Анатолий Андреев - Машина Страница 11

— Ага! Не знаете! Пятьсот лошадей! Как у хорошего танка! А проходимость? Трактор застрянет, а она по любой  грязи  пролезет. Сама трактор вытащит! А надежность? Да она никогда не откажет, в ней ничего не сломается — вот какую нам тележку приготовили! А ведь она еще и плавает! И эту красоту специально для нас с вами делали — нате! Берите, пожалуйста! Собирали  машину: «Это на Урал пойдет!» И в Москве беспокоятся: «Как там, на Урале, получили машину?»

Фросин несколько понизил тон, в голосе зазвучал металл:

— Ну и что? Думаете, потому, что мы с вами здесь такие красивые и талантливые? — И Фросин снова загремел так, что мурашки по спинам побежали: — Нет! Не для того эту тележку придумали,   чтобы только работу нам дать! Не потому директора завода в министерстве спрашивают: «Как там сорок четвертый цех?» Это вот ее ждут, красавицу...— Фросин ткнул пальцем вниз, себе под ноги.

Толпа вокруг машины загудела. Между рабочими и Фросиным протянулась незримая высоковольтная связь, заряжающая их друг от друга. Теперь Фросин мог не бояться, что его не поймут. И он взмахнул кулаком:

— А вот мы ее начиним умными приборами! Мы навесим на нее буровой станок! Она у нас все будет делать автоматически!  Вот чего все ждут! Вот почему все для нас — это мы из простой тележки Машину сделаем! Таких машин нигде в мире нет — а мы сделаем! Мы с вами сейчас самые передовые — пусть на нас равняются капиталисты! А то мы привыкли — у них техника, у них качество... Нет уж, дудки! Мы будем делать то, чего до нас никто не делал...

Голос Фросина зазвучал вкрадчиво:

— Вот вы представьте: мы здесь, в этом самом помещении,— он обвел широко раскинутыми руками пространство вокруг,— вот тут вот соберем электронные блоки, настроим автоматику, укрепим все это на Машине, обучим ее всему, что она должна знать и уметь. И пойдет она по лесам и болотам, поплывет по рекам и будет сама определять и магнитное поле Земли, и где сила притяжения больше или меньше, и всякие другие аномалии. Она и скважину пробурит, и вообще все, что нужно, сделает. И будет в ней сидеть экипаж, как в космическом корабле. Перед ними приборы, за бортом мороз сорок градусов, а Машине все нипочем, она все равно свое дело выполняет... А от кого все это зависит? Кто из простого автомобиля повышенной проходимости такое чудо техники сотворит? Да мы с вами! Мы просто будем сверлить  и паять, просто привинчивать и прикручивать, а через пару месяцев сами удивимся — да неужели это мы сделали? А чтобы все вышло так, как я вам рассказал, от нас требуется только одно — работать! Работать на совесть — и ничего больше! Все. Я все сказал...

Фросин умолк, подбоченившись и обводя взглядом поднятые к нему лица.

Во время его выступления Саша Белов судорожно комкал в кулаке ветошь. Подстегнутый чувством долга — как же, секретарь! — но более потребностью сказать что-то в ответ на речь Фросина, он не выдержал:

— Да что там говорить! Сделаем! Сделаем мы ее! — И он через головы обернувшихся к нему ребят указал кулачищем на машину. Смущенный раздавшимся в ответ смехом, испугавшийся, что недостаточно точно выразился, повторил: — И эту сделаем, и другие!

И смолк окончательно.

Смех ребят не был обидным! Смех был разрядкой — збулгачил всех Фросин, переступали все с ноги на ногу, не терпелось взяться за работу. «Сделаем!» — было общее настроение.

Фросин стоял наверху в расстегнутом пиджаке, уперев руки в бока. Широкая улыбка сияла на его лице, отражаясь как в зеркале, в сотне улыбок внизу. Спрыгнув с машины и пробравшись сквозь толпу, он ткнул Фомичу кулаком в бок, и Фомич ответил ему такой же открытой улыбкой, как и у всех вокруг.

Фросин возвращался с диспетчерского совещания начальников цехов злой до предела. Час, который на ней просидел, Фросин считал потерянным напрасно. Так, коту под хвост. По окончании, Фросина окликнул главный инженер. Фросин подошел. Главный стоял с директором и секретарем парткома. С приближением Фросина они прекратили разговор..

— Ну, как дела, Виктор Афанасьевич? Чем голова занята? — чуть покровительственно спросил директор.

— Да вот, телевизионные фильмы вспоминаю. Там все диспетчерские по селектору проводятся...

Несмотря на улыбку, с которой это было сказано, директор остро глянул на него — снизу вверх.

— А я, может, хочу вас всех живьем видеть! — Директор тоже улыбнулся, лицо его совсем    расплылось, обозначился второй подбородок и мешки под глазами.— А я, может, не хочу, чтобы вы мне по селектору бормотали, что попало, а сами фигу в микрофон казали!

