Андрей Дмитраков - Когда приходят ангелы Страница 11

И нам обоим в эти минуты очень хотелось поскорее вернуться домой и жить дальше, просто жить дальше…

В один из дней мы сопровождали двух старушек из 13-го отделения на томографию в карете скорой помощи. Одна из женщин, чуть живая, лежала на носилках и всю дорогу, бредя, со слезами на глазах, умоляла заехать на почту, получить пенсию и купить ей конфет. А за окном, словно громадные декорации, мелькали и, по мере нашего отдаления, исчезали, растворяясь в молоке густого тумана, огромные особняки богатых людей, в которых, казалось, те собирались жить вечно. Дисбаланс сокрушительный. Бабушке было все равно, куда ее везут и зачем, какой сейчас день недели, месяц и год. Не интересовали события, происходившие в мире, и что о ней думали люди, тоже не имело значения. Нисколько не «весил» теперь прежний социальный статус, наличие полезных связей в определенных кругах, уровень личных заслуг и публичных достижений, а также не представляло особой ценности наличие финансовых накоплений, сбережений. Не сокрушал ее и роковой диагноз. Смерть в маске тихого помешательства уже точила свою кривую косу, притаившись на другом конце волоска, а бабушке просто хотелось сладкого. В сравнении с этим, казалось бы, не имевшим никакого смысла, обыкновенным, но в данной ситуации абсолютно невыполнимым и, быть может, последним желанием проплывавшие за окошком «амбициозные» конструкции непреступных дворцов «рушились» в наших глазах, словно карточные домики.

Другая старушка всю дорогу хитро поглядывала по сторонам. Уже на месте, в то время, пока мы транспортировали бабушку на носилках, вторая убежала от нас в неизвестном направлении. Еле догнали. В прошлом, как оказалось, она была учителем физкультуры. На мое удивление, в тринадцатом отделении на лечении находилось много бывших руководящих работников и учителей.

По окончании работы мы направлялись на процедуры. Мне был назначен «магнит», «лазер» и мифическая процедура с феерическим названием «полёт». Лазером чистили кровь, магнитом, сильно напоминавшим компьютерную мышку, чистили печень. Ложишься на койку и прилаживаешь приборчик к ребрам, под которыми находится печень. А он жужжит и греет, очищая орган ультразвуковыми волнами. Я еще помню, пошутил, что «в домашних условиях за неимением этой «мышки», можно утюжок горячий через тряпочку прикладывать. Вот уж прогреешься, так прогреешься».

Про «полёт» же ходили легенды. Старожилы диспансера подсмеивались, что, взлетев, можно и не приземлиться однажды. На самом деле сеансы виртуальных полетов восстанавливали психику и успокаивали нервы, и для того, чтобы «полетать», необходимо было записаться на сеанс за много дней вперед. Я «полетать» так и не успел.

Завтрак, бачки под первое, второе, чай, обход. Подземные лабиринты бывшего бомбоубежища, по которым разносится лязг и звон курсирующих тележек с бидонами. Быстрый подъём на третий этаж. Открывание-закрывание дверей уже вверенной мне отмычкой. Созерцание наркоманов с потерянными взглядами и непрерывным нытьём от боли и безысходности. Пара-тройка фраз с «раздаточницей». «Премиальный батон» за шуструю работу… Обед, копченые сосиски Геннадия… Общая прогулка под кронами каштанов, составление букетов из кленовых листьев. Целительные процедуры. Ставшие привычными уколы. Набившие оскомину таблетки. Глубокие думы о прошлом, о настоящем, о тех людях, которые были уже на грани безумия и одной ногой в могиле. Они воскрешались здесь, за что спасибо врачам, рождались заново, преображались в диспансере буквально на глазах, светлея лицом, выходя из долгих запоев, постепенно приходя в себя, обретая то замечательное, вдохновенное состояние души и тела называемое трезвостью. Глядишь, сумасшедший, до безобразия хмельной дебошир, которого санитары неделю назад силой вязали к койке, сегодня спокойно и рассудительно читает газету. Анализирует, думает, переживает. Ну вот, еще одна спасенная жизнь. Еще одна возможность начать все сначала. Еще одна душа не отошла на «тот свет» нераскаянной. Лишь бы человек понял, лишь бы не оступился вновь. А если упадет, пусть хватит у него сил воззвать к Господу и продолжить борьбу. Не потерять окончательно надежду, веру. И столько замечательных, интересных, не злых, далеко не глупых мужчин и женщин встретил я там, что невольно удивлялся, как неразборчиво опутывает прекрасных людей своим мерзким хвостом «зеленый змий».

Тянулись дни. Как то ко мне подошел Саня-санитар и шепотом поинтересовался: «Ну что, не передумал насчет пальтишка?»

– Нет, – говорю.

– Ну, тогда слушай сюда… – Он огляделся по сторонам как шпион. – Короче, мы сейчас берем пальто, аккуратно пакуем его в твою большую сумку, идем в предбанник, прячем ее в потайном отделении, закрываем на ключ до твоей выписки. Ключ только у меня и у сестры- хозяйки, но она ничего не заметит и уж тем более в сумке твоей рыться не станет. Идет?

– Мне надо подумать.

– Подумай, минут пять.

– А если она обнаружит пропажу?

– Поверь мне, она ничего не обнаружит, а если в крайнем случае и заметит, я дам ей конфетку и она угомонится. Я тебя прикрою, успокойся, доверься мне и спи сладко.

