Владимир Кунин - Трое на шоссе Страница 11

— Не вопи, как белый медведь в теплую погоду.

— Мы стараемся сохранить наше яблочное богатство, — сказал молодой в шляпе. — Перевыполнить план сдачи фруктов государству, вывести район на первое место и с честью отрапортовать области, а вы...

— А вы помогаете спекулянтам! — не выдержал второй. — Вы развращаете наших хороших и честных тружеников, превращаете их в хищников, которые в целях личной наживы...

— Ну ладно, хватит, — сказал Карцев. — Видно, что ребята вы тренированные. Только и мы не пальцем деланные. Вам бы все рапортовать, перевыполнять да первые места завоевывать! Подняли бы закупочные цены, наладили бы отправку своих фруктов в дальние районы России, ни хрена этого не было бы на дорогах. А вам лишь бы сдать да перевыполнить, а что дальше — гори оно огнем... Отрапортовали, и ладушки!.. Готовь пиджачки для орденов и медалей! Читай про свой подвиг в областной газетке! Селедку в такие подвиги заворачивать надо! На чужом горбу в рай хотите въехать! Да у вас после рапортов ваших яблок пропадает столько, что ими можно было бы накормить все детские сады и ясли от Орла до Красноярска!

Сзади к Карцеву подошла Лена, тихо взяла его за руку и, воспользовавшись тем, что Карцев переводил дыхание, зло сказала:

— А на рынках потом перекупщики по три, по четыре рубля за килограмм дерут.

— Это еще что такое?! — возмутился молодой в шляпе.

— Это не «что такое», а женщина, — сказал ему Карцев. — И тоже попросил бы выбирать выражения.

— Проверьте груз и документы у этого водителя! — приказал второй мужчина капитану милиции.

— Груз под пломбой, а документы — вот они, лекарственная стеклотара. У вас же получена, — сказал Карцев и развернул накладные перед лицом капитана милиции.

«Шкоды» Карцева и Пушкарева ползли на перевал. Впереди снова шел Карцев.

Лена лежала на подвесной койке, держала руку на плече Карцева. Занавеска с барабанящими зайчиками покачивалась у ее лица.

— А если бы не заправили? — спросила она.

— Чего гадать? Заправили же.

— Ну а если бы не заправили?

— Если бы да кабы... Если бы у бабушки были... — Карцев запнулся. — Если бы у бабушки была борода, она была бы дедушка.

— Мда-а... — вздохнула Лена и сняла руку с плеча Карцева. — Как-то я все это себе не так представляла...

— И меня тоже?

— И тебя...

Оба они замолчали. Подъем в гору становился все круче и круче. Карцев поглядывал в зеркало на Серегины фары. Надсадно ревели двигатели.

— Теперь я понимаю, почему ты никогда не хотел брать меня в рейс... — сказала Лена.

Карцев рывком переключил на нижнюю передачу, и двигатель завыл уже совсем в иной тональности.

— Тебе казалось — романтика трассы... — усмехнулся Карцев. — Тяжелый и благородный труд водителей междугородных перевозок. Ветер дальних странствий... Так, что ли? Как в журнале «За рулем»?

— Пожалуй, — согласилась Лена. — Не совсем, но что-то в этом роде.

— А оно так и есть. Чего же ты огорчаешься? Правда, это одна сторона медали. А ты вдруг увидела вторую... О которой знает только тот, кто сам ее носит.

— Послушай, а нельзя ли прожить без этой медали, одну сторону которой все время приходится скрывать?

— Да запросто! Вкалывай от звонка до звонка и не бери ничего в голову. Главное, чтобы ты ни в чем не был виноват... Хотят сжечь двенадцать тонн колбасы на свалке — да чихать тебе! Отравили озеро химикатами, загубили водоем с рыбой — а ты тут при чем?! Растеряли половину зерна на дороге — да гори оно огнем! Нет в Сибири свежих овощей и фруктов — ты, что ли, виноват в этом?.. Пусть про все это думает тот, кому по штату положено. А ты крути свою баранку и не нарушай правил уличного движения...

— Но есть же какие-то другие способы борьбы с этим!

— Какие?! — яростно вскинулся Карцев. — Статейку в «Крокодил» тиснуть? Карикатуру нарисовать? На собрании выступить? Жалобу написать? Это, что ли, способы борьбы?! Борьба — это действия! И я действую!..

— Я понимала бы, если бы ты действовал бескорыстно, — зло сказала Лена.

— Мои действия — это моя работа. А каждый труд должен быть оплачен. Я рискую всем — временем, которое мне никто не вернет, напарником, жизнью, машиной...

— Но машина ведь государственная! — крикнула Лена.

— А я для кого эти прорехи штопаю? Не для государства?!

Он посмотрел в зеркало, увидел огни Серегиной «шкоды».

— Давай, Сержик!.. Давай! Тащись, родимый...

