Елена Колина - Предпоследняя правда Страница 12

Поступить предусмотрительно, сказать отцу и предупредить первый отдел о том, что нашлись родственники за границей? Невозможно, порядочный человек не имеет с ними дела, не играет по их правилам, не стучит в КГБ на самого себя. Что НЕВОЗМОЖНЕЙ?

…Все невозможно. Но что же это за страна?! Что бы ни было, интересы Родины, оборонная промышленность, военные секреты, но, господи, что это за страна, которая не позволяет встретиться двум старикам даже в письмах… Блядская страна! — подумал Кутельман и испугался, — кажется, он впервые в жизни выругался матом, хоть и мысленно.

Как только они наконец сели за стол, Фира сказала:

— Эмка, расскажи сначала, как прошла защита твоих аспирантов, тебе же не терпится…

— На первом месте у него работа, на втором аспиранты, а семья у него на третьем месте, — шутливо, тоном сварливой жены сказала Фаина. Аспиранты были частью «работы», но так звучало драматичней, — семья на третьем месте. Ей нравилось говорить, что семья на третьем месте, — это правильно, так и должно быть, а лучше бы на пятом или на шестом…

— Один защитился блестяще, а другому кинули два черных шара, нужно посылать работу в ВАК. Ну, ничего, я им покажу, они у меня попрыгают, они у меня как миленькие признают свою предвзятость, свои ошибки… — воинственно сказал Кутельман. Он возился со своими аспирантами, как с детьми, и сейчас был так взволнован, будто это лично ему кинули два черных шара.

— Вот видишь, — в пространство сказала Фира. Все поняли, что означало это «вот видишь», — это было сказано Кутельману, но на самом деле не Кутельману, а Илье, и означало: «Вот видишь, жизнь идет, люди защищаются, а ты, когда уже ты?!»

— Профессор, у нас тут «первый раз в первый класс» или заседание Ученого совета? — отозвался Илья, и в его голосе прозвучало предостережение, не Кутельману, а Фире, это было «Фира, отстань от меня…». Прежде Фира с Ильей разговаривали друг с другом, а не через посредников, но кандидатская диссертация была больная тема.

Илья так и работал в Котлотурбинном. Ему повысили зарплату, после института он был инженер с зарплатой 105 рублей согласно штатному расписанию, а теперь инженер с окладом 110 рублей. Если он защитится, ситуация кардинально изменится — ему дадут старшего научного сотрудника с окладом 140, а то и 160 рублей.

Может быть, Фирино страстное желание, чтобы Илья стал кандидатом, неприлично? Стыдно из-за денег портить себе и мужу жизнь.

Но разве Фира из-за денег!..

— Я — из-за денег?! — возмутилась бы Фира. — При чем здесь деньги?! Человек обязан расти, развиваться, достигать! Это же для человека ЕСТЕСТВЕННО!.. Что же, Илья до седых волос будет инженером штаны просиживать, это же стыд-позор!

Она действительно считала, что «инженер — кандидат наук — доктор наук» — это естественный жизненный цикл, как биологический цикл «куколка-гусеница-бабочка».

Правда, если уж совсем честно, на доктора наук Фира даже в душе не замахивалась, как педагог она понимала — необходимо учитывать материал, с которым работаешь. Все же Илья, любитель преферанса, на мечту «доктор наук» не тянул.

Но кандидатом может и обязан стать каждый! Фира была в этом убеждена, и в своих мыслях она не была одинока, вместе с Фирой Резник целая армия технарей, инженеров НИИ, советских интеллигентов средней руки думала «диссертация, диссертация», мечтала о вожделенной кандидатской степени, — вот такой интеллигентский фетиш, знак, что ты чего-то стоишь.

Четыре года Фира спрашивала Илью, четыре года, каждый вечер: «Илюшка, когда ты начнешь?» Со временем в вопросе зазвучали другие нотки. Фира спрашивала: «Это что, только мне надо?! Ты что, сам не хочешь защититься?!»

— Фирка, давай лучше по Невскому погуляем, или Эмку с Фаинкой позовем… или сами к ним сходим…

— Вот именно, Эмка! Посмотри на Эмку! — с педагогическим напором говорила Фира. Она по-учительски была уверена — положительный пример должен сыграть положительную роль. Но Илья вел себя как самый плохой ученик — не поддавался воспитанию, но и не возражал.

Фира не сдавалась, теребила, настаивала, кричала, даже от постели его отлучала — ненадолго, на день-два, Илья над ней подтрунивал, — она так решительно объявляет мораторий на любовь, рукой прочерчивает между ними границу в постели — и не смей ни на сантиметр ко мне приближаться! — и всегда сама же первая переходит границу.

