Александр Голубев - Полдень, XXI век. Журнал Бориса Стругацкого. 2010. № 7 Страница 11

Василий, жилистый и худой сорокалетний мужик, напарник Михалыча, толкнул пальцем Колькино сооружение. Оно легко и бесшумно завращалось на подшипнике.

— Центровочка-то идеальная! — хмыкнул Василий. — И как это ты, Колян, такое соорудил?

— Я и сам не знаю, когда работать начал, в голове какой-то барабан так застучал, что я уже ничего не соображал, руки сами все делали, остановился, только когда уже все готово.

— Ладно, выносите это чудо на улицу, — решил Роман Петрович. — На крышу поставим, разбирать смысла нет, все равно металл уже испорчен, ничего из него не сделаешь. А с тебя, Колька, я стоимость материала вычту, так и знай.

Весь день Колька варил все подряд: оградки для могил, стальные двери, перила для лестниц. Все из его рук выходило таким аккуратным и изящным, что Роман Петрович быстро перестал злиться и вечером дружелюбно сказал:

— Да, парень, кто б мог подумать, что в тебе такой талант проснется. Ладно, забудем про флюгер. Есть для тебя хорошая шабашка. Одному серьезному человеку мы тут рыцаря подрядились сварганить, в человеческий рост. Вон там, в углу, каркас и детали рядом, нужно все собрать и красиво проварить. Сделаешь — хорошо заплачу. Но без всяких фокусов, уволю сразу, так и знай!

Когда все разошлись, Колька оглядел каркас рыцаря из прутьев, чувствуя, что барабан в его голове стучит все громче и громче.

— Нет, на этот раз я сделаю все именно так, как нужно! — подумал он и принялся за работу.

Утром Роман Петрович придирчиво осмотрел рыцаря и остался доволен:

— Молодец! Все точно собрал, я сам не ожидал, что так получится — как из музея!

Рыцаря положили в кузов грузовика и увезли. Через час вернулся взбешенный Роман Петрович:

— Колька, ты чего опять натворил? У тебя что, мозги совсем поотшибало? Что ты за терминатора собрал, гад? Этот твой рыцарь в воротах усадьбы встал, и никого не пропускает, а машину губернатора поперек ворот развернул, чтобы проехать никто не смог!

— Ох, я ж пароль вам забыл сказать, — сказал Колька. — Да у него все равно скоро аккумулятор сядет, так что все нормально.

— Ни хрена себе, нормально! Франкенштейна мне тут смайстрячил, в моем же цеху, чудовище по городу разгуливает, а ему нормально. Собирай свои манатки, и чтоб тебя здесь я больше не видел! Прямо сейчас!

В это время у него зазвонил сотовый телефон.

— Але. Да, это я. Да все, уволил я его, больше такого не повторится. Что, вам понравилось? Ну хорошо… Пусть работает. Пока.

Роман Петрович почесал затылок:

— Ну что, Колька, говорят, довольными остались. Можешь еще такого сотворить? Ты хоть помнишь, как его делать?

— Не помню. В голове так стучало, что я вообще ничего не соображал, работал, как зомби. Вряд ли я еще раз такого сделаю, да и не интересно это — одно и то же два раза собирать. Давайте я лучше оградку сварю.

— Интересно, не интересно! — пресек его Роман Петрович. — Ты у меня работаешь, что скажу, то и будешь делать, понятно?

Через несколько дней Роман Петрович подошел к Кольке:

— Смотри сюда, вот заказ на хитрую печку для сауны, с котлом и воздухогрейным радиатором, только без выкрутасов, предупреждаю серьезно. Как услышишь свой барабан в черепушке, бросай работу и сиди, кури. Потом опять начинай. Я на тебя рассчитываю.

Колька варил до поздней ночи. Когда барабан начинал стучать невыносимо громко, он сразу же останавливался и прекращал работу. Печка получилась в точности по чертежу. Он обошел вокруг нее. На этот раз все было как надо — просто печь, и ничего больше.

Колька прислушался к себе — чего-то не хватало, что-то молчало в нем, к чему он уже так привык.

— Барабан в голове не стучит! — вдруг понял Колька, не зная, радоваться этому или огорчаться.

Наутро оказалось, что варит он по-прежнему плохо, и вместо ответственной работы ему снова пришлось подносить, держать и красить. Зарплату ему срезали, и по вечерам он тренировался на несложных заказах в электросварке, но получалось еще хуже, чем раньше.

Иногда Колька выходил из цеха и смотрел на крышу, где вращался его флюгер, сверкающий и странный, испытывая при этом гордость и разочарование одновременно.

Однажды, недели через две, когда Колька помогал Михалычу и Василию грузить в кузов автокрана раму для крыши павильона, он вдруг схватился за голову и остановился.

— Ты чего? — спросил Михеич.

— Опять стучит!

— Что, барабан твой?

