Екатерина Асмус - Рок. Короткий роман Страница 11

— Ох, ужас! — сдался Малыш. — Жуть. Вчера проснулся и вижу — я у нее. Всё, думаю, «белочка» пришла! Как попал — ни хрена не помню.

— Зато мы никогда не забудем! — хором выдали Митюха и Лялька.

— А челюха-то болит! — пожаловался Малыш. — Она же мастер спорта по кикбоксингу. Я боюсь ее как огня, и как меня только угораздило с ней познакомиться!

— Да уж. — покачал головой Митюха. — Она тут всех построила, мы боялись домой ходить. Пока я у нее ключ не выкрал!

— А я сейчас, знаешь, как смылся? Она на тренировку пошла, а меня заперла. Пришлось — через соседний балкон…

Тут уже они втроем рассмеялись, так нелепо звучали эти признания.

— И что ты в ней нашел-то? — недоумевал Митюха.

— Ну, — воодушевился Малыш, — показалась она мне маленькой и хрупкой, ножки тооооненькие, а коленочки — как узелки.

— Ну, может, выпьем? — перевела разговор в другое русло Лялька. Ей не хотелось слушать откровения про Танчика.

— Да, кстати, — оживился Малыш, — неплохо бы от стресса полечиться.

— Дык твоя-то стол перевернула, все бухло разбилось! Леська, конечно, еще купила, но мы всё уговорили, как раз стресс-то и снимали! — мстительно сообщил Митюха.

— Да ты что?! Правда, что ль?

— Слышь, а ты всерьез, что ли, ничего не помнишь? — недоверчиво спросила Лялька.

— Честно говоря — нет, — сконфузился Малыш. — Проснулся у Танчика и думаю, все — смерть моя пришла. А кстати, осколки-то где?

— А осколки вот этот добрый ангелочек прибрал, — указал Митюха на Ляльку. Сутки тут в сапогах ходили — хрустели! «Мейсона» моего, зараза, расколотила, который даже в сорок пятом уцелел! Так что ты мне теперь по гроб жизни отрабатывать будешь!

— Ну, Мить. — загундосил Малыш, — ну, прости, ну, давай я схожу, нет, я сбегаю сейчас, только — денег нет.

Денег, как оказалось, не было ни у кого. Долго копались по карманам, ящикам и сумкам. Результатом явилась небольшая горстка мелочи.

— Да. — резюмировал Митюха. — Не густо, однако. Но на пивко и на «маленькую» — хватит. Сегодня будем пить «ерш». Ну и чудненько, ходи, давай, Малыхан, да побыстрее — ларек-то помнишь где? Через два дома — налево, там у меня продавщица знакомая, скажешь ей — от меня, а то она пены нафигачит полбанки.

— Давай банку, пошел! — с готовностью подскочил Малыш.

Банку искали долго. Перерыли всю квартиру — ничего. Компания запечалилась.

Но тут предприимчивый Митюха вскочил и начал раскопки в бездонном буфетном ящике.

— Я помню, — бормотал он, — мы так уже делали.

Наконец он извлек на свет божий замусоленный пакетик.

— Вот! — протянул Малышу.

Лялька и Малыш склонили головы друг к другу, силясь прочитать надпись на пакетике.

А надпись гласила: «Главхимпром. Ваковский республиканский завод резиновых изделий. ГОСТ 464581, № 2, ОТК». Парочка недоуменно уставилась на Митюху.

— Не боитесь! — радостно воскликнул тот. — Выдержит. И банка никакая не нужна!

— Мить, у тебя все нормально с головой? Где это видано — пиво в презиках носить!?

— Говорю, не боись! Мы уже так делали. Два литра помещается без риска. Главное — нести аккуратно. Моя ларечница в курсе, нальет без проблем.

— Ну ты даешь. — протянул Малыш восхищенно. — Надо ж до такого додуматься!

— Ну, пойдем, добрый ангел, — ласково обратился он к Ляльке. — Приобретем божественную влагу. «Иначе будет тяжело прожить этот день!» — пропел он.

Возвращались они, мило болтая. Малыш нежно обнимал раздувшееся от пива «резиновое изделие № 2», а Лялька бережно несла в кармане «маленькую».

И протек вечер ласково и спокойно, потому как «ёрш» располагает к беседам длительным и разумным, расслаблению нервной системы и общему дружелюбию. А также — к радостной уверенности в том, что «сегодня ночью никто не умрет.»

Сто по пятьдесят

Когда поутру лежишь между небом и землей, похмельем распятый, то тело твое ватное чувствует спиной только бугры допотопного диванчика, на который упал вечером, не раздеваясь, а больше — ничего вообще не чувствует. Кроме огнедышащей жажды. И вставать страшно — даже подумать страшно, что встанешь. И не вставать — тоже страшно, потому что жажда, и мыслей своих — боишься. Зажмуришь глаза покрепче, только бы провалиться обратно, в вожделенный сон, но нет. Так и лежишь часами, между небом и землей, похмельем распятый, тьма густая-прегустая и воздух материален и просачивается через все клеточки тела, которые дрожат, трепещут и места своего не находят в бренной оболочке. Только — тик-так — часы на стене и слышишь, как собутыльники храпят и ворочаются во сне, а глаза открыть — больно, и думаешь, что скорей бы рассвет и, может, хоть что-то изменится.

