Сол Стейн - Курорт Страница 12

— И их детей, которые приезжают сюда на розыски родителей, — добавил Клит. Официантка как раз расставляла закуски. — Подростков, молодежь чуть старше двадцати. Иногда брата или сестру.

Маргарет постаралась изгнать дрожь из руки, выжимая лимон на авокадо. Потом подняла голову и огляделась.

— Я знаю, о чем вы думаете, доктор Браун, — Маргарет попыталась поймать его взгляд, но Клит отвел глаза и обратился уже к Генри. — Молодых вы практически не увидите. Их держат в специальном здании рядом с фермой.

— Какой фермой? — спросил Генри.

— Скоро вы все узнаете, мистер Браун, — Клит положил вилку на стол. — Тут работают неглупые люди, мистер Браун. Вы, евреи, иногда думаете, что умнее вас никого нет. У нас все учтено до мелочей. Мистер Клиффорд — гений. Подождите, пока кто-нибудь приедет вас искать.

— Он приедет! — воскликнула Маргарет.

— Вы говорите о вашем сыне, Стэнли, из Санта-Круса? Естественно. Если он-таки приедет, вы будете горько сожалеть о том, что он заботится о родителях.

— Я не знаю, что вы тут устроили, но это бесчеловечно, — воскликнула Маргарет.

— В ближайшие недели вам еще представится возможность покритиковать нашу программу, а пока советую вам поесть. Вам нужна энергия. Вторая неделя у вас будет сухая.

— Это еще что такое?

— Спокойнее, спокойнее. Вас полностью лишат воды. Вы вообще не будете получать жидкости. Кроме той, что содержится в пище. Третью неделю, наоборот, вам будут давать только воду. Эту интересную методику предложил доктор Гудзон.

Генри ждал дальнейших пояснений.

— Пожалуйста, ешьте, я даю вам дельный совет. Доктор Гудзон приехал сюда как гость и остался, чтобы провести некоторые эксперименты. Люди, знаете ли, не ценят то, что имеют, даже такие блага, как еда и питье. Исследования доктора Гудзона показали, что достаточно одной недели без воды и второй без пищи, чтобы впервые в жизни оценить и то, и другое.

— Вам нужны эксперименты, чтобы доказывать очевидное?

— Чтобы доказать выдвинутую им гипотезу, — поправил Маргарет Клит. — Умнейший человек. Вон он сидит.

Небольшого росточка, седой как лунь, доктор Гудзон ел за длинным столом. Рядом обедали еще человек двенадцать, все с оранжевыми нарукавными повязками.

— Наши доверенные люди, — пояснил Клит. — Они имеют привилегии, которых лишены прочие гости.

— Какие именно?

— Им разрешено работать без присмотра. В дневное время они могут гулять по территории. В южной зоне сейчас идет большое строительство.

— И что там строят?

— Вы все узнаете, как только закончится период адаптации. Ваша жена, скорее всего, будет работать с доктором Гудзоном.

— И не подумаю, — отрезала Маргарет.

Клит улыбнулся.

— Расслабьтесь. Принимайте жизнь такой, как она есть. И вы обретете здесь счастье. А вот и наше фирменное блюдо.

Официантка принесла рыбный мусс.

— Я уже наелся, — Генри отодвинулся от стола.

— Вкус божественный, — Клит потянулся к тарелке Маргарет, подхватил вилкой кусочек мусса, положил в рот. — Видите, еда не отравлена.

Ему принесли не мусс, а два гамбургера с жареной картошкой.

— Мне не нравится европейская кухня, — пояснил Клит.

— Может, тебе лучше поесть, Генри? — Маргарет взглянула на мужа.

Врачам присуща рациональность, подумал Генри. Организму необходимы калории. Ешь, ешь, рефреном звучало в его голове. А может, еврейские мамаши, заставлявшие своих детей съедать все, до последнего кусочка, предчувствовали катастрофу? Они думали, что человек устроен как верблюд и может запасать энергию на длительный срок? Маргарет не такая. Она прежде всего практична. И ему следует быть таким же. Накапливай факты. Изучай противника.

— Расскажите о себе, — предложил он Клиту.

Тот просиял как ребенок, неожиданно получивший подарок.

— С удовольствием.

— Если это не запрещено, — осторожно добавил Генри.

— Отнюдь. Мы должны получше узнать друг друга, не так ли? Начну с… вы ешьте, ешьте этот чудесный рыбный мусс, а я буду говорить. Мой отец, водитель одного из этих огромных шестнадцатиколесных трейлеров, появлялся дома раз в неделю, чтобы сказать как ужасен Техас, Иллинойс или какое-то другое, богом забытое место. Моя мать всегда убеждала меня, что он лжет, что у него везде есть женщины, а ругает он эти места лишь для того, чтобы она думала, будто вне дома он лишь водит трейлер, ест, спит и думает о ней. По моему разумению, он не думал о матери, даже когда бывал дома. Да, он брился, обедал, а затем уводил ее в спальню. Но, будь на ее месте любая другая женщина, он поступал бы точно так же. Для него спариться… о, извините, доктор Браун. Я…

— Ничего страшного, — успокоила его Маргарет. — Продолжайте.

— Когда мне исполнилось тринадцать, он предложил взять меня с собой в одну из поездок, но мать сказала, что я не могу пропустить неделю занятий в школе. На самом деле она волновалась из-за того, что я мог