— Нет, теперь их несколько, маленьких таких барабанчиков.

— Слушай, ты эти барабаны из бошки брось, — сердито сказал Василий. — Хватай раму и тащи, а барабаны будешь дома слушать!

Но Колька стоял неподвижно и внимательно смотрел на Михеича:

— Михеич, ты в больнице давно был?

— Неделю назад, а что?

— У тебя в желудке опухоль, верно?

Михеич выронил раму на пол, чуть не придавив себе ноги:

— Да…Ты откуда знаешь? Врачи на операцию велят ложиться, а я не знаю, может, и толку от нее не будет, знать бы точно, доброкачественная она или нет.

— Ложись, Михеич, все будет нормально. Вылечат тебя. Операция поможет.

— Да что ты его слушаешь, — не выдержал Василий, бросая загрохотавшую на бетонном полу раму, которую держал уже только он один. — Малец пургу тебе метет, а ты варежку раскрыл!

— А у тебя, Василий, камень в почках сидит, здоровый такой, но ты не волнуйся, я сейчас его в песок раздроблю, не бойся, ты даже ничего не почувствуешь.

Колька подошел к Василию и сделал несколько жестов руками:

— Вот так. Теперь сходи по-маленькому, а когда вернешься, скажи, прав я был или нет.

Колька с Михалычем присели на еще не окрашенную, собранную из кованого металла садовую скамейку.

— Знаешь, Колька, бросай ты этот цех, другим тебе надо заниматься. Ежели чувствуешь в себе дар — так развивай его, овладевай, как говорится, мастерством. Будешь как Ванга. Сышал про такую?

— Слышал, конечно. Только она и будущее предсказывала.

— А ты не торопись, кто ж знает, какие из тебя еще таланты покажутся. Пока звучат в голове барабаны…

Подошел Василий. Лицо у него было такое, будто на его глазах стальная балка вдруг ожила и выпустила зеленые ветки:

— Это как же? Ну, ты, парень, даешь… я думал, таких чудес не бывает… чего только не делал, по врачам избегался, мучался, как проклятый, а ты рукой поводил — и все… Да ты же просто… Тебе, Николай, людей лечить надо, а не оградки для могилок варить. Послушай, мой тебе совет — иди к хозяину, требуй расчет. Твой талант тебе весь мир откроет, я тебе точно говорю, а здесь ты только зря время теряешь. И нас не забывай, хотя бы поначалу, забегай, как время будет. Ты же просто уникум! Редкое явление природы! Да на тебя народ молиться будет, запомни мои слова!

Посмотрев в спину уходящему Кольке, Василий спросил:

— Михалыч, у тебя что, и вправду в желудке опухоль?

Тот негодующе вскинул на напарника маленькие ясные глазки:

— Да что ты, Господь с тобой! У меня и желудка-то давно нет, я последние двести лет солнечным светом питаюсь. Это ж я Кольке изобразил, для убедительности, чтоб в себя поверил. А у тебя камень в почках был?

— Камень? Камень был… я с этим телом почти попрощался, не нравится мне оно, худое какое-то, непропорциональное… Имидж, как сейчас говорят, изменю. А в Кольку нашего я верю. Толк из него будет… Пусть лучше людей лечит, чем изобретает. Хотя задатки у него были неплохие.

— Неплохие… — проворчал Михалыч:

— Вон, про серба того, ты то же самое говорил… как его фамилия? А, Тесла! Раскрыли мы тогда его способности, и как из него полезло: и генераторы, и конденсаторы, и лазеры, и икс-лучи какие-то, так ведь соображать надо, что можно, а чего нельзя! Если бы не остановили, он бы еще почище атомной бомбы устроил…

— Как Оппенгеймер.

— Да, с Оппенгеймером маху большого дали, факт. Правда, не мы с тобой, а Макома и Щур, но это сути не меняет, их неудача — наша неудача, братство-то одно! Оппи бомбу придумал, остальные скопировали, и она по всему миру, как зараза, расползлась. А изобретателя мы из кого-нибудь другого сделаем… Гляди, хозяин идет, сейчас у него и попросим… Федор Петрович! Колька-то сказал, что уходит от нас, ты бы в газетку объявление дал, что требуется молодой, энергичный, трудолюбивый… Нам без подручного никак!

Майк Гелприн

Валенок

Центр реабилитации — за городом, в двух километрах от Комарова. Пилить минут сорок, если без пробок. В пути молчим. Я курю в окно, Андрюхин сосредоточенно крутит баранку и недовольно сопит, когда сигаретный дым ветром заносит обратно в салон. Андрюхин не курит, единственный из нашей группы, остальные дымят вовсю. Что поделаешь, издержки профессии, выпивать на работе мы не имеем права — от алкоголя теряется адекватность. А от никотина — нет, так что нервы приходится осаживать именно им. Андрюхин, впрочем, ещё и не пьёт. Тоже единственный из нас.