А Серега в это время у себя в кабине пел фальшиво и хрипло:

— «От Москвы до Бреста нет такого места...»

Впереди показались столб с сильным фонарем, небольшая сторожка и перекрывающий трассу опушенный самодельный шлагбаум.

— Перевал... — сказал Карцев.

Серега тоже увидел шлагбаум и сразу прекратил песню. Он видел, как из сторожки вышел человек в зимней шапке и брезентовом плаще. Человек вытянул милицейскую полосатую палочку и показал ею на съезд с трассы. Карцев остановился. Серега тоже.

Карцев вылез из машины. Серега было приоткрыл дверцу, но Карцев махнул ему рукой, и Серега остался на месте.

— Привет, командир! — сказал Карцев.

— О, Карцев нас осчастливил! — узнал его человек в шапке. — Ну и как? Москва стоит? Столица хорошеет?

— Плохо твое дело, командир, — сочувственно сказал Карцев, — госгруз... Лекарственная стеклотара... Обе фуры под завязку...

— Ну да?! — восхитился человек.

— Вот документы. Полный ажур.

Человек внимательно осмотрел карцевский фургон. Даже на корточки сел. Да так, не вставая, и сказал:

— Ты мне только мозги не пудри. Понял? Ты же опытный водитель, как же тебе не стыдно? — И укоризненно посмотрел на Карцева снизу вверх.

Он встал, вынул сильный фонарь из кармана и прошел к Серегиной «шкоде». Включил фонарь, осветил задние рессоры и рассмеялся весело и беззлобно:

— Ну, ловкачи! Значит, чтоб меня не держали за мальчика, дело было так: взяли госгруз на две машины, упихали все в одну, а вторую поставили под яблочки. Ну что? Будем вызывать инспекцию? Актик на вскрытие?

— Может, обойдемся?

— Можем и обойтись. Только ты учти — я же не один...

— Понятно. И как же это будет выглядеть?

— Три с полтиной.

— А о Боге ты подумал?

Человек в шапке завел Карцева за свою сторожку:

— Погляди.

За сторожкой высились штабеля ящиков с яблоками.

— Три машинки — тридцать пять тонн разгрузили как миленькие. Хочешь быть четвертым?

— Нет.

— То-то! Хорошо еще, что милиция отдыхать уехала...

— Так сколько ты сказал?

— Сколько слышал.

Карцев отсчитал триста пятьдесят рублей и отдал их человеку в зимней шапке.

— Поезжай, Карцев! Всегда рад тебя видеть! Кланяйся белокаменной. А напарнику скажи, что он человек невежливый, — мог бы выйти и поздороваться. Как его? Пушкарев, что ли?..

И человек в зимней шапке поднял шлагбаум.

Мчались машины русской равнинной трассой. Теперь впереди шел Серега.

В утреннем рассвете голубовато-серебристые «шкоды» были красивы и стремительны. И мчались они так, словно ничто не могло их остановить.

Дремала Лена, сидя на пассажирском кресле, заросший щетиной Карцев смотрел воспаленными глазами вперед. Погасшая сигарета приклеилась к губе...

Измученное лицо Сереги тоже было небрито. Глаза красные, время от времени опускаются веки, становится бессмысленным взгляд, потом Серега встряхивает головой, испуганно смотрит в зеркало, видит Карцева, шумно втягивает в себя воздух и выпрямляется на своем водительском сиденье.

Раз или два Серега потер левую сторону груди рукой, словно попытался снять боль, потом поморщился и сунул таблетку валидола под язык...

— Забирайся в койку, малыш, — сказал Карцев Лене. — Поспи.

Лена виновато улыбнулась, не ответила.

— Скоро станем. Как совсем рассветет — отдохнем...

Тишина. Яркое синее небо.

Лежат неподвижно в зеленой траве Карцев и Серега Пушкарев.

Стоят неподалеку две «шкоды» с настежь распахнутыми дверцами.

Подошла Лена. Поставила небольшой чемоданчик на попа, на чемоданчик кружку с горячей водой, помазок, «безопасную» бритву. Сереге на живот положила механическую бритву «Спутник».

— Через десять минут позову на завтрак, — сказала она и ушла.

Карцев приподнялся, стал намыливать физиономию. Серега, лежа, завел бритву.

— Женись, Витек, — сказал Серега, глядя в синее небо.

Карцев молчал, окунал кисточку в горячую воду.

— Неужели доедем до московского шестьдесят пятого километра, и она снова выйдет?.. А ты потом до следующего рейса будешь дергаться, как Буратино на веревочке...

— Двадцать лет разницы... — глухо сказал Карцев, разглядывая себя в зеркальце. — Ты об этом подумал?

— А сколько нам жить осталось? Ну, десять, пятнадцать лет. Зато какие это были бы у тебя десять лет!..

Карцев молчал, брился. Скребся Серега жужжащим «Спутником».