Виктор Пономарев - Записки рецидивиста Страница 12

— Парень, я тебя запомнил, из-под земли достану, если будешь лишнего «ля-ля» языком делать. Понял? — сказал напоследок цыган.

— Понял, все ништяк, — ответил я.

Павлика на улице не было. Я обошел весь «Привоз», но и там его не нашел. «Сявка, видно, перемохал, как дело до ствола дошло, и сбежал, — подумал я, — ну да ладно, черт с ним».

В конце «Привоза» я увидел много цыган, они сидели отдельными группами и пили кофе. Подошел к одной группе, где пели песни под гитару, и сел рядом.

Вечерело, было тихо и тепло, солнце садилось за горизонт. Цыганская песня разносилась далеко за «Привоз». Цыгане так хорошо пели, даже сердце у меня стало щемить и что-то подкатило к горлу. Когда цыгане кончили петь, то обратили внимание на меня, стали спрашивать, откуда я, кто такой. Я сказал, что я из России, с востока и в Одессе первый раз. Попросил гитару, взял несколько аккордов и запел:

Ночь, тишина слегка туманит свет.Любимая, прости меня, бродягу.Ложусь я спать, а сна все нет и нет,Я до утра, наверно, спать не буду…

Когда я кончил петь, цыгане стали меня хвалить, просить еще спеть, налили кофе, кто-то сказал:

— Водки принесите.

Я вытащил сотню, кинул на круг со словами:

— И закусить чего-нибудь.

Цыгане наперебой стали кричать:

— Возьми деньги, ничего не надо, мы тебя угощаем.

Ко мне подошла старая цыганка, все называли ее «мать Мария», присела рядом, сказала:

— Сынок, я смотрю, ты хоть и молод, но хлебнул, видимо, изрядно. Кто ты, откуда?

Рассказал я про детдом, про крейсер, про «малолетку», про Ванинскую зону, откуда недавно освободился, а сейчас гуляю.

— Правильно, сынок, работать ты всегда успеешь. Сначала погулять надо как следует.

Мы пили, ели; подошли другие цыгане с гитарами. Три гитары заиграли цыганочку, а я выскочил в круг и стал плясать, вошел, в раж, а цыгане кричали, подбадривали меня. После моего танца по табору пошел слух: «Вот молодец парень, как танцует здорово». Потом выходили молодые цыганки, пели, плясали. Уснули все глубокой ночью, мне кто-то принес одеяло, подушку.

Проснулся утром, солнце было уже высоко, голова разламывалась на восемнадцать частей. Цыгане давно уже встали. Ко мне подошла вчерашняя старая цыганка, вся в кольцах золотых, серьгах, бусах и браслетах, протянула полстакана водки:

— Похмелись, сынок, вижу, голова болит. Уж больно вчера мне понравилось, как ты пел и плясал, получше многих наших цыган. Запомни, если трудно будет или задержишься где поздно, приходи к нам ночевать. Покушать и крыша тебе всегда будут. Скажешь, что идешь к матери Марии.

И я ушел в город, походил по «Привозу» в надежде встретить Павлика, но так и не встретил. Пошел в столовую, поел, попил пива. Зашел в скверик по малой нужде, сел на лавочку передохнуть и немного прикемарил. Проснулся я от голосов, были уже сумерки. На соседней лавочке шел базар: двое парней разговаривали между собой. Один сказал:

— Кумар меня долбит, прямо невмоготу. Надо что-то придумать.

— А где башли взять? Только хату молотить и этого подлючего жида. Сколько товару мы отдали ему за бесценок, а как коснулось, что мы на голяке, так он: «Деньги вперед гоните, в долг не даю». Сука он, — ответил второй.

Я поднялся с лавочки, подошел к ребятам.

— Об чем базар держите? Я помогу. Вы дайте только наводку.

— Ты что, парень. Там дед у него вооруженный, телохранитель, — сказал первый.

— Но это моя забота. Долбить буду я. Ствол без дела ржавеет в кармане. Одно только условие: что возьмем — пополам. И желательно транспорт найти.

— Годится, — ответил второй.

Одного парня звали Юзик, другого — Алик.

— У меня кент один с машиной. Сидите здесь, я мигом, — сказал Юзик и ушел.

Через полчаса Юзик вернулся:

— Пошли.

Мы вышли за «Привоз», уже было темно. Стояла «Победа». Мы сели и покатили. Не доезжая до дома, вышли из машины, подошли к особняку на берегу моря.

— Здесь греки раньше жили, — пояснил Юзик. — Я сейчас вызову.

Он постучал, за дверью послышались шаги, и хриплый голос спросил:

— Кто?

— Я, Юзик. Товар принесли.

Заклацали замки, дверь приоткрылась. На пороге стоял высокий крепкий старик. Я вскинул пистолет и два раза выстрелил старику в живот. Рука старика дернулась к пистолету за поясом брюк, но так и зависла в воздухе. С глухим выдохом «ох!» старик, как мешок, рухнул на пол.

