Хербьёрг Вассму - Наследство Карны Страница 12

— Так мне кажется…

Окружной доктор прислал за Вениамином. Вениамин решил, что это связано с медицинским отчетом. Старый доктор не любил бумаги и отчеты, одинаково скучные каждый год. Теперь писать их ему помогал Вениамин. Особого внимания требовал раздел «Болезни в округе», приносивший много неприятностей.

Вениамин приехал в Страндстедет и направился к дому доктора. Старый доктор обычно приглашал его обедать и угощал пуншем. Дом был гостеприимный, хозяин — умный. Но он лучше разбирался в людях, чем в медицинских отчетах.

Когда Вениамин впервые посетил его, чтобы узнать, не возражает ли старый доктор, чтобы он открыл свою практику, тот принял его под свою опеку. И даже больше. Он был явно благодарен Вениамину, что тот взял на себя посещение больных. Теперь доктор мог спокойно сидеть в своем кабинете в Страндстедете, не рискуя промочить ноги, как он выражался.

К недоразумению, возникшему между ним и комитетом по делам неимущих из-за того, что доктор оплатил транспорт, которым пользовался Вениамин, а не он сам, доктор отнесся с веселым негодованием. И произнес перед Вениамином и своей женой пламенную речь о недостатке ума у членов местной управы.

Доктор вел долгую и сложную переписку с председателем комитета по делам неимущих Петтерсеном. В последнем письме Петтерсен требовал, чтобы окружной доктор не направлял свои жалобы амтману[5].

Окружной доктор отправил это письмо ему обратно с требованием, чтобы председатель комитета по делам неимущих поставил на нем дату, как предписывали правила. Петтерсен ответил незамедлительно и назвал подобное требование неслыханной дерзостью со стороны окружного доктора, который «и пальцем не шевельнет, чтобы подготовить больного человека к худшему».

Последняя фраза привела окружного доктора в восторг. Он написал амтману, что не понимает языка председателя комитета по делам неимущих. Должно быть, это недоразумение, и он, с позволения амтмана, будет считать, что отнюдь не должен готовить своих пациентов к худшему.

Вениамин надеялся узнать у доктора о продолжении этой переписки. А также принес ему данные, которые нужно было вставить в отчет.

Но старый доктор был явно чем-то недоволен. Его лицо и седые растрепанные волосы свидетельствовали о праведном гневе. Из больших ноздрей торчали кустики волос. При свете лампы они придавали доктору особенно воинственный вид.

Доктор поднял пунш с таким лицом, словно пил кровь врага. Должно быть, амтман сделал ему внушение за то, что доктор подтрунивал над председателем комитета по делам неимущих. Как бы там ни было, а что-то дало доктору повод для саркастических замечаний. Вениамин достал свой черновик медицинского отчета.

— Сыпной тиф, брюшной тиф, инфекционный менингит и ветряная оспа — ни одного случая. Скарлатина — четыре случая, из них три с летальным исходом. Корь — ни одного случая. Дизентерия — ни одного случая. Родовая горячка — ни одного случая. Рожа — четыре случая, из них два с летальным исходом. Краснуха — два легких случая в усадьбе Сёрланд. Чесотка и парша — обычные заболевания в рыбачьих поселках…

Окружной доктор поднял руку.

— Я сам могу заболеть от этого медицинского отчета! — прервал он Вениамина. — Отчет подождет. Я получил сегодня подлое письмо из столицы!

Вениамин положил свои бумаги на стол и ждал продолжения.

— Там, на юге, люди часто теряют рассудок…

— В чем дело?

— По их мнению, Вениамина Грёнэльва следует считать не врачом, а знахарем.

В клубах дыма от мужниной сигары добрая докторша вышивала что-то круглое. Вениамину показалось, что это салфетка. Коричневая с желтым.

После слов мужа она легко встала и вышла из комнаты. Что-то было не так. Обычно докторша некоторое время сидела с ними, а потом уходила спать. Вениамина охватило недоброе предчувствие. Неужели он чем-то обидел ее?

— Там сочли, что вы не имеете права на врачебную лицензию, потому что получили образование не в Норвегии, а в Дании. И предписали мне быть вашим палачом! Черт бы их там побрал! Но мы будем жаловаться! — услыхал Вениамин голос доктора.

В ушах у Вениамина зашумело.

— Почему вы молчите? — Доктор внимательно наблюдал за ним.

— Вы считаете, что я не имею права лечить, потому что учился в Копенгагене?

— Нет, я так не считаю, но в Христиании предпочитают национальную медицинскую практику. Норвежцев должны лечить норвежские врачи.

— Но ведь я норвежец!

