Александр Пятигорский - Древний Человек в Городе Страница 12

"Надеюсь, что фрейлейн Александра разрешит мне сопутствовать ей хотя бы в одном из перечисленных выше занятий",- сказал Август, раскланиваясь.

Вебстер повел его по низкому широкому коридору. Он не помнил, сколько они шли, пока коридор не закончился белой стеной с маленькой, едва выделявшейся на ее фоне дверцей. Вебстер вставил ключ в микроскопический черный глазок замочной скважины, сильно пригнул голову Августу, чтобы тот мог кое-как пройти под очень низкой притолокой (дверца открывалась наружу), и Август оказался... на широкой улице. Такой широкой, каких он, пожалуй, не видел. Мимо, со свистом разрезая воздух, неслись автомашины. "Осторожнее! - крикнул Вебстер, стоя по ту сторону порога.- Здесь нет ограничения скорости.

И нет переходов. Да они вам и не понадобятся. Идите налево по тротуару до первого спуска, и через десять минут вы - в Южном Городе". "Что? - изумился Август.- Он же гораздо дальше и с другой стороны? Этого не может быть!" "Может. Буду у вас в "Таверне" завтра в десять утра".

Что это? Южный Город был непохож на остальные части Города больше, чем тот на другие города или даже страны; он казался чужее уже знакомому ему Привокзалью, чем Лима Москве или Гамбург Цюриху. Александра - из Цюриха. Почему она не предложила поводить его по Южному Городу? Он остановился перед огромной витриной ресторана с французским названием "On y mange" ("Здесь едят") и вывеской на французском же: "Здесь едят, кто как хочет, сколько хочет и за сколько хочет. Цена обеда - от десяти городских франков до бесконечности. Время обеда - круглые сутки. Продолжительность обеда - от десяти минут до бесконечности. Не разрешается спать, петь, заниматься любовью и курить трубку, чируты и самокрутки". Надо же наконец поесть! Самое время для позднего завтрака - ведь сейчас вряд ли меньше одиннадцати. Он не пошел дальше первой из бесконечной анфилады зал, сел за единственный свободный маленький круглый столик, у которого стоял уже ждавший его официант, и заказал яйца, овсянку с грибами и минеральную воду. "Вы здесь впервые, мсье,- поклонился официант,поэтому я позволю себе вас предупредить. Здесь всё - обед, мсье, даже если время - четыре утра. Таким образом, имело бы смысл дополнить ваш заказ стаканом предвечернего бреро. И это будет как раз десять франков, наш минимум с персоны, мсье. Чаевых здесь не берут".

Август поднял глаза на псевдобарочные позолоченные часы на противоположной стене - половина шестого. Что?! Что он делал десять часов? Черт, его часы остались в отеле.

"Вы уверены, что на этих часах правильное время?" - "Вне всякого сомнения, мсье, но взгляните на ваши".

Часы, которые он всю жизнь носил на левой руке, неожиданно оказались на правой. Ну, конечно же, он столько раз смотрел на них во время своего утреннего подъема на "Площадку Вебстера" - так он теперь ее прозвал. "Тогда я изменяю заказ. Рыбный суп, бифштекс "Тартар", какие-нибудь фрукты. Да, минеральную воду и немного водки, пожалуйста".

О непонятно куда исчезнувших десяти часах он решил пока не думать. Ну в конце концов если Валька считает, что история возможна без времени, то его собственная маленькая история еще одного бестолкового дня - и подавно. Но все же. А эта Александра, которая сейчас, по-видимому, спит с Вебстером или читает, хотя время - самое неподходящее. А почему, собственно, его кто-то должен обманывать? Ну хорошо, допустим, что сегодняшняя история - "урок выключения времени". Но какой же это урок, если он просто "попал" в не-время? Нельзя же назвать случай, когда человек попадает под машину, "уроком попадания под машину"? Если Валька прав и история возможна только при взгляде на нее из НЕ-ИСТОРИИ, то надо найти такую внеисторическую точку такого вневременного человека наконец, который и ОКАЖЕТСЯ Валькиным Древним Человеком... Хорошо бы удержать мысль о нем... ей так легко потеряться... А значит, надо скорее, сейчас же, снова пойти к Вебстеру другой, короткой дорогой, не дожидаясь его завтрашнего прихода.

Он положил на стол тридцать франков, допил водку и быстро вышел на улицу. Теперь, конечно, это заняло немного больше времени - путь опять шел круто вверх,- и когда он свернул направо, то понял, что страшно, гнетуще устал. Опять свист проносящихся машин. Дом Вебстера смотрел на них невидящими зеницами слепых окон заднего фасада. Вот здесь - дверь. Никакой двери не было. Ну, конечно же, она открывалась наружу, и не было бы безумием предположить, что служила только для выхода, а вход был с площадки. Он провел пальцами по стене, стараясь нащупать очертания проема. Ничего не было. Скорее поймать такси и вернуться в "Таверну"!

