Александр Снегирёв - Тщеславие Страница 11

Димка подмигнул. Его очередь подмигивать. Глаз прищурился. Появилось желание. Трусы по-прежнему валялись на полу. Лиса выглядывала из-под одеяла, как зверёк из норки, над которой стоит охотник. Она знала, что Димка видел её паспорт.

Димка решил не церемониться и указал на свой матрас. Глаз задумался, под одеялом что-то зашевелилось, и голая Лиса юркнула в Димкину постель. Марат спал, приоткрыв рот, Саша спал, уткнувшись в спинку дивана.

Димка стоял над Лисой, расставив ноги и скрестив руки на груди. Её тело замерло под его одеялом. Теперь уже два зелёных глаза изучали его. Сейчас он покажет этой сучке, что значит настоящий столичный писатель, а не какой-то там провинциальный графоман! Димка дёрнул одеяло. Лиса потянула на себя. Димка дёрнул сильнее, Лиса уступила. Она сворачивалась и разворачивалась у его ног, как потревоженная гусеница. Димка рассматривал её с интересом: вчерашние тушь и тени размазались, помада почти стёрлась, рыжие волосы спутались, отчего Лиса стала ещё привлекательнее. Её грудь оказалась по-честному пышной, руки и ноги изящными, низ живота был подёрнут мелкой рябью, как папиросная бумага, в которую заворачивают покупки в красивых магазинах. Веснушками был покрыт не только носик Лисы, но и всё её белое тело. Как будто песочком обсыпано. Такие американские веснушки. Они Димке очень понравились. У него никогда не было девчонки с веснушками по всему телу, но всегда хотелось.

Димка тронул губами Лисьину грудь, прикусил слегка шею. Дыхание Лисы стало сбивчивым. Димка поцеловал её носик, коралловые губы и дал знак повернуться. Изгиб получился умопомрачительный. Её задница в его руках представилась хорошо накачанным баскетбольным мячом, на который смотришь перед броском в корзину. Мяч. Корзина. Победа.

— Ничего, что я не Офелия?.. — прошептала Лиса, оборачиваясь через плечо.

— Сойдёт… — Его крестик, свисающий на длинном шнурке с шеи, скользил по её спине.

Лиса начала постанывать. Димка пригнул её голову к подушке и снова обхватил тонкую талию. Талия была хороша. Теперь Димка сжимал уже не наливные Лисьины булки и не баскетбольный мяч, а глобус, земной шар, весь мир… Лиса начала всхлипывать, Димке от этого стало очень приятно. «Щас я тебя…»

Тут он понял, что всхлипывает Лиса не от приближающегося оргазма. Её голова лежит на боку, глаза закрыты, а из-под ресниц текут слёзы.

Димка почувствовал себя, как во сне. В смысле, когда во сне с кем-нибудь дерёшься, а руки ватные, не слушаются, и удары получаются жалкими и беспомощными. Димкин инструмент стал терять форму и уменьшаться. От того, что Димка это осознал, от слёз этих процесс падения ускорился. Меньше чем через минуту Лиса лежала на спине, вытирая щёки, а Димка сидел, обхватив колени руками. Димке хотелось погладить Лису по спине, подержать её руку в своей, по он сдержался. Засмеёт. Лиса молча принялась одеваться, Продевая руки в рукава майки, случайно заехала Димке локтем в глаз. А может, не случайно.

— У-у-х, чёрт… — Димка схватился за глаз. Локоть у Лисы оказался острым.

— Прости, больно? — ласково прошептала она и улыбнулась. Слёзы высохли, Лиса поигрывала улыбочкой, как хулиган выкидухой.

Хорошо, хоть не пожалела: «Ничего, со всеми бывает». Со всеми, но не с Димкой. У него такое впервые. Если бы не её слёзы дурацкие… Лиса потрепала его по волосам и натянула джинсы. Сгребла содержимое сумочки, паспорт… Посмотрела на Димку. Он встретил её взгляд. Она улыбнулась вопросительно. Димка разозлился.

— Думаешь, я забуду, сколько тебе годков? — зашипел он, жалость испарилась. — Я тебя прищучу, сучка ты переросшая! — Лиса выскочила за дверь, а Димка слал ей вдогонку: — Пишешь под Набокова и думаешь, приз заслужила?! Не переходи дорогу молодым!

— Что случилось? — проснулся Саша.

Димка не ответил и накрылся одеялом с головой.

По дороге на завтрак, в коридоре, Димка встретил пенсионера в синем тренировочном костюме и на костылях. И тренировочный костюм, и костыли были старомодными. Димка таких давно не видел. Черты лица пенсионера жёсткие и правильные, с таким лицом нужно казнить и миловать, а не по коридорам «Полянки» ковылять. Одна нога у пенсионера отсутствовала.

— Здравствуйте, — кивнул Димка, уступая пенсионеру дорогу.

