Владимир Кунин - Двухместное купе Страница 12

Из нее выскочила Лидочка Петрова, а из-за руля «Волги» — Лидочкин отец Николай Иванович Петров в гражданских брючках и потертой кожаной куртке.

— Папа! Папа!.. Второй этаж, налево по коридору!.. — нервно проговорила Лидочка.

— А то я не знаю. Не вздумай нос туда совать.

Худенький Петров в три прыжка одолел лестницу и...

...сразу же увидел всего в орденах Натана Моисеевича, испуганного Сергея Самошникова и плачущую Любовь Абрамовну.

— Николай Иванович! — всхлипнула Любовь Абрамовна.

— Тэ-экс... — сказал Петров. — Здрасте вам, пожалуйста! Ну-ка, все вниз — в машину. Я тут попробую сам разобраться, а потом вас домой отвезу.

С интересом оглядел Лифшица, увешанного боевыми наградами:

— Натан Моисеевич! Такой, можно сказать, боевой товарищ... и вы, Сергей Алексеевич... И не можете успокоить Любовь Абрамовну? Ну-ка, спускайтесь, спускайтесь вниз. Лидка вас проводит. Лидуня! Командуй...

Николай Иванович отдал Лиде ключи от милицейской «Волги» и без стука открыл дверь кабинета. Оттуда сразу же раздался удивленный голос:

— Елочки точеные!!! Товарищ подполковник! Какими судьбами, Николай Иванович?..

КАБИНЕТ СЛЕДОВАТЕЛЯ

—... Месяц назад в парке Политехнического института такую драку устроили, кошмар!.. Просто-таки — стенка на стенку, Николай Иванович! С одной стороны — школьники, вот его банда, Самошникова! С другой — пэтэушники. Зайцев там один верховодит. По восемьдесят девятой и по сто сорок четвертой за кражи проходил... А чем дрались-то, Николай Иванович?! И цепи, и кастеты, и заточки, и чего под руку попадет! Брандспойтом разливали!.. Семь человек в травме, двое с черепно-мозговыми в третьей больнице. Уже — сто двенадцатая, часть первая! А привлечь не можем — малолетки! Ведь знают это, сукины дети, ни хрена не боятся! И вот этот чемпион гребаный — главный организатор и вдохновитель ихних безобразий... Идейный вождь, так сказать, чтоб он треснул! — И старший опер показал Николаю Ивановичу на сидящего Толика-Натанчика. — Можете познакомиться!

— Да знаю я его. Сосед. Дома — напротив. А сейчас за что?

— Прошлой ночью на спор с такими же обалдуями, как и он сам, фургон с горячими хлебобулочными изделиями угнал.

— Как угнал?

— А очень просто — пока водитель и экспедитор лотки с хлебом в магазин таскали, он сел за руль и угнал фургон. Рублей на сорок горячих батонов сожрали, фургон заперли и бросили его за спорткомплексом «Зенита». Ну что ты будешь делать?! И ведь четвертый привод... Сейчас оформим в райисполком на комиссию по делам несовершеннолетних. А они его пускай в колонию определяют... Рецидив за рецидивом.

— Ну, правильно! — сказал Николай Иванович. — Что с такими дураками еще делать? И с родителей стоимость похищенного... Вернее, сожранного, взыскать. Пусть выплачивают. Их только пожалеть можно. А пока...

Николай Иванович грозно посмотрел на Толика и сказал ему:

— Пошел в коридор. И ни шагу от дверей! Сядь и сиди. — Толик вышел. Николай Иванович вытащил из внутренних карманов кожаной куртки две бутылки коньяка. Поставил их на стол и спросил: — Занюхать есть чем?

— Обижаете, Николай Иванович! — радостно проговорил старший опер, быстро запер дверь кабинета на ключ и бросился открывать большой обшарпанный сейф...

СЛУЖЕБНАЯ «ВОЛГА» У ОТДЕЛЕНИЯ МИЛИЦИИ...

Лидочка сидела впереди, а Натан Моисеевич, Любовь Абрамовна и Серега Самошников — сзади.

Серега наполовину опустил стекло у задней дверцы, нервно покуривал, выдыхал дым на улицу, стряхивал пепел наружу, за окно.

Все четверо напряженно смотрели на уличную дверь отделения.

Но вот дверь открылась, и все сидящие в старой милицейской «Волге» увидели, как вышли Николай Иванович Петров и Толик-Натанчик.

Подошли к машине, Николай Иванович сказал Толику:

— Садись вперед к Лидке. Подвинься, Лида.

Толик боком уселся спереди. Николай Иванович сел за руль...

... Когда отъехали подальше от милиции, Лида прижалась плечом к отцу, поцеловала его в щеку. Унюхала запах коньяка, сказала, чтобы хоть как-то нарушить тишину:

— Пьяный за рулем — преступник.

— Тогда можешь загадать желание, — усмехнулся Николай Иванович. — Сидишь как раз между двумя преступниками...

КВАРТИРА ЛИФШИЦЕВ -САМОШНИКОВЫХ

В большой комнате вся семья, кроме Лешки, была в сборе.