Я перепрыгнул через старика, выдернул у него из-за пояса пистолет, точнее, барабанный револьвер и ломанулся в комнату. В кресле за письменным столом сидел хозяин с вытаращенными от ужаса глазами. Не раздумывая, рукояткой пистолета я ударил его по голове. Тело мужчины обмякло, голова завалилась набок. Я подошел к двери, сказал ребятам:

— Все готово, приступайте к делу.

Те как-то нерешительно вошли в комнату. Главное я сделал, остальное дело техники и чутья, пусть теперь они поработают. Я пока нигде не оставил ни одного отпечатка пальцев. Это был мой первый серьезный экзамен после Ванинской зоны, до этого были только зачеты. Да оно и понятно: не кодекс же строителя коммунизма я изучал под руководством Фунта и Сибиряка.

— Если не хотите сделать ментам подарок, поменьше везде лапайте руками. Посмотрите, может, какие перчатки где валяются. И без нервов, от нервов все болезни, один триппер только от удовольствия, — поучал я ребят по ходу дела.

В прихожей нашли перчатки, надели. Я показывал, где шарить. Нашли большие упаковки с морфием, шприцами, в перине шестьдесят пять тысяч денег. Алик не выдержал:

— Юзик, давай ширнемся, невмоготу, кумар зае…

— Ладно, — сказал я, — только по-быстрому.

Трясущимися руками наркоманы набрали шприцы, ввели в вены морфий. Я видел, как их бледные, искаженные ломкой лица постепенно стали распрямляться, в глазах появился живой блеск. Когда они окончательно раскумарились, я заставил их еще раз обшмонать квартиру. Но больше ничего не нашли. Деньги сложили в наволочку от подушки, упаковки с морфием завернули в простыню.

— Все, уходим, — сказал я, — хозяина тоже в машину. Отвезем в катакомбы.

— Мы думали, он тоже готовый, — сказал Юзик.

— Слушайте, что я говорю. Можно, конечно, и хозяина добить, и никаких свидетелей. Но запомните: я никогда не добиваю, не в моих правилах. Тем более, он вообще был безоружный и не представлял нам опасности, другое дело — старик. А хозяин, попомните мои слова, вам еще не раз пригодится.

Машину подогнали поближе к дому, погрузили упаковки с морфием, вытащили из хаты хозяина и засунули в багажник. Поехали к катакомбам, предварительно закрыв хату на ключ.

Вход в катакомбы закрывала толстая железная дверь с большим колесом на ней. Я покрутил колесо, открыл дверь. Ребята затащили торговца наркотиками, дверь снова закрыли, сели в машину и поехали в город.

— Едем до Капы на Молдаванку, — сказал Юзик шоферу.

Мы приехали на блатхату до Капы. Там было уже несколько девушек и парней, пили сухое вино. Увидев нас, они очень обрадовались.

Я отозвал в сторону шофера «Победы», дал ему десять тысяч, сказал:

— Ты свободен.

Шофер взял деньги и укатил.

Партию упаковок с морфием я разделил пополам, поделил деньги и сказал:

— Сейчас я уеду, а завтра приеду.

Забрав свою долю, я ушел. Поймал такси, доехал до «Привоза» и пошел к цыганам. Нашел мать Марию, отозвал в сторону.

— Мать Мария, у меня несколько упаковок морфия, надо загнать.

— Я все сделаю, сынок, можешь на меня положиться.

— На вот еще тысячу рублей, я хочу угостить цыган и немного повеселиться в этот вечер. А сейчас с часок хочу поспать.

— Я все устрою, — сказала цыганка.

Дала одеяло, подушку и уложила меня в одной из палаток. Видимо, от перенапряжения я быстро уснул. Проснулся от сильного гомона, выглянул из палатки, цыгане сидели большим кругом, ели и пили. В палатку вошла Мария, сказала:

— Вот, Дима, деньги, которые я взяла за твой товар, — и протянула мне большой сверток.

— Ого сколько! А сколько здесь? — поинтересовался я.

— Около ста тысяч.

— Мария, возьми себе половину, она твоя.

— Бог с тобой, сынок. Это твое. Ты молодой, тебе они нужней, — сказала цыганка.

— Возьми хоть за свои труды, — ответил я и дал ей двадцать тысяч. — У меня сейчас очень много денег. И я прошу тебя, принеси мне какой-нибудь портфель, чтобы сложить деньги. Не буду же я их за пазухой или в авоське таскать.

Женщина принесла большой коричневый портфель, в него я сложил все деньги. Оставил себе на карман пять тысяч.

— Мать Мария, я верю тебе, будь моим кассиром, пусть деньги будут у тебя, а мне когда надо будет, я приду и возьму.

— Хорошо, сынок. Бог тебя сохрани, все будет как ты скажешь, — ответила старая женщина. — Наши ребята приглашают тебя к столу.