— Здравствуйте, — ответил пенсионер. — Представляете, ключ от комнаты потерял, а у вахтёрши дубликата нет. Ума не приложу, что делать.

— А вы в какой живёте? Если найду — передам.

— В седьмой.

— Хорошо. — Димка улыбнулся пенсионеру.

— Эх, на море хочется, — начал вдруг мечтать пенсионер с немотивированной искренностью. — Климат у нас отвратительный. А там волны, песок… Что у вас с глазом?

— Литературная дискуссия, — пошутил Димка, под глазом успел образоваться синяк. Культурно улыбнувшись, он шагнул в сторону лестницы. Разговоры с одинокими, скучающими стариками не его хобби. Спустившись, однако, на одну ступеньку, Димка замер. В седьмой??? В седьмой ведь ларёчник живёт!

По Димкиному телу прошла дрожь. Как если бы он был роботом и внутри перегорел важный проводок. Он слышал, как удаляется стук костылей и шарканье одной ноги. Димка ни за что не смог бы выглянуть в коридор до тех пор, пока звук этот не исчезнет. Это что, о-о-он???

Снизу со стороны столовой доносился слабый перезвон вилок и ножей, самые бойкие литераторы уже сели завтракать. Челюсть стало сводить. Если бы в тот момент Димке понадобилось говорить, он бы только стучал зубами и невнятно ворочал языком. Забыв, куда и зачем шёл, Димка пересёк холл, толкнул рассохшиеся балконные двери. Сел на пластмассовый стул… боком к дверям… спиной страшно. Пришла дурацкая мысль, что логичнее было бы встретить привидение повесившегося в их комнате сценариста и поэта. Но он встретил другое привидение…

В ветвях можжевельника что-то мелькнуло. Белка. Она цокала и щёлкала язычком, а потом замерла и глянула на Димку чёрным глазом-бусинкой. Их разделяло метров десять, но Димка отчётливо видел полушарие беличьего глаза, в котором отражались и балкон, и он на балконе, и писательский дом отдыха, и небо. Отражались сомнения молодых литераторов, их надежды, мечты получить премию и прославиться. Отражались писательские дачи, помнящие лауреатов и репрессированных, крюк с полотенцем. Отражалось привидение поэта Тарковского в синем тренировочном костюме, потерявшее ключ от своей комнаты, в которой давно живёт другой… Весь мир мелькнул в глазу рыжей попрыгуньи и исчез, когда она моргнула и, пощёлкивая и потрескивая, ринулась в гущу можжевеловой зелени.

Димка отправился на почту проверить электронный почтовый ящик, а заодно узнать новости. Он городской житель и стресс снимает мельканьем окошек со слухами и новостями. Проходя мимо ларька, Димка встретил ветерана-крепыша.

— Чё с глазом? — спросил крепыш.

— Об кран стукнулся, когда умывался. Нагнулся резко и х#ракс!

На почте Димка сел за единственный компьютер. Только он открыл окошко, как перед ним появился чужой почтовый ящик. Такое бывает, если после работы не нажать «выход». Ящик назывался, как водится, по имени владельца — «Илья Кожин». Прилагалась и фотография. В округе Димка знал только одного Илью Кожина с такой внешностью — это был ветеран-крепыш.

Родители ещё в детстве научили Димку не читать чужих писем. Некультурно. Димка слушался, но в душе не принимал запрет до конца. Ему, например, было непонятно, почему нельзя читать чужие письма, если о прочитанном никому не рассказать. Если растрезвонить чужие тайны или начать шантажировать человека, тогда другое дело, а если дальше тебя информация не пошла, то чего же плохого? По чужим сумочкам лазать тоже некультурно, однако весьма приятно. И полезно. Димка смотрел на столбик ветеранской переписки, перед глазами мелькали заглавия писем типа «ацкий отжиг на даче» и «рассказы Кожина». Димке в голову закрался новый аргумент — чужие письма могут заключать в себе козни против него самого, ведь это не просто чужие письма, это письма его прямого конкурента. Тогда прочесть их не грех и шпионаж, а его обязанность в борьбе за победу. Превентивная мера. Типа как разбомбить арабский детский сад, потому что когда дети вырастут, то обязательно станут террористами. Димка решительно открыл последнее, датированное нынешним днём письмо, озаглавленное: «Моему Лидусику-пампусику!»

На обратном пути Димка встретил Гелеранского, фотографирующего содержимое переполненного мусорного бака.

— Люблю мусор фоткать. По мусору о людях всё можно сказать, — пояснил модный писатель. — С глазом что?

— Во сне об ножку кровати ударился. Я же на полу сплю.

С сожалением надо признать, что молодые литераторы в большинстве своём не отличались умением анализировать чужие тексты. А может, просто ленились. Критический разбор сводился всего к двум оценкам: «нравится» и «не нравится», причём последняя существенно опережала первую по частоте применения.