— Несомненно. И ваше образование лучше того, что вы могли бы получить в Христиании.

— Так в чем же дело?

— Таковы правила. Закон. Но, с моей точки зрения, это чистый протекционизм.

— Неужели это правда?

— Боюсь, что так. От глупости не спастись. Мы повсюду с ней сталкиваемся. В местной управе, в комитете по здоровью, в Христиании… Но мы будем жаловаться. Я объясню им, что мне не справиться без вашей помощи. Мы не сдадимся!

В ушах продолжало шуметь. Неужели все годы в Копенгагене потрачены впустую? Неужели несколько жалких стариков в Христиании обладают достаточной властью, чтобы запретить ему лечить людей, несмотря на его диплом?

— Но ведь я доложил вам, когда приехал домой, что…

— А я доложил выше и считал, что все в порядке. Государственная мельница мелет медленно, но безжалостно.

— Но ведь медицинский факультет в Христиании был создан с помощью датских профессоров?

— Безусловно. Однако нам предписано быть норвежцами. Норвежские клизмы, норвежские сыворотки, норвежское вздутие живота, норвежская смерть и норвежский сифилис. Да пошли они все к черту! И награди их, Боже, хроническим норвежским поносом!

— Когда-то Дания и Норвегия были одним государством! Мое преступление лишь в том, что я изучал медицину в Дании!

Окружной доктор пощелкал языком, словно придавая особую силу своим проклятиям.

— Норвежцы должны были помочь датчанам при Дюббеле… А мы трусливо предали их! — воскликнул Вениамин.

— Мы с вами не всегда разделяем одну и ту же точку зрения, молодой человек, давайте придерживаться дела! — проворчал старый доктор.

— У меня нет прав! Что я могу?

— Обжалуйте решение! На это уйдет время.

— И что?

— А я тем временем заступлюсь за вас как за исключительно умелого знахаря! — сердито заявил старый доктор и позвал жену таким голосом, будто в случившемся была ее вина. Она принесла им еще пунша.

Некоторое время они лечили горе пуншем, потом старый доктор сказал:

— Пусть это останется между нами. Зачем без нужды портить вашу репутацию. Надо выиграть время.

— Но я не могу практиковать на таких условиях! Это…

— Придется привыкнуть! Вы здесь нужны! Если бы вас не было здесь этой зимой, мне бы конец. Этого они там, в Христиании, не понимают. Они там ездят на национальных извозчиках, погруженные в свои национальные мысли, а лошадь роняет национальный навоз. В Нурланде же, молодой человек, всю грязь уносит в море. Но такие, как мы, преодолеют все националистические препоны. Поверьте мне!

— Я бы предпочел утопиться.

— Будьте мужчиной! Или я помру еще до того, как мы получим ответ. И буду заменен каким-нибудь идиотом из Христиании. Кто тогда заступится за вас?

В тот вечер у Вениамина не было сил уехать в Рейнснес. Он долго ворочался без сна на своей узкой кровати в комнатке за кабинетом.

Анна, о которой он на время забыл, снова всплыла в его мыслях, усилив его позор. Что такой знахарь, как он, может предложить профессорской дочке?

Глава 7

Олине оказалась права. Ханна приехала в Рейнснес на Троицу и узнала, что доктор ждет в гости профессорскую дочку из Копенгагена.

Служанка на кухне только об этом и говорила. В честь ее приезда в зале повесили новые летние занавески.

Ханна поднялась в свою комнату. Постояла у окна, глядя на море. Потом медленно, почти мечтательно, уложила в чемодан свои вещи, прибавив к ним те, которые держала в комнате, чтобы они напоминали, кому эта комната принадлежит.

На это ушло мало времени. Ханна воспользовалась одним из старых чемоданов Дины. Замок был сломан, и чемодан валялся без дела.

Сперва она хотела сразу же вернуться в Страндстедет, но ей было жаль разочаровывать Исаака, который так радовался поездке в Рейнснес. Поэтому она задвинула уложенный чемодан под кровать и переоделась в будничное платье. Потом спустилась на кухню и спросила, не требуется ли там ее помощь.

Олине внимательно посмотрела на нее. Потом милостиво разрешила помочь, но вопросов не задавала. Пока они не остались одни.

Конечно, Ханна слышала, что Вениамин ждет возлюбленную из Копенгагена. Он прав. Маленькой Карне нужна мать, и…

Чем дольше Ханна говорила, тем безразличней звучал ее голос. Так ей казалось. Она нагнулась над кухонным столом и потерла рукой лицо. Потом выбежала за дверь. Она бежала по аллее к прибрежным камням. Ее видели сквозь пелену дождя, шедшего с юго-запада.