— Ты, шлемазл! — сказал дедушка внуку. — Ты хоть понимаешь, что еще один такой взбрык и — «...тюрьма Таганская, все ночи, полные огня, тюрьма Таганская, зачем сгубила ты меня?..».

— Натанчик, солнышко... — плачущим голосом простонала бабушка.

— Ты кому? Мне или дедушке? — попытался уточнить внук.

— Тебе, сукин кот!!! — яростно рявкнула бабушка.

— Мама! — строго прикрикнула Фирочка.

— Сынок, ты чего это взялся нас огорчать? — грустно спросил Серега. — Хочешь, чтобы мы все с ума сошли от горя, да?

— Нет, — опустил голову Толик-Натанчик.

— Так что же ты?.. Неужели самому не понятно, сыночек?

Не найдя больше слов, Серега притянул Толика-Натанчика к себе, обнял его, прижал к груди и поцеловал в макушку.

Толик замер... Потом неловко потерся об отцовское плечо, мягко отстранился и, с трудом сдерживая слезы, с фальшивой бодростью хрипловато сказал:

— Ну все, ребята, все... Притих — вот кто буду!.. Бабуль! Деда... Мамусь!.. И ты, па... Ну чего вы? Сказал же, что все! Завязал, чесслово... Ну, кончайте, в натуре!..

И, уже не в силах сдержаться, уставился в окно глазами, полными слез...

конец второй серии

Третья серия

КООПЕРАТИВНЫЙ ГАРАЖ. СОЛНЕЧНЫЙ ДЕНЬ

Проезд между двумя рядами гаражей был почти пуст.

Из полусотни ворот открыты только трое. У одних какой-то старик при помощи ведра и тряпки умывал древний «Москвич», у других кто-то лежал под новенькими «Жигулями»...

В третьем открытом гараже стоял ухоженный «Запорожец» Лифшицев -Самошниковых без номеров.

Только что подновленные белой и черной краской номера «Запорожца» лежали на верстаке, сушились на солнышке у самого входа в гараж.

Тут же на верстаке стояли баночки с красками и кисточками.

А над верстаком с большими тисками, на деревянном щите, в специальных сотах висели разные инструменты — пассатижи, дрели, рожковые и накидные ключи, отвертки...

В полутемной глубине, между задней стенкой гаража и капотом «Запорожца», Лидочка Петрова учила Толика-Натанчика целоваться «по-настоящему» — взасос.

— И языком, языком!.. Сколько раз говорить?! — тяжело дыша, говорила Лидочка.

— На хрена?! — так же тяжело дыша, удивлялся Толик.

— Надо!!! И не отклячивай от меня задницу!.. Прижмись крепче.

— Так неудобно же... — стыдливо опускал голову Толик.

— Чего тебе неудобно?! То, что я там, внизу, тебя чувствую? Да?

— Да.

— Так это же прекрасно! Значит, ты меня любишь...

— А чего же ты мне тогда не даешь?! — разозлился Толик.

— «Хороший вопрос», как говорит мой папа. Не время. Пробуем еще раз. Не забывай про язык! Обними меня...

— У меня руки грязные. В краске.

— Не боись, это моя забота, — усмехнулась Лидочка. — Давай, давай! И не закрывай глаза. Смотри только на меня...

Но в этот момент снаружи от ворот раздался голос:

— Самоха! Самоха, ты здесь?..

— Погоди, — насторожился Толик-Натанчик, освободился от Лидочкиных объятий и шепнул ей: — Не выходи. Я один потолкую...

— Самоха!!! Толян!

— Иду, иду! Чего блажишь?

Толик вышел из-за «Запорожца» к воротам. У гаража стоял длинный, на полголовы выше Толика-Натанчика, приблатненный пэтэушник Зайцев.

Тот самый Заяц, которого Толик победил в финальной схватке на матчевой встрече по вольной и классической борьбе.

Метрах в трех от Зайца стояли четверо из его зайцевской кодлы.

— Здорово, Самоха! — широко улыбнулся Заяц.

— Привет, Заяц, — напряженно ответил Толик.

Заяц нагловато оглядел Толика, закурил, облокотился о гаражные ворота и, ежесекундно сплевывая, спросил Толика-Натанчика:

— Слушай, Самоха, скажи честно — ты кто по нации?

Четверо, стоявшие за спиной Зайца, заржали...

Толик втянул в себя воздух, сжал зубы, но промолчал. Только лишь смотрел в лицо Зайцу точно так же, как тогда — в финальной схватке.

Но Заяц его молчание понял неправильно, рассмеялся благодушно:

— Не бзди, Самоха! Мы тебя не тронем. Только по-честному — какая есть твоя настоящая нация?

Тут из глубины гаража, из-за «Запорожца», вышла Лидочка Петрова — очень красивая двенадцатилетняя девочка в очень коротенькой соблазнительной юбочке, встала рядом с Толиком-Натанчиком Самошниковым и спокойно сказала с удивительным для ребенка женским презрением:

— Шел бы ты отсюда, Заяц, к ёбаной матери!

Зайцевская кодла да и сам Заяц на мгновение оторопели...

Но уже через секунду Заяц выхватил из кармана кусок стальной цепи, намотал ее на руку и с размаху шарахнул цепью по верстаку!