есть люди, которым очень трудно отменять то, что было запланировано на день. Тем более что приехал-то он без предупреждения. Ты ведь найдешь чем себя занять на полчаса, правда, спорт?

– Я могу сделать что-нибудь по хозяйству. Помыть посуду, например. Не тратя много воды.

– Лучше выкоси газон перед домом. Впрочем, на это обычно уходит целый час. Кэтлин, как ты думаешь, есть у Антона час или нет?

Жена-2, не отвечая, глядела в окно, словно пыталась понять, каким образом в одном и том же мире уживаются рядом сияние струй, листвы, радуги и сияние неистребимой людской вульгарности.

– Все дело в том, что она иногда очень долго раскочегаривается. Никогда нельзя знать заранее. Впрочем, что я тебе буду рассказывать. Так что не морочь себе голову. Посмотри телевизор, полистай журнальчики. На Бетси не обращай внимания – она может качаться часами.