Энтони Капелла - Ароматы кофе Страница 12

Или возьмем слова такие: запах, благоухание, букет, аромат, отдушка, обоняние. Означают ли они одно и то же? Если да, то почему? Не имея слов, обозначавших различные виды запахов — запаха зерен, аромата смолотого кофе, букета кофе в чашке, — мы приспосабливали имеющиеся слова к собственным нуждам. Вскоре на этом пути мы отказались от традиционного языка и перешли на свой тайный диалект.

Я постиг и еще кое-что: едва мы начинаем исследовать наше восприятие, оно становится все более осязаемым. Линкер утверждал, что чувство вкуса у меня развивается, — выражение вполне очевидное, хотя в то время я еще слабо осознавал, что на самом деле это значит. День ото дня росла во мне уверенность в собственных суждениях, точнее, в предлагаемой мной терминологии. Я уже, кажется, входил в состояние синестезии, когда все чувства в тебе становятся взаимосвязаны, когда запахи превращаются в цвета, вкус становится зримым, и все раздражители физического свойства ощущаются столь же сильно, как эмоции.

По-вашему, это фантазии? Вот вам примеры. Дым — огонь, потрескивающий в ворохе сухих осенних листьев; прохлада в воздухе, острота вдыхаемой свежести. Ваниль — теплый и чувственный запах, пряно пахнущий остров, прогретый тропическим солнцем. Смолистый — густой едкий запах сосновых шишек или скипидара. Все сорта кофе, если вдуматься, имеют легкий запах жареного лука: одни — вне всякого сомнения отдают также сажей, свежевыстиранным бельем, свежескошенной травой. Другие тяготеют к фруктово-дрожжевому запаху свежеочищенных яблок, в то время как у третьих — крахмально-кисловатый привкус сырого картофеля. Иные напомнят вам даже не один аромат; мы открыли некий сорт кофе, совмещавший запахи сельдерея и ежевики; еще один, в котором сочетались нотки жасмина и пряника, а третий вызывал в памяти шоколад с едва ощутимым привкусом свежих хрустящих огурцов… И постоянно все это время Пинкер, то врываясь к нам, то исчезая, осведомлялся о наших успехах выкриками: «Ну, что обнаружили?» или «Можно проникнуть к нему в Душу? Может быть, там роза? Дойдем до Совершенства — какая именно роза?»

Это превратилось в наваждение. Однажды вечером, прогуливаясь по Стрэнду, я услышал выкрик: «Поджарь-ка!» и уловил жаркий запах орехов с подпаленной на угольях скорлупой. Я обернулся: у жаровни стоял парнишка, засыпая в бумажный кулек грецкие орехи. Это был точь-в-точь аромат «Явы» в момент, когда первые струи воды ударяют по зернам. В другой раз я оказался в книжной лавке на Сесил-Корт, перелистывал томик стихов, как вдруг меня осенило, что запах воска на хорошо сохранившихся кожаных переплетах почти идентичен послевкусию йеменского кофе «мокка». Или обычный запах смазанного маслом темно-коричневого тоста вызывал в памяти индийский «майсур», и тогда ничто уже не могло удовлетворить меня, кроме чашечки этого самого напитка, — теперь я перетащил к себе в комнату некоторые образцы, чтобы иметь возможность утолить свою страсть в момент пробуждения и одновременно прочистить мозги.

Ибо обычно по утрам я вставал с тяжелой головой. Дни я проводил с Эмили и Адой; свои вечера и свой аванс я тратил на девиц с Веллингтон-стрит и Мейфэр. Приведу один памятный случай с крошкой из заведения миссис Коупер на Олбимарл-стрит, она спросила, чем я занимаюсь. Когда я объяснил, что поглощен органолептическим анализом вкусов и запахов, мне ничего не оставалось, как обнюхать ее киску и сообщить, что именно я вынюхал (для официального оглашения: мускус, персик, мыло «Пирс», раки); когда она с гордостью поделилась с другими девицами, те потребовали, чтобы я проделал с ними то же. Я разъяснил им принципы коллективного апробирования, на моей постели собралось их четверо или пятеро. Опыт оказался наиинтереснейшим, и прежде всего потому, что каждая имела свое явное отличие — основная, как водится, нота мускуса, присутствовавшая в той или иной степени у каждой, сопровождалась широким спектром индивидуальных запахов — от лайма до ванили. У одной оказался непонятный запах, его я никак не мог определить, хотя понимал, что он мне знаком. Подобно забытому имени он преследовал меня весь вечер. И лишь на следующий день до меня дошло, наконец, что это такое. Так пахнет цветущий терн: ароматно-медовый запах сельских улочек весенней порой.

