Леонид Свердлов - На переднем крае Страница 11

Неприятная новость, ничего не скажешь.

За обедом снова встречаем московского начальника.

– Чего ты с нами не пошел? – спрашивает он. – Мы еще в гостинице водку пили.

– Так ведь не позвали, а мне в другую сторону ехать надо было.

– А мы и не собирались. Оно как-то само так вышло.

– А меня, представляешь, на работу в Петербурге не берут. Так обидно.

– Да, что-то нехорошо у нас в России получилось. Ну, ничего, это скоро пройдет. Мы еще будем набирать сотрудников через годик.

– Это не скоро.

– А ты не жди. Зачем тебе обязательно работать в Петербурге.

Переезжай в другой город. Устройся тут на работу, раз уж все равно приехал.

– Хорошая мысль, – говорит Шуберт. – Чего бы тебе, действительно, не перебраться пока в Германию. Поработаешь здесь, а там и кризис в

России пройдет – сможешь вернуться.

Такая идея мне в голову не приходила. Почему бы не попробовать?

После обеда пишу заявление и иду в отдел кадров.

Я захожу в огромное помещение. Рядами стоят столы, за которыми сидят кадровики. Самый крайний вежливо спрашивает, чем может быть полезен.

Я уже не могу слышать этот вопрос. Разговор, который начинается с него, обычно заканчивается словами, что мне тут ничем не могут помочь.

Подаю заявление.

– Спасибо, – говорит мне сотрудник. – Мы рассмотрим ваши документы и, возможно, через месяц или чуть больше пригласим вас на собеседование.

– Через месяц меня уже здесь не будет. Нельзя ли рассмотреть мое заявление быстрее?

– К сожалению, нет. Только пока ваши бумаги дойдут до людей, принимающих решения, пройдет не меньше двух недель.

– Тогда, может быть, мне лучше самому отнести туда мои бумаги? Кто эти люди, где они находятся?

– Я этого не знаю, – говорит клерк, удивленно глядя на меня. – Так нельзя делать, это нарушение нашего распорядка. Есть инструкции о прохождении документов, их нельзя нарушать. Если документ не проходит все необходимые инстанции, его никто не станет рассматривать. Документ должен пройти все предусмотренные процедуры, потому он идет так долго, но быстрее никак нельзя, – он передает мое заявление на следующий стол. Сотрудник, сидящий там, просматривает его, делает какую-то пометку и передает дальше. За следующим столом опять делается какая-то пометка, заявление движется дальше. – Ну вот, видите, – дружелюбно улыбаясь, говорит мне кадровик, – ваше заявление уже обрабатывается. Подождите, скоро оно обязательно попадет туда, куда должно попасть.

Я наблюдаю, как мои документы медленно движутся через зал. Через несколько минут оно оказывается на другом его конце, в лотке с надписью "исходящие". Процесс пошел.

В гостинице иду в пивную и заказываю водки.

– Может пива? – переспрашивает Тони.

– Нет, водки. Причем три порции в один стакан, и лед туда не надо класть.

Тони шокирован моим поведением. Я думаю, он бы так не удивлялся, если бы знал причину.

Моя практика подходит к концу. Всего через несколько дней я снова буду дома.

Читаю последние новости из России. Главой Центробанка назначен

Геращенко. Он уже был раньше на этом посту, но его уволили во время предыдущего финансового кризиса. Теперь оказалось, что он, все-таки, лучший специалист в России.

– Что за говнюк? – спрашивает немецкий коллега, глядя мне через плечо на портрет нового старого главы Центробанка.

– Откуда ты знаешь Геращенко? – спрашиваю я.

– Я его не знаю. Просто внешность у него очень уж характерная.

Я, наконец, получил зарплату. У меня снова много денег. Как мне их не хватало весь этот месяц! В бухгалтерии мне сообщают, что сейчас мне заплатят не все, а только часть. Остальные деньги я получу через месяц. Как я их получу? Находясь в России, я не могу снять деньги со счета в Германии.

– Сожалею, но таков порядок, – говорят мне. – Вас предупредили об этом, и вы ничего не ответили.

– Когда вы меня предупреждали?

– В самом начале вашей практики мы послали вам письмо.

– Я ничего не получал.

– Этого не может быть. Это же ваш адрес?

Я смотрю на адрес, потом на чиновника, пытаюсь понять, не шутит ли он. Но его лицо серьезно.

– Вы действительно думаете, что сейчас я живу в Петербурге? Вы думаете, я каждый день летаю на работу в Мюнхен?

– Этого я не знаю. Я не интересуюсь вашими личными обстоятельствами. Вам послали письмо, вы ничего не ответили, а теперь предъявляете претензии. Если у вас проблемы с получением денег, то обращайтесь в банк, а не к нам.