– Как оно оказалось здесь?

– Из Англии. Вещь нигде не числится, о ней никто не знает и абсолютно никто не вспомнит.

– Ну давай, накануне дня выписки и спрячем, зачем рисковать?

– Так его другие «уведут», как тулуп. Ты ж пальтишко каждый вечер в кладовую вешаешь. Решай – или сейчас или никогда… – не растерялся Саня. Видимо жажда насладиться ароматами Цейлона, настраивала его на незамедлительное решение вопроса.

– Ну что ж, хорошо, только расчет однозначно в день выписки, чтоб у тебя заинтересованность прикрывать меня не пропала, договорились?

– «ДБЗ», – ответил Саня.

Мы подобно контрабандистам, оставшись наедине в палате, осторожно сложили пальто, упаковали его в мой авиа-чемодан с выдвижной ручкой. Саня орудовал с ловкостью виртуоза-упаковщика, а я стоял у входа в палату на «шухере». Чемодан занесли в предбанник и заперли его в потайном отделении, завалив лохмотьями. А вечером за ужином у меня внезапно «воспалилась» совесть. Я отодвинул тарелку с овсянкой, отложил ложку в сторону и говорю:

– Саня, мне с тобой нужно срочно и серьезно поговорить…

Мы отошли в сторонку. Я протянул ему три доллара:

– А теперь делаем так, вот тебе обещанные деньги, но мы сейчас идем, вскрываем тайник, достаем пальто и вешаем его на место.

Тот, в недоумении принимая деньги:

– Но почему?

– А потому что так поступать нельзя. Англичане пожертвовали нашим несчастным алкашам пальтишко, чтобы они могли согреть свои бедные кости, укрыть их от ненастий и бурь тяжелой алкашьей жизни, спрятать бренные мощи свои от холодных, пронизывающих ветров неблагополучия, а я беру как буржуй, какой и лишаю их этой возможности. Как у детей отбираю…

– Какой ты интересный человек! – воскликнул Саня. – Я тебе другое скажу, один из алкашей, получил пальто «на халяву», да на выписке не захотел забирать, вот оно и осталось в диспансере. Оно тут всем «пох…й», так что совесть твоя чиста. Ты такой же несчастный алкаш, как и все остальные, оно тебе идеально подошло, кстати, ты в нем на английскую рок-звезду похож, значит, оно твое, забирай, ничего не бойся и не волнуйся.

– Да? Ты действительно так думаешь?

– На сто процентов.

– Ну тогда отдавай обратно деньги. Давай, давай… Уговор дороже валюты. По выписке расчет.

Саня улыбнулся, неохотно вернул мне купюры и мы к этой теме больше не возвращались.

Вечерами я сиживал в одиночестве у окна и из темноты палаты всматривался в далекие манящие огни большого города, раскинувшегося под густой синевой вечернего неба. Отсюда, за этими окнами казались они бесконечно прекрасными и недосягаемыми, как высокие звезды. Я видел фундаментальные массивы спальных районов, зубчатые параллели заходивших друг за друга крыш, сцепившиеся стены многоэтажных домов, долгие, ломаные линии кварталов окраины. Панораму оживляла мигающая цветомузыка казино, мерцающий неон дискоклубов. Замечательно вписывались в общую картину красные огоньки на телевышках. Мне даже казалось, что я слышу звуки этого города. Чувствую глубокое дыхание его. Едва различимый мирный гул пустеющих улиц. Тихий шорох автомобильных шин. Мелодраматический звон миллиона сердец, соединившихся в одной мелодии, льющейся с лысин многоэтажек вечернего мегаполиса. Я представлял себе горожан, живущих и мечтающих под этими огнями. Кто- то из них собирался поужинать в семейном кругу. Или спешил в ресторан на шустром такси. Иной выгуливал собаку, одновременно разговаривая по телефону. Некто переживал горечь разлуки, выкуривая третью сигарету подряд. А кто-то только вчера появился на свет. Представил себе ледовый дворец, где под возвышенную музыку нарезает холодную искристую гладь острый конек, скрипя под изящной ножкой красавицы. Выплыл из воображаемого тумана вечно суетливый муравейник вокзала, где прибывающие и убывающие пассажиры ожидают, копошатся у касс, спешат, глазеют на табло, перекусывают, настороженно дремлют. Увидел сквозь перископ воображения ностальгически-теплый свет в окнах университетов. Представил дорожный перекресток в самом центре города именно в тот момент, когда светофор вспыхнул зеленым, и случайных прохожих, которые, вдруг оказавшись участниками короткого спонтанного соревнования по спортивной ходьбе, точно к финишу, устремились на другую сторону улицы. Я втягивал в себя все цвета, настроения и интонации отдаленного вечернего города. Я наполнял ими свое изголодавшееся, расхищенное духовно нутро. Они разливались в моей душе трепетной негой, заполняя палитру поблекших чувств новыми красками, согревая изнутри. Они звенели в моей надорванной душе маленькими нежными колокольчиками надежды. Я мечтал поскорее оказаться среди этих людей, под этими огнями. Каплей дождя упасть в это море бытия. Полной грудью вдохнуть аромат одного дня неповторимой жизни. Отыскать среди огней этого города, раскинувшегося под синевой густого вечернего неба, красавицу – медсестру. Прогуляться с ней и при расставании обнять ее за плечи…