В тот вечер я сделал два важных умозаключения. Во-первых, я понял, что подобно тому, как человеческое тело имеет некоторые запахи, напоминающие запахи кофе, так и некоторые сорта кофе имеют мускусный, в чем-то грубо-эротический аромат. В особенности определенные сорта африканского кофе отдают чем-то темным, землистым, даже чуть глинистым, вызывая в памяти запах голой ступни на прожаренной солнцем земле. Я, разумеется, не сказал об этом Эмили и Аде, но мысленно для описания подобных запахов я воспользовался термином Линнея: hircinos, «псиный». Во-вторых, если мы хотим сделать наш Определитель по-настоящему общедоступным, сокращая расстояния между людьми, нам надо бы завести шкатулку с образцами.

Соображения были самые простые: наш код срабатывает только в том случае, если двое разных людей под одним и тем же словом разумеют один и тот же вкус или запах. Для некоторых вкусовых ощущений, таких как деготь, например, или гвоздика, это трудности не составляет. Но у тернового цвета, ванили, даже у грецкого ореха такой запах, который легко воскресить в памяти в спокойной обстановке конторы Пинкера; однако можно предположить, что в будущем хотя бы один из партнеров окажется в таких полевых условиях, — в Африке, на Цейлоне или в Бразилии, — где цветущий терновник явление довольно редкое. Ответом может послужить создание небольшого, плотно прикрывающегося дорожного ящичка, содержащего примерно дюжину основных ароматов, с которыми смог бы свериться дегустатор.

Именно Ада ухватила практическую ценность такого предложения. С ее научным подходом она разобралась в том, как можно экстрагировать аромат, и, по-моему, была довольна тем, что и ее место определилось в общем деле. По принципу того, как палитре художника не обязательно иметь все возможные краски, поскольку разные оттенки можно получать, смешивая основные цвета, Ада заключила, что наш ящик с образцами не должен содержать все запахи. Скажем, достаточно одной апельсиновой эссенции, чтобы освежить в памяти основные свойства всех цитрусовых ароматов. Был найден и проинструктирован парфюмер мистер Кли. С этого момента Ада занималась техникой закрепления различных запахов таким образом, чтобы они могли сохраниться в условиях тропического климата.

Однажды днем я расхаживал, что-то вещая, взад-вперед по кабинету, — кажется, я пытался высветить свойства чересчур терпкого бразильского сорта; несмотря на наличие ведерка, мне хотелось как можно больше выпить этого кофе, потому я пришел в крайнее возбуждение. Вдобавок как раз этим утром я купил восхитительную трость с набалдашником из слоновой кости, а как еще играть восхитительной новой тростью, если не расхаживать с ней. Как вдруг мой взгляд, упав на пол, заметил под столом чью-то ногу.

Я поднял голову: Эмили сидела на одном конце стола, что-то записывала. На другом — Ада погрузилась в чтение некой научной книги. Нога, должно быть, полагала себя невидимой: она всовывалась и высовывалась исподтишка, как улитка из своего домика.

— Чувствую запах… — я энергично задвигал носом, — чувствую запах кого-то постороннего.

Эмили с удивлением взглянула на меня.

— Повеяло чем-то… — пояснил я, — как будто… — я снова принюхался, — шкодливым, провинившимся песиком. Уф-фу-фу-фу…

Эмили явно решила, что я впадаю в беспамятство.

— Пахнет, — объявил я, — детками, которые прячутся там, где им не положено. — Я торжественно стукнул тростью по поверхности стола. — Эй, кто там!

Из-под толщи дерева раздался испуганный детский голос:

— Я…

— Да это всего лишь Лягушонок, — сказала Эмили.

— Уходи, — бросила Ада, не поднимая глаз от книги. — Пошла вон, назойливая амфибия.

Из-под стола выпрыгнула маленькая девочка. Присела, как лягушка, на корточках и квакнула.

— Ты почему, Лягушонок, не в классной? — строго спросила Ада.

— Миссис Уолш заболела.

— Миссис Уолш заболела из-за тебя, — укоризненно сказала Эмили. — Это гувернантка, — пояснила она мне. — Она страдает невралгией.

— Все равно! Уж лучше я побуду здесь с вами, — сказала девочка, прыжком вскакивая на ноги.

Лет ей было на вид чуть больше десяти; ноги не по росту длинны, слегка пучеглазая, отчего и в самом деле напоминала лягушонка.

— Можно я останусь? Я не буду вам мешать и сумею не хуже других спасать Эмили от поэтических вольностей Роберта.

— Мистер Уоллис прямо перед тобой, — сказала Ада, несколько смутившись. — И Эмили тебе спасать совершенно не от чего.