Шуберт выслушивает мою историю с сочувствием. "В банк обращаться нет смысла, – говорит он. – Деньги в Россию сейчас не перевести. Нам сейчас надо платить за участие в выставке в Петербурге. Сегодня посылаем человека с деньгами. Он получит в кассе наличные и повезет их в Россию. Старый добрый дедовский способ. Другие сейчас не действуют. Хорошо еще, что платить надо долларами. Где бы мы тут рубли достали?"

Грустно слышать такие новости. В России, кажется, все разладилось, а мне на днях туда возвращаться. Что же там на самом деле? Звоню в

Петербург, к себе на работу.

– Как у вас там?

– Да, вроде бы, все как обычно.

– Говорят, у вас кризис.

– А, ты об этом… Ну, да. Это не кризис, собственно. Тут другое слово больше подходит. Бакс в несколько раз подскочил. Цены растут.

Все импортное подорожало.

– А отечественное?

– Ты о чем? А, да. Икра пока не подорожала. По сравнению со всем остальным она стала довольно дешевая. Сигареты подорожали пока не сильно. Но дорожают. А рубль уже совсем ничего не стоит.

– Это ничего. У меня ведь валюта.

– Засунь ее себе знаешь куда? Ты ее нигде не обменяешь. Все обменники закрылись.

– Если рубли больше ничего не стоят, а валюту не поменять, то как же вы покупаете?

– Ты всего месяц в Германии, а вопросы задаешь, будто никогда в

России не жил.

Вот это новости! У меня полные карманы валюты, до отъезда осталось всего несколько дней, а мне предлагают засунуть деньги…

Срочно иду по магазинам. Как назло, мне сейчас ничего не нужно. Что покупать? Как потратить столько денег? Наконец, покупаю себе видеокамеру.

"Возьмете еще что-нибудь?" – вежливо спрашивает продавец. К камере надо бы купить пленок и сумку. Но, потратив уже столько денег, становлюсь жадным. Беру только пленки. "Это подарок от фирмы", – говорит продавец. Почему же он это сразу не сказал? Если б я знал, то взял бы и сумку. Впрочем, возможно, в этом случае пришлось бы платить и за пленку. Кто знает, до какой суммы они делают подарки.

Иду на Октоберфест, снимаю город. Деньги еще остались, но их уже не много.

Теплыми безоблачными вечерами вечерняя жизнь из гостиничного ресторана перемещается во двор. Столики стоят на свежем воздухе, на травке, под деревьями.

– Столик не обслуживается, – на ходу говорит Тони семье за соседним от меня столом.

– Как не обслуживается? – не понимают они. – Зачем он тогда тут стоит?

– Поставили, вот и стоит. Сидеть за ним можно, но обслуживать вас тут не будут.

У посетителей растерянные лица. Видимо, они в первый раз с таким сталкиваются. Подумав несколько секунд, отец семейства спрашивает, свободно ли за моим столиком. "Свободно", – отвечаю я.

– А мы тогда здесь сядем! – торжествующе заявляет отец.

– Ну вот, видите, как все просто решается, – говорит Тони, подскакивая к столику. – Чем могу служить?

Они заказывают. Мы знакомимся. Завязывается разговор.

У них семейная встреча. Они приехали из разных городов. Делятся впечатлениями, рассказывают про свою жизнь. Выясняется, что они все часто ходят в театр, так же, как и я, любят пьесы Брехта.

Расспрашивают меня про Россию, интересуются, не нужна ли ей какая-нибудь помощь. Они считают, что нехорошо так вот сидеть в уютном ресторанчике и кушать огромные порции, запивая свежим пшеничным пивом, зная, что где-то людям не хватает на жизнь. Надо делиться, и они готовы это сделать, но не знают, как.

Я этого тоже не знаю. России нужны не продукты и не деньги. А что?

Трудно сказать. Наверное, россияне могут только сами себе помочь.

За разговором вечер проходит быстро. Тони снова и снова приносит пиво, ставя все новые черточки на картонных подкладках. Вставая из-за стола, понимаю, что перебрал. С этим замечательным пивом легко промахнуться и выпить пару литров сверх своей нормы.

Я, наконец, дописал свой отчет.

– Отчет должен проверить начальник отдела, – говорит мне секретарша.

– Разве он понимает по-русски?

– Он вообще все понимает. В любом случае, он должен это посмотреть.

Его кабинет тут рядом, налево по коридору.

Выйдя в коридор, поворачиваю направо и действительно через несколько шагов оказываюсь перед кабинетом начальника отдела.

Начальник листает мои бумаги, рассматривает картинки и ищет знакомые слова.

– Что это? – спрашивает он, показывая на единственное слово на странице, написанное латинскими буквами.