Иногда Фира шутила — вечером, когда Лева засыпал, а мама уходила к соседке, подкрадывалась к смотрящему телевизор Илье и рявкала мужу в ухо: «Где диссертация?! Ты что, не любишь меня, что ли?!» Илья смеялся, хватал ее, тянул за шкаф: «Сейчас ты увидишь, как я тебя не люблю!» И Фира таяла, распадалась на молекулы, — «распасться на молекулы» было интимное выражение, означало ее полную готовность к любви, таких интимных слов между ними было много, — и каждой молекулой любила Илью. Какой он красивый, остроумный, обаятельный, настоящий мужчина, она за него жизнь готова отдать!

Любовь любовью, но Фира не смирилась — она была не из тех, кто смиряется, кто покорно ждет у моря погоды! Она лопнет, а сделает из Илюшки человека!!

Разве это ради денег, это — ЖИЗНЕННЫЙ ПЛАН! Фира заранее все решила, все продумала: две карьеры на семью много, поэтому она и пошла в школу работать, в школе кроме зарплаты есть возможность репетиторства, — она будет работать, зарабатывать и даст возможность Илье защитить диссертацию.

Илье нужно было сдать экзамены, кандидатский минимум. Фира вечерами писала билеты по философии, чтобы ему самому не рыться в учебниках, конспектировала Гегеля, Маркса и Энгельса, подсовывала Илье готовые конспекты — глупо было надеяться, что Илья потратит свое вечернее время у телевизора на «Происхождение семьи, частной собственности и государства» или на «Материализм и эмпириокритицизм». Фира даже пыталась выучить английский, — в школе у нее был французский, а Илье нужно было сдавать английский, нужны были переводы технических текстов, «тысячи». Илья постоянно напевал себе под нос песни своего любимого Маккартни, выучил, как попугай, Uncle Albert — и это вместо того, чтобы переводить технические тексты?! Говорить Фира, конечно, не научилась, но хотя «тысячи» снились ей по ночам, недурно справилась с переводами.

Если бы можно было, она бы английский и философию из себя вынула и в его голову положила! Но Илюша у нее такой… особенный, ласково-ускользающий, вымыливался из ее рук, нежно говорил: «Фирка, завтра»… «Завтра?! — угрожающе шипела Фира. — А что СЕГОДНЯ?!»

Илье не приходило в голову расхрабриться и решительно сказать: «Я не хочу». Не хочу диссертацию, не хочу быть как Эмка. Ему не приходило в голову попытаться хотя бы мягче, в форме предположения, сказать: «А МОЖЕТ БЫТЬ, я не хочу диссертацию», даже такая беспомощная попытка была немыслима, — настолько было очевидно, что Фира права, а он двоечник. Он только иногда ласково огрызался: «Фирка, я твоя педагогическая неудача» — и уточнял: «Самая большая педагогическая неудача, самая красивая, самая сексуальная неудача…»

А Фира, между прочим, хороший педагог, Фире Зельмановне Резник давали самые сложные классы, к примеру 8-е, никто не мог с ними работать, а она справлялась, и не только строгостью и силой, а красотой, улыбками, блестящими глазами. В каждом классе по 40 человек подростков, — и Фире с ними легко, и все хулиганы у нее по струнке ходят, — а с одним Ильей не может справиться! Но ведь параллель 8-х классов на самом деле не такое уж важное дело, — если она не справится, кто-то другой возьмет. А Илья — это муж, если она не справится, кто его возьмет? Он без нее пропадет.

Кандидатский минимум Илья сдал, Фира добила, но с диссертацией пока никак… ну не может она написать за него диссертацию!

Написать не может, но может, чередуя нежность и строгость, заставить, направить. Итог Фириных четырехлетних трудов был не блестящий, но обнадеживающий: философия — четыре, английский — четыре, специальность — четыре, и все это было — любовь.

…Раздался звонок, потом еще и еще один, — звонили сразу во все звонки.

Фира возмущенно фыркнула, — что за наглость, — вышла в коридор, через минуту вернулась, объяснила:

— Близнецы из первого подъезда, ДОЧКИ. Надо же, отец большой начальник, а они бегают без присмотра, по квартирам ходят… Стоят на площадке, заглядывают в дверь — а Лева выйдет?.. Оч-чень бойкие девочки…Как они с Левой познакомились?.. Девчонки не стеснительные, сами и познакомились, во дворе, и в гости пришли. Удивились, что в квартиру столько звонков, нажали сразу на все.

— Бедные партийные сироты никогда не видели коммуналку, — усмехнулся Илья.

Отец девочек, первый секретарь Петроградского райкома, этим летом получил квартиру в Толстовском доме. Теперь каждое утро во дворе стояла черная «Волга», такие «Волги» в народе называли членовозами. Сам начальник — человек еще не старый и, кажется, НЕ НЕПРИЯТНЫЙ. Во всяком случае, выходя из своей черной «Волги», здоровается, улыбается… А вот жена у него неприветливая.