Кристофер Прист - Гламур Страница 11

– Во время следующего сеанса, – сказал Хардис, – я все запишу на пленку. Сегодня я не вел запись, поскольку не ожидал, что мы продвинемся так далеко. Думаю, вам все же следует взглянуть на это.

Он передал Грею листок бумаги, вырванный, судя по всему, из блокнота.

– Узнаете почерк?

Грей бросил беглый взгляд на листок, потом уставился на него с изумлением.

– Это мой почерк!

– Помните, как вы это писали?

– Откуда у вас этот листок?

Он быстро пробежал глазами текст. Это было описание зала ожидания в каком-то аэропорту: толпы людей, суета возле стоек регистрации, носятся дети, из громкоговорителей звучат объявления о рейсах.

– Похоже на отрывок из письма. Когда я это написал?

– Минут двадцать назад, когда были под гипнозом.

– О нет, этого не может быть!

– Вы попросили бумагу, и мисс Гоуэрс передала вам свой блокнот. Тогда вы замолчали и писали до тех пор, пока я не забрал у вас ручку.

Грей прочитал текст снова, но нет – ни одна струна в нем не дрогнула. То есть все выглядело знакомо, но лишь потому, что речь шла о самой обычной суматохе, скуке и нервозной атмосфере в зале ожидания, где ему приходилось не раз бывать. Последние полчаса перед посадкой неизменно приводили его в состояние крайнего раздражения. Сказать, что он боялся летать, – преувеличение, но он всегда нервничал перед полетом, дергался, желал, чтобы путешествие оказалось позади. Он вполне мог описать такое вот ничем не заполненное, вынужденное томление в зале ожидания в аэропорту, но как раз об этом нынешним утром думал меньше всего.

– Ничего не могу сказать, – произнес он наконец. – Понятия не имею, что это значит. А вы как думаете?

– Возможно, это часть письма, как вы сказали. Или отрывок из книги, прочитанной давно, или фильма. В общем, проделки памяти. Или, возможно, это было с вами на самом деле, и воспоминание об этом всплыло под гипнозом.

– Да, видимо, так. Непременно!

– Что ж, вполне вероятно. Но именно к этому предположению мы обязаны отнестись с предельной осторожностью.

Хардис бросил взгляд на стенные часы.

– Но ведь это я и пытаюсь нащупать.

– Вот поэтому осторожность не повредит. Нам предстоит долгий путь. На той неделе, когда мы встретимся снова…

Грей почувствовал, как в нем шевельнулось раздражение:

– Надеюсь, что скоро меня здесь не будет.

– Неужели прямо на следующей неделе?

– Нет, но чем скорее, тем лучше.

– Что ж, отлично.

Хардис явно спешил покинуть кабинет. Александра Гоуэрс тоже направилась к двери, прижимая к груди блокнот, словно спящего младенца.

Грей, который не мог подняться без посторонней помощи и по-прежнему оставался в кресле, спросил вдогонку:

– Ну, и к чему мы пришли? Есть хоть какой-то результат?

– В следующий раз постараюсь внушить вам дополнительную установку – удержать в памяти все, что произойдет во время глубокого транса. Это поможет нам разобраться в ваших ощущениях.

– А что с этим? – спросил Грей, подразумевая листок из блокнота, исписанный его рукой. – Могу я оставить записку у себя?

– Если хотите. Впрочем, нет, лучше сохранить ее в истории болезни. На следующей неделе мы попробуем использовать этот текст как отправную точку для повторного погружения.

Он взял листок из рук Грея. Тот не стал противиться, хотя ему было бы любопытно еще раз спокойно перечитать запись. Впрочем, он уже решил для себя, что ничего важного там нет.

Перед самым уходом Александра подошла к нему.

– Хочу поблагодарить вас за то, что позволили мне присутствовать.

Она протянула руку, и они снова обменялись рукопожатиями, так же сдержанно, как и при знакомстве.

– Когда я пытался увидеть вас, – сказал Грей, – вы действительно были здесь, в кабинете?

– Разумеется.

– На том же стуле?

– Я не сдвинулась ни на дюйм.

– Как же тогда я не увидел вас?

– Это называется «наведенная негативная галлюцинация» – стандартный тест, которым обычно пользуются для контроля состояния гипнотического транса. Вы знали, что я здесь, знали, где и как меня увидеть. В какой-то момент вы смотрели мне прямо в глаза и все же не видели, поскольку ваш мозг был не в состоянии реагировать на мой зрительный образ. Эстрадные гипнотизеры обожают проделывать подобные трюки. Обычно они еще усиливают эффект, заставляя человека видеть окружающих без одежды.

Александра произнесла это очень серьезным тоном, все так же нежно прижимая блокнот к груди, потом сдвинула очки на переносицу, задумчиво разглядывая лицо Грея, и добавила:

– Разумеется, этот тест работает лучше, если в нем участвуют лица противоположного пола.

– Понятно, – сказал Грей. – Ну, во всяком случае, искать вас было приятно.

– Искренне надеюсь, что вам удастся восстановить память, – сказала она. – С нетерпением буду ждать результатов.

– Я тоже, – сказал Грей.

Они вежливо улыбнулись друг другу. Девушка повернулась к двери и вышла в коридор.

Грей остался ждать санитара, который должен был помочь ему перебраться в инвалидную коляску.