Снились Митюхе, между явью и небытием, сны кошмарные, будто просыпается он поутру — и не стоит на тумбочке у кровати с вечера приготовленная бутылка пива. И вскидывался Митюха в холодном поту и в ужасе, от того что нужно встать и ходить. Только тайная надежда, что, может, кто другой сходит.

Однако пиво все же оказывалось на тумбочке. Митюхин «автопилот» не подводил уже много лет, и ему, «автопилоту», Митюха доверял больше, чем себе самому. Потому что себя-то он старался забыть. Вечером проще, вечером, в дыму и хохоте, забывалась компания, уходя в иное измерение. И первая часть ночи — ничего. Анабиоз. А вот под утро. Самое страшное время — между «волком и собакой» — между четырьмя и шестью утра. Тогда-то и накатывало. И все снова вспоминалось. И еще хуже становилось от себя, чем в предыдущие дни. Вот и нужно пережить до шести хотя бы, а там уж кто-нибудь встанет, зашебуршит, зашевелится, растормошит, и вместе можно бороться с похмельем — трудная, кропотливая работа. Днем — полежать, когда чуток отпустило. Ну а к вечеру уж и новые гости придут, чтобы использовать запой как средство реконструкции жизни.

Митюха выхлебал бутылку пива залпом. Слишком уж сегодня развспоминалось. Потому что жалко эту дурынду Ляльку. Что живет тут, да бог с ней, даже лучше, Митюха одиночества боялся больше всего на свете. Ревет вот по ночам — плохо это. Если б просто пила да веселилась — это одно. А тут. Значит, разъедать начало нутро. А раз начало — разъест, куда ж ей, сопле такой, устоять-то. И снова — накатило-нахлынуло. О другой, что не устояла.

Митюха сел на постели рывком. Ну, хватит. Нечего разнюниваться. «Вот сейчас встанешь и пойдешь в магазин, — сказал он себе, — самостоятельно».

Но подвиг не понадобился. В коридоре бодро затренькал звонок. Митюха глянул на часы. Старинные ходики в большом деревянном корпусе красовались в углу комнаты. Их регулярный бой, конечно, мешал иной раз спать. Но Митюха относился к ним как к члену семьи и ни за что не дал бы перетащить в другое место. Циферблат спокойно демонстрировал малую стрелку на цифре пять, а большую на цифре девять. То есть шесть утра, без пятнадцати минут. Не слабо кого-то поднесло с утра. Не иначе «Ванька-встанька» мыкается. Из других гостей, видно, выперли, вот и прибрел, бедолага, в надежную гавань.

«Ваньками-встаньками» в компании называли ребят, которым с похмелюги совсем не спалось. Такой обычно просыпается часа в четыре утра и бродит как лунатик по дому, мешая окружающим. За что бывает не раз обруган и забросан тапочками. То ему — пить, то — в туалет, то — поговорить, ну и, конечно, — выпить. Но вот незадача. В такой час обычно уже все выпито, а магазины закрыты. А если какой и открыт, так ни у кого денег нет! Но «Ваньку-встаньку» с толку не собьешь! Он терпит изощренные ругательства, ботинки, летящие в голову, угрозы и насмешки. И продолжает куролесить до тех пор, пока дружки, изнемогая от желания наконец окунуться в объятия Морфея, не вытряхивают из карманов всю оставшуюся мелочь, вручают ее зануде и выталкивают его за порог. Особо циничные «Ваньки» через часок возвращаются и громогласно предлагают составить компанию принесенной бутылке. И опять занудничают до того момента, пока кто-нибудь, ворча и ругаясь, все же не встает и не усаживается за утреннюю беседу с возлияниями.

Так вот, в дверь Митюхе звонил сейчас некий «Ванька» скромный, то есть не решившийся вновь беспокоить прежнюю компанию, а, напротив, побредший в другое известное ему гостеприимное место. Где, по его мнению, может, есть страждущие на халявную выпивку.

За дверью оказалась целая компания «Ванек». Рок-группа «Моголы» и иже с ними, поклонники.

Ребятишки загуляли в клубе после концерта, а потом решили «продолжить», как водится, у Митюхи.

Чему хозяин был рад несказанно. Лучшего средства развеять печаль-тоску, чем окунуться в чужое веселье, не найти. Весеннее солнышко, казалось, ворвалось вместе с ними в сумрачные недра квартиры. А компания между тем, побросав верхнюю одежду в коридоре, уже расставляла в гостиной на столе принесенные яства и напитки. Скоро стол оказался оформлен одинаковыми стеклянными графинчиками, почему-то без пробок, и бутербродами, торчавшими из салфеток. На вопрос хозяина: что сие означает — компания разразилась хохотом.