Эндрю Уилсон - Любовь в отсутствие любви Страница 11

— Конечно. Он любит твою бабушку.

— Этот человек твой муж?

— Ну что ты, конечно, нет.

— А вот мой папа, он ведь мамин муж, но он никогда не ходит с ней за ручку.

— Маркус, ну что ты несешь! — вмешалась Ричелдис и тут же обратилась к матери: — Ты вчера слышала по радио пьесу? Я поймала ее на какой-то волне, когда ехала в машине, — про девушку из Ист-Энда, которая во время войны влюбилась в кого-то из лидеров французского Сопротивления…

— Как же, как же, я только что говорила о ней Бартлу, но ему подавай беседы о Руперте Харт-Дэвисе сотоварищи.

Наскоро накрыли чай. В коробке нашлись остатки имбирного пирога. Ричелдис налила свежей воды в чайник, заварила бергамотовый чай. При виде общего запустения и состояния матери ее охватила тоска.

— Бартл чуть с ума меня не свел, утверждая, что вы не придете, а я настаивала, что раз мы договорились, то ты обязательно появишься.

Потом последовал пересказ пьесы, о которой Ричелдис только что упомянула, приправленный жалобами на педикюрщика и обрывками воспоминаний о прошлой жизни. Ни одной законченной фразы, сбивчивая речь, постоянное перепрыгивание с одной темы на другую… Через несколько минут у Ричелдис голова пошла кругом.

— …О котором не скажешь, что репрессии, направленные на коллаборационистов в конце войны, были обоснованы и… как звали того человека?

— Петен?

— Мой педикюрщик?

— Его зовут Бамптон, — подсказал Бартл.

— Пусть. Багнал. Как у вас с Саймоном дела? — неожиданно прозвучал вопрос.

— Он в Париже.

— С другой женщиной? — хохотнула Мадж.

— Мама, прошу тебя.

Прежде Ричелдис вставала на дыбы, если мать позволяла себе выпады против Саймона. Теперь все изменилось. Мадж вызывала только жалость. Это ж надо додуматься до такого! Мысль о том, что Саймон может быть в Париже с другой, заставила Ричелдис улыбнуться.

— А что он делает в Париже? Волочится за Тэтти Корэм? Вот ведь ушлая девчонка!

— Да у него время по минутам расписано. Когда ему с Моникой встречаться? — поморщилась Ричелдис. — Он поехал по делам. Никому не сидится на месте. Не удивительно, что постоянно что-нибудь случается.

— Да уж, преступность у нас на высоте. Ох, чует мое сердце, не к добру он поехал в Париж.

— Мам, ну о чем ты говоришь? Любой бизнес предполагает личные контакты с партнерами. — Ричелдис заученно повторила фразу, много раз слышанную от мужа. — Особенно сейчас, когда на рынке такая конкуренция.

— Все это чепуха… Сейчас любой вопрос можно решить, написав простое письмо. А один вид Саймона способен отпугнуть любого покупателя.

— Педикюрщик приходил? — мягко увильнула от комментариев Ричелдис, притянув к себе ребенка.

Маркус молча вырывался. В кулачке он стискивал пластмассовый пенал в форме рыбы, и ему не терпелось опробовать его в действии. Например, использовать как ударный инструмент и шарахнуть «человека» Бартла по голове.

Глава 3

Рут Джолли одиноко маялась возле тронного зала. Она торчит тут уже больше часа. Мимо снуют группки экскурсантов, на разных языках вопрошая: «Сколько, ну сколько же весит этот канделябр?» Сначала ей было просто скучно, потом она начала дергаться (когда же он наконец появится? А вдруг что-то случилось? Что-то непоправимое…). Ну где же его носит?! Рут верноподданно несла вахту у места назначенной встречи. А вдруг Саймон ждет ее у входа во дворец? Но… тогда он бы заметил ее в окне с улицы.

Подошел служитель музея и попросил ее отойти от окна. Не понимая ни слова по-французски, она только пожала плечами в ответ. В ней поднималось тихое бешенство. Мало того, что любовник куда-то запропал, так еще и эти французы лопочут на какой-то тарабарщине. Могли бы и английский выучить.

Подумать только, еще час назад все было просто восхитительно! Прежде их торопливые свидания с Саймоном, который доводился ей ни кем иным как боссом, надо было держать в тайне. Слишком много любопытных глаз было в Данстейбле. Даже в Лондоне приходилось постоянно оглядываться по сторонам. Пару раз они встречались в квартирке у Саймона на Бейзуотер-роуд, но он при этом держался очень скованно. И только здесь не сводило лопатки от буравящих спину нескромных взглядов.