10

В тот вечер, оставшись один в палате, Ричард Грей, превозмогая боль, самостоятельно выбрался из коляски и несколько раз пересек комнату, опираясь на палки. Позднее он доковылял до двери и, ощущая себя человеком, не умеющим плавать, но решившимся наконец оторваться от края бассейна, прошел пешком до конца коридора и обратно. После короткого отдыха он снова двинулся по коридору. На второе путешествие ушло гораздо больше времени из-за частых остановок и передышек. Покончив с упражнениями, он чувствовал себя так, будто по его бедру долго колотили молотком и не оставили там живого места. Когда он лег в постель, боль долго не давала ему заснуть. Он лежал без сна, решив про себя, что его долгое выздоровление должно завершиться как можно скорее. Он понимал, что рассудок и тело должны поправляться в унисон, что он непременно все вспомнит, как только сможет нормально ходить, и наоборот. Прежде он полагался на то, что время – лучший лекарь, но теперь жизнь его круто изменилась.

На следующий день во время беседы с Вудбриджем он ни словом не обмолвился о гипнотическом сеансе. Он не желал больше толкований, технических терминов, советов «не делать выводов на пустом месте». Он был твердо убежден, что его забытое прошлое обязательно надлежит восстановить, причем во всех подробностях. Возврат памяти стал для него своего рода символом полного выздоровления, более того, он должен был открыть дорогу к осмыслению всей его жизни. Недели, что предшествовали взрыву, оказались для Ричарда чрезвычайно важны. Даже если за это время не произошло ничего существеннее интрижки со Сью, все равно сейчас, принимая во внимание дальнейший ход событий, перевернувших всю его жизнь, он должен вспомнить абсолютно все, даже такой, казалось бы, не слишком значительный факт. Наполненная глухим молчанием брешь в его памяти, это сокрытое от него прошлое, таила в себе обещание будущего.

Четверг тянулся нескончаемо долго, но наступила наконец и пятница. Он навел порядок в палате, получил из больничной прачечной свежую одежду, выполнил все положенные упражнения, а кроме того, он снова и снова изо всех сил напрягал память, пытаясь вспомнить. Персонал клиники знал, что Грей живет ожиданием встречи со Сью, но он воспринимал их подшучивания благосклонно. Ничто не могло испортить ему настроение. В предвкушении ее визита вес окружающее виделось в розовом свете. День медленно подошел к концу, наступил вечер. Ее опоздание становилось очевидным, и постепенно надежда сменилась мрачными предчувствиями. Уже совсем поздно, много позднее, чем он мог ожидать, она позвонила с таксофона. Поезд задержался, но она уже на станции в Тотнесе и собирается взять такси. Полчаса спустя она была с ним.

Часть третья

1

Посмотрев на табло, я узнал, что мой вылет отложен. Но я уже прошел таможенный досмотр и паспортный контроль и не мог выйти из зала ожидания. Зал выглядел просторным, а стена, выходившая на поле, была сплошь стеклянной, однако внутри царили шум и жара – в общем, приятного мало. Поездка моя пришлась на самый пик сезона отпусков. Зал был битком набит группами туристов, направлявшихся в Аликанте, Фаро. Афины и Пальму. Младенцы плакали, дети носились, играя в пятнашки, большая компания бритоголовых молодых людей небрежно развалилась в углу зала в окружении пустых банок из-под пива, возле телефонов выстроилась длинная очередь. Периодически табло оживаю, но про мой рейс не сообщали ничего.

Я уже жалел, что не поехал поездом. Перемещение по воздуху привлекательно прежде всего скоростью, даже при таком коротком путешествии, как мое. Однако в тот день, стоило мне выйти утром из дома, как задержки подстерегали буквально на каждом шагу. Сначала я с двумя пересадками еле тащился через весь Лондон в подземке, потом по железной дороге – до аэропорта Гатвик. и это была нескончаемая тряска в вагоне, до отказа набитом пассажирами. А теперь еще и ожидание посадки. В безотчетной тревоге я бродил по залу, пытаясь отвлечься. Хотя летать мне приходится регулярно, всякий раз перед полетом я испытываю необъяснимое беспокойство. Сесть было негде, заняться совершенно нечем, оставалось стоять на месте либо ходить кругами, разглядывая пассажиров. Я выбрал последнее и пересекал зал уже в третий или четвертый раз. Несколько человек привлекли мое внимание: среднего возраста мужчина с двумя громадными чемоданами, скромно одетая молодая женщина с приятным лицом, на которой был легкий жакет. Еще я заметил бизнесмена, прикрывавшегося от пестрой толпы финансовой газетой. От нечего делать я принялся теоретизировать на их счет. Как некоторые ухитряются пронести через контроль такую громоздкую ручную кладь? Женщина привлекательна, но едва ли я решусь с ней заговорить. С какой стати бизнесмену приспичило отправиться по делам в уик-энд, когда люди летят на отдых? Как всегда, эти праздные размышления ни к чему не привели, и постепенно я потерял к ним всякий интерес. Так или иначе, причину задержки наконец устранили, и на посадку пригласили пассажиров сразу трех самолетов. Толпа заметно поредела. Следующим объявили мой рейс, и я вместе с другими счастливчиками направился к выходу. Хотя во время короткого перелета в Ле-Тукс я продолжал злиться на себя, думая о том, какого черта мне вообще понадобилось лететь, однако менее чем через час я уже сидел во французском поезде, направлявшемся в Лилль.