— Потому у нас на заводе и нет селекторной связи?

— Ты посмотри — он  критикует! — с той же улыбкой обратился директор к главному и опять повернулся к Фросину: — А ты, говорят, уже успел у себя в цехе селектор поставить?

Фросин пожал плечами. Разговор начал его тяготить, как и улыбка, которая чувствовалась на лице, словно приклеенная. Но и снять ее он не мог —  директор, и Гусев с главным инженером улыбались, и он не хотел попасть не в тон — отношения с главным в последние дни и без того стали натянутыми. Не хватало еще показать себя букой, который и на шутки-то обижается. Не хотел Фросин, чтобы главный мог после его ухода сделать постное лицо и фальшиво-заботливо сказать: «Ничего, его понять можно. У него в цехе сейчас и без того...» — и замысловато-глубокомысленно повертеть в воздухе рукой. Нет, никак не хотел Фросин дать ему повод для великодушия. Потому и продолжал светски улыбаться, не выпуская из поля зрения главного инженера и не замечая, что Гусев тоже наблюдает — за ними обоими. Только директор не присматривался ни к кому — чихать он хотел на эти тонкости — и продолжал гнуть свое:

— Так где же ты раздобыл селектор? Для меня не найти, а у тебя есть! Придется, видно, снабженцев пощупать — почему это все к тебе идет!

3нал он, конечно, откуда у Фросина селектор, знал. И не так прост был, как это могло показаться. Неизвестно, о чем бы он еще спросил, но не выдержал главный инженер и вмешался в разговор:

— А к чему ему снабженцы? У него там такие добры молодцы,  что не только селектор сами сделают, блоху подкуют. Левши! Кулибины!

И чуть только по плечу Фросина не похлопал. Улыбка Фросина на мгновение стала искренней — надо же, прет из человека натура, истинное его нутро! Никаким воспитанием ее не скроешь, разве что вместо грубости ехидство проявляется! Вот ведь и прицепиться-то вроде не к чему, а поди ты — прицепляется!

— Неужто сами сделали?  Молодцы-ы! — восхитился директор.

Фросин знал, что не далее как два дня назад директор был в цехе и досконально все оглядел. Самого Фросина в это время не было, но Фомич, во всегдашней своей манере пробурчать фразу-две и замолкнуть, чтобы через час, как будто и не было паузы, снова добавить пару слов, подробно ему рассказал, что видел и чем интересовался директор. Поэтому Фросин в ответ попросил:

— Вы бы, Василий Александрович, приказали снабженцам выдать громкоговорители. Есть у них,  я узнавал, а они зажали. А я трансляцию в цехе пустить не могу — все готово, кроме громкоговорителей.

— Так ты сейчас иди прямиком к начальнику отдела снабжения  и скажи, что  я  приказал  выдать.— Директор прямо-таки лучился добродушием, источал готовность всем, что в силах сделать, помочь Фросину.— Иди, иди... А не поверит — пусть мне позвонит, убедится...

И засмеялся громко. Крут бывал порой Василий Александрович, ох крут! Самому смешно показалось, что начальник отдела снабжения не поверит и будет перепроверять. И он еще раз сказал:

— Прямо к нему и иди... Иди, иди... И нам пора идти,— обратился он  к главному инженеру, уже поворачиваясь, чтобы двинуться к своему кабинету. Гусев успел еще заметить, что главный инженер не сразу кивнул ему: «Да, да...», продолжал думать о чем-то своем. И еще — Гусев внутренне усмехнулся: главный забыл, что подозвал Фросина по какому-то делу, так ни о чем его и не спросил...

Выйдя из заводоуправления, Фросин не успел остыть. Лицо еще хранило усталость от улыбки. Поэтому он, скользнув безразличным взглядом, прошел мимо уступившего ему дорогу человека в полушубке (теперь их стали называть дубленками) и с палочкой. И только потом вдруг спохватился, остановился, поскользнувшись на утоптанном снегу, и резко обернулся:

— Сергей! Вот черт, с этой работой уже и людей узнавать не стал...

— Здравствуй, здравствуй, Виктор!

— Какими судьбами?

— Тебе настроение прибыл портить.

— Неужто к нам? Надолго?

— А это от вас зависит. Будете скверно работать, так надолго.

— Да что же мы стоим  на морозе! Пошли,  пошли ко мне!

Он подхватил не сопротивлявшегося Сергея под руку и они зашагали мимо корпусов, оживленно разговаривая, выдыхая облачка пара при каждом слове.

— А раньше мы через парк топали, весь завод вокруг обходили,— говорил Фросин, пропуская гостя в дверь  и забыв, что «раньше» было всего три дня назад. Тут же он спохватился и с гордостью добавил: — У нас здесь сейчас, как в военное  время,  счет не на дни,  а на часы идет! Представляешь, когда мы с тобой в Москве разработчикам кровь портили, здесь  еще только  котлованы под фундаменты копали! А сейчас — вот! — И он повел рукой перед собой.