Превозмогая страстное желание усесться тут же, в холле "Таверны", в одно из глубоких мягких кресел и остаться там навсегда, он все-таки добрался до лифта. Последним усилием сознания вспомнил, что ему еще надо вставить ключ в замочную скважину, повернуть его четыре раза. В номере, сбросив одежду на пол, он забрался под одеяло и застыл в бездумной сладостной мечте о полной остановке ВСЕГО, в себе и вокруг.

Ему захотелось курить, но он не решился, боясь, что заснет с зажженной сигаретой, и уже снова стал погружаться в божественное безмыслие, когда кто-то громко постучал в дверь. Господи, что это еще!

"Тысяча извинений, сэр,- это был портье,- вам срочная электрограмма с пометкой: вручить лично и немедленно".

Боже! Кто опять хочет найти его, чтобы опять запугать или прельстить новой кабалой свободы и страха? Или это опять Валька со своими последними соображениями и уточнениями? Он вскрыл хрустящий конверт с эмблемой отеля и прочел: "Доктор Андрей фон Потапофф имеет честь пригласить Вас на открытие первой в Городе (и в мире!) выставки поздней византийской миниатюры. Ваша супруга Виктория только что звонила из Нью-Йорка в отчаянии, что не успеет прилететь к открытию, и буквально умоляла разыскать Вас и послать Вам приглашение. Вы, разумеется, окажетесь в чрезвычайно узком кругу тех из

бранных, которые примут участие в банкете после открытия..."

Он слабо застонал, бросил электрограмму в корзину, сел на край постели и закурил. Виктория никогда не была его женой и умерла семнадцать лет назад в Филадельфии от скоротечной чахотки. Это был редкий случай, и о нем писали в газетах. Ей было тогда двадцать пять лет. Он пытался учить ее испанскому. Но Виктория тянула за собой еще что-то. Что - он не мог вспомнить. Оно цеплялось снизу за поверхность памяти, но не могло продраться сквозь пленку забвения или рассеянности. Чье-то имя, наверное...

Нет, он уже не хочет спать. Надо принять душ, переодеться и, может быть, даже прогуляться немного вокруг отеля, размышляя, на этот раз без всяких мистических или эротических отвлечений, о когда-то живших здесь керах и их наследниках псевдокерах, не знающих или скрывающих, что они - леды. Накануне историк-бармен дал ему ключ от бокового выхода из отеля, так что можно будет выскользнуть, не проходя через холл. Было без четверти одиннадцать вечера. Он кончил одеваться, закурил и уже искал глазами шляпу, когда в дверь снова постучали. Ладно, он все равно уходит. Перед ним стояла Александра.

В этот момент он вспомнил. Пленка забвения прорвалась.

"Великолепно, фрейлейн Александра,- целуя ей руку, сказал он,- мы пройдемся немного вокруг отеля, а потом предадимся простым утехам скромного ужина". "А-а-а,- тихо произнесла Александра, запирая дверь,- в самом деле, какая женщина устоит перед таким многообещающим предложением? Но я решительно предпочитаю более сокращенную версию первого свидания". Быстрота и краткость последующих ее движений, не оставлявших промежутков, чтобы вставить не то что слово, а вдох, служили бесспорным доказательством непререкаемости ее решения.

Когда, бездыханный и ошалелый от непредвиденной и не совсем еще утоленной страсти, он приподнялся на постели и посмотрел ей в глаза, то понял, что пытаться думать о случившемся - поздно.

"Хочешь немного коньяка?" - "Не знаю, никогда не пила так рано".

На часах было полвторого. Он встал, чтобы пройти к бару в противоположном конце комнаты, но она обхватила его сзади и прижалась губами к его спине. Было три, когда, поднявшись во второй раз, он повторил свой вопрос о коньяке.

"Чуть-чуть, и закури мне сигарету, пожалуйста". Он вернулся с двумя стаканами и зажженной сигаретой и увидел, что она спит, решительно и бесповоротно.

Что ж дальше? Почти стертая заметка в вечной записной книжке памяти: Виктория вытянула из подпола, забитого мусором прошлого, одно имя - Сергей Селиверстов. О нем он принялся вспоминать, лежа рядом с неслышно дышавшей во сне Александрой.

"Проснись, дорогой мой. Вебстер появится ровно через полчаса, а тебе еще надо одеться. Бриться необязательно. Вот кофе". Она наклонилась, поцеловала его в уголок рта и поставила на столик серебряный поднос с двумя чашками кофе и круассанами. "По-моему, моя версия первого свидания себя вполне оправдала". "Пусть будет так, я не самолюбив,- сказал Август.- Я только не понимаю, почему ты называешь это свиданием. Ведь ни я тебе, ни ты мне свидания не назначали". "Что?! - Он увидел, что ее удивление было неподдельным.- Но ты же оставил мне на софе у Вебстера ключ с названием отеля для входа в боковую дверь".- "Он, видимо, просто выпал у меня из кармана, когда мы сидели рядом. Я бы горько пожалел, если бы этого не случилось!"