Узнав, что Саймон решил ее взять в Париж, Рут сначала опешила. Но возражать, понятное дело, не стала. Роскошный, по ее понятиям, отель принял их сдержанно. Делать вид, что они женаты, было глупо, поскольку пришлось показывать паспорта, поэтому они просто сняли номер, зарегистрировавшись как мисс Джолли и мистер Лонгворт. Слава Франции, смотрящей на вопросы морали сквозь пальцы! Двое суток они наслаждались друг другом, изредка прерываясь, чтобы перекусить и набраться сил. Рут и прежде бывала в Париже, но относилась к этому городу как к чему-то искусственному, он казался ей огромной декорацией к спектаклю. Но то было прежде.

В стоимость тура входили отель, билеты, какие-то проездные талоны, чтоб попасть в центр города, и одна экскурсия в Версаль или Фонтенбло — на выбор. В Версале Рут уже была, поэтому они решили поехать в Фонтенбло. Поездка оказалась утомительной, но это такие пустяки по сравнению с возможностью оказаться вдвоем с любимым — держаться за руки, целовать его, не боясь косых взглядов!.. Но стоило им перешагнуть порог Наполеоновского зала, как Саймон переменился в лице и начал хватать ртом воздух.

Когда он трагическим шепотом сообщил, что они нарвались на подружек его жены, Рут сначала перепугалась, но к испугу тут же примешалось некоторое облегчение. Наконец-то любовь, которую они скрывают уже семь (волшебных!) недель, перестанет быть тайной! Рут приободрилась. Наконец-то прекратятся ложь и недомолвки!

Но реакция Саймона ее поразила. Дрожа как осиновый лист, он еле слышно пролепетал что-то невнятное, мол, может, они нас не заметили. Бред какой-то! А если заметили? В конце концов, как-нибудь выкрутится. Скажет, что Рут — представитель шведской торговой палаты.

«Стой тут, никуда не уходи Я вернусь через десять минут», — пообещал он и помчался за этими тетками, которые неожиданно куда-то исчезли. Десять минут! Уже час прошел. Они могут опоздать на автобус, который отвезет их обратно в Париж.

На непослушных ногах Рут побрела к стоянке, поминутно озираясь по сторонам, — а вдруг Саймон ждет ее где-нибудь здесь. Увы! Она изо всех сил сдерживала слезы, но когда заурчал двигатель и стало ясно, что придется возвращаться в город одной, они полились ручьем.

Черт ее дернул влюбиться в женатого мужчину! Теперь-то ясно, что она проглотила крючок вместе с наживкой. Будучи неглупой и рассудительной особой, Рут придерживалась строгих правил во всем, что касалось отношений с противоположным полом. Ей всю жизнь претили двойственные отношения. Но когда мистер Лонгворт пригласил ее пообедать и признался в любви, она потеряла голову. В свои двадцать шесть она предпочитала мужчин старше себя. Прошлая влюбленность закончилась несколько месяцев назад. У Саймона она к тому историческому моменту проработала несколько недель.

Сейчас, сидя в автобусе и размышляя над тем, что случилось, Рут чувствовала себя обманутой и опозоренной. Ее бросили. Как надоевшую игрушку. А какие слова говорил! Мол, она спасла его, мол, его семейная жизнь не удалась, они с женой никогда не любили друг друга, спят в разных комнатах, и жена еле снисходит до разговоров с ним. А стоило увидеть подружек той, которая ничего для него не значила, как сразу спал с лица и начал мычать, как калека безъязыкий. И… помчался за ними. И бросил Рут.

Перестав плакать, она задумалась о своих дальнейших действиях: то ли переночевать в отеле, то ли собрать вещи и улететь первым же рейсом домой. Праздник любви — увы! — закончился, не успев толком начаться.

Рут долго плутала, прежде чем добралась до гостиницы, хоть та и находилась в самом центре города. Она не очень хорошо ориентировалась, ведь пока Саймон был рядом, ей ни к чему было запоминать дорогу от автобусной остановки. Она то и дело беспомощно сверялась с картой, несколько раз сворачивала не в ту сторону. Рут продрогла, устала, ей было немножко страшно и хотелось плакать. Она никогда не бывала за границей в одиночку и теперь чувствовала себя неуютно. Прохожие, не обращая на нее внимания, торопились по своим делам. В обычном состоянии они могли показаться Рут вполне милыми, но сейчас ей казалось, что все показывают на нее пальцем и смеются.

Она толкнула стеклянную гостиничную дверь, вошла и попросила у портье ключи от номера.

— Но месье только что поднялся наверх.

Рут не поверила своим ушам. Поднимаясь в лифте, она лихорадочно соображала, что делать. Она настолько смирилась с мыслью, что ее бросили, что сейчас пребывала в полной растерянности.

Дверь оказалась заперта. Она неуверенно постучала.

— Извини, дорогая, — с широкой улыбкой он появился на пороге. — Ну, наконец-то, я тебя совсем заждался! Я так и знал, что ты доберешься. Ты же у меня умненькая девочка.