Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна Страница 12

— Ничего, Боренька, тебе-то вот настоящие старики, как распределят по частям после учебки, устроют житуху, попомни мое слово! — сказал Сергей, не переставая орудовать коротенькой лопаткой, будто заводной.

— Я сам кому хошь устрою! А эту помесь Сурка с Хомяком сегодня же вечером научу быть почтительным, он у меня еще солдатской присяги не проходил! — отпаривал Черецкий. Он по-прежнему отдыхал, благо, что сержант на дальнем фланге возился с кем-то, что-то показывал и растолковывал. — Он у меня настоящим солдатом станет!

— Тебя самого присягать надо! — выкрикнул молчавший до этого Леха Сурков.

— И это запишем, и это учтем! — Черецкий залился ехидным, нервически-деланным смехом.

— Боря!

— Чего тебе?

— Я все хотел спросить у тебя — чего это ты такой злойто, тебя чего, обделили чем-то в розовом детстве или папа тебя с яслей пивком подпаивал, да не допоил?! Ответь, пожалуйста! — Сергей, перевернувшись на другой бок, уставился на Черецкого.

Тот ошалел, выпучил глаза — то ли от неожиданного вопроса, то ли от прямого попадания.

— Ну, не хочешь — не отвечай.

Сергей снова судорожно вцепился в лопату. Опустил лицо вниз: из-под глины начинал проступать песок. Он копнул еще несколько раз и, убедившись, что не ошибся, крикнул:

— Нажми, Борька, дальше легче пойдет!

Черецкий недоверчиво поглядел на Реброва, но, увидав выбрасываемый тем наверх желтенький песочек, схватил брошенную лопату и с силой вонзил ее в глину.

Новиков не спускал глаз с циферблата часов, наверное, время, отпущенное уставами на окапывание, подходило к концу. Проще было самому рыть землю, чем наблюдать за этим процессом и бездействовать, по крайней мере, ему так казалось.

Наконец он приподнялся с бугорочка, на котором сидел последние пять минут, и не спеша пошел вдоль линии окопов, отмечая что-то у себя в блокнотике.

Сергей чувствовал, что он не успевает, но поделать ничего не мог — Новиков подходил все ближе и ближе. И если бы в запасе оставалось хотя бы две-три минуты, он отрыл бы до конца эту ненавистную земляную щель. Но в запасе не оставалось и минуты!

Черецкий уже понял, что дело безнадежное, и сидел рядом с неглубокой своей ямкой, прямо на травке, терпеливо ожидал приближения сержанта. Но не так-то он прост был. Сергей заметил, что Борька успел вымазать грязными, глинистыми руками все лицо и принялся вдруг дышать словно загнанный жеребец, почти так же поводя боками, а уж рот разевал — куда там жеребцу! Но получалось довольно-таки натурально.

Когда сержант подошел вплотную, Черецкий с маху ткнул лопаткой в землю, да так, что попал в камень или кирпич — конец лезвия чуть согнулся, и Черецкий будто в сердцах хлопнул ладонью по колену.

— Кремень, зараза! Ну не берет, товарищ сержант, хоть ты лопни!

Новиков поковырял мыском глиняные комья и кивнул понимающе, поставил галочку в своем блокноте.

Черецкий почти сразу же перестал «задыхаться» и чертыхаться и незаметно подмигнул Сергею: знай, мол, наших.

— У вас, Ребров, то же самое, грунт тяжелый? — на ходу произнес Новиков, уже собираясь поставить еще одну отметку.

— Нормальный грунт, — ответил Сергей, глядя в сторону. Ему только ваньку валять еще не хватало. — Глина с песком.

— А что ж не уложились-то? — Новиков хотел, чтобы вопрос прозвучал как можно более бесстрастно. Но ему это не удалось — легкий оттенок сожаления лег сверху и придал его словам некоторую глумливость.

Сергей не оправдывался.

Неизвестно, как бы складывались события, но многие ребята из взвода уже сгрудились вокруг, прислушивались. Новиков успел пожалеть, что не поддержал просьбу Сергея о переводе в другой взвод, его рапорт Каленцеву. Но сказал то, что должен был сказать:

— Придется повторить.

Все замерли. Кто-то присвистнул. И ждали, ждали продолжения. Черецкий из-за спины сержанта выразительно пощелкивал себя пальцем по лбу. Сурков сочувствующе разводил руками. Хлебников виновато улыбался.

— Зачет сдавать будете сегодня, в свободное время. Лично мне, рядовой Ребров. Ясно?

— Так точно, товарищ сержант, — ответил Сергей.

У него в глазах мельтешила нахальная, ухмыляющаяся рожа Черецкого. И никак Сергей не мог избавиться от этого гнусного видения.

"Салага, зелень пузатая, котелок медный! — И снова: Салабон! Внучек! Учить тебя и учить! Зелень! — звучало у него в ушах противным шепотком. И шепоток тот по тембру и высоте явно принадлежал Борьке Черецкому. Са-ла-женок!" Но сам Борька стоял себе рядышком и рта ке раскрывал, лишь кривился и щурился — эдак по-стариковски, поглядывал свысока. И надо бы ему врезать было хорошеньхо! Да не место и не время. Сергей только сплюнул под ноги сильно похлопал себя ладонью по пояснице.

Новиков объявил перекур и вновь двинулся вдоль окопов, вытаскивая на ходу из кaрмана брюк пачку сигарет.

На фоне серого облачного неба фигура его казалось черной.

В обед Сергею передали письмо.

— Ты извини, — сказал парень из второго отделения, принесли вчера еще, да тебя не докричались, я дневальным был, вот запамятовал немного.

Сердце екнуло и забилось часто-часто. Сергей не обратил внимания на извинения — какие мелочи! Но… письмо оказалось от брата:

"Сергей, привет, братуха!

Видишь, как получилось, — я приехал, ты в армию ушел, забрили, что называется. Ну да ладно, служи! Мне все четыре довелось отпахать на флоте — от звонка до звонка, сам знаешь. А пишу тебе не просто так. Так бы и не стал зря сантименты разводить. Хочу тебя порадовать — мать пошла на поправку, и врачи-то не ожидали, и никто. Хотя ты, я знаю, этого еще не просек, ты вечно сам в себе. Но все равно, не бревно же ты, должен чувствовать. Скоро она сама тебе напишет… Ну давай, не буду тебя отвлекать от службы да про дом напоминать, а то еще, глядишь, и расплачешься, а тебе еще трубять и трубить, только начал. Пока! Привет отцам-командирам и братишкам-годкам!

Ю. Ребров (без даты)".

"Не то, чего ожидал! Но все же, дай бог, мать поправится. Что ж это ему выпало-то — и с одной стороны, и с другой, и с третьей! И сам — хорош гусь! Все о себе да о себе, про мать и вовсе не думал, верно Юрка пишет: бревно оно и есть бревно!" Сергею стало хуже, чем было, хотя казалось, что хуже некуда. Но нет, есть, есть куда. Он представил себя со стороны, ну как бы сам посмотрел на такого? Как? Да очень просто — гад он и есть гад: невесту у служивого человека увел? увел! мать чуть не в гроб ложилась, уже при смерти была, а он? хоть бы хны! все о себе да о себе! друзьями надежными, верными — и то обзавестать не сумел! Точное есть выражение: дерьмо в проруби! Очень точное! А Новикову Коляне надо в ножки еще поклониться, что чан не своротил на сторону, а ведь своротил бы — и правда его! Совсем Сергей расстроился, донельзя.

Пересдавать зачет, как и сказано было, пришлось после обеда, когда все отдыхали. А отдых мимолетный в первые месяцы службы почитался за высшее благо, за дар несказанный, чуть ли не сказочный.

Ребята провожали Сергея сочувствующими взглядами.

Мишка Слепнев задрал вверх большой палец: мол, не отчаивайся, все путем. Ему легко было желать удачи, сидючи-то в курилке!

Обед был сытный — каши не жалели, гороха тоже, отпускали всю пайку на пятьдесят шесть копеек в день, как и полагалось. А потому и голодных не было, каждому желающему, если, конечно, укладывался по времени, без скаредности наливали добавку — одинаково жидко-вязкую: где суп, где каша — спервоначалу и не разберешь. И теперь большинство сидело у казармы — немного осоловелые, разморенные. Какой-то счастливчик или просто нахальный тип умудрился даже вытянуться на травке, под прикрытием кустов. Сергей, разумеется, завидовал ему. Но случай у него был особый, и потому молить сержанта о снисхождении было совестно, невмоготу. Да и не желал он никого просить!

Шли молча, Новиков чуть впереди, Сергей за ним. В поле было безлюдно и ветрено. Новиков остановился у облюбованного им пригорочка, уселся на траву и жестом предложил Сергею сделать то же самое. Сергей сел.

— Ну что, потолкуем, — сказал Новиков, — здесь нам никто не помешает.

Сергей вздрогнул. И надо бы пойти навстречу, и мешало что-то.

— Я сюда пришел окоп отрывать, — тихо проговорил он, растегивая чехол саплопаты.

Новиков занервничал:

— Да погоди ты, нароешься еще за два года, горы земли перелопатишь! Думаешь, я слепой? Думаешь, не видел, что и у тебя грунт был паршивый, похуже, чем у этого Черецкого?! Считай, все в порядке!

— Ну, если в порядке, так пошли назад, я тоже имею право передохнуть малость.

— Та-ак, не хочешь опять, значит? Уворачиваешься? А чего ты боишься?! Ты же мне подлянку подкинул, а я теперь вокруг тебя должен на цыпочках ходить да уговаривать?! — Новиков вцепился рукой в плечо Сергею, повернул того к себе лицом, закричал, брызжа слюной и стервенея: — Я тебя, сука, обхаживать должен?! А у меня, думаешь, нервы железные?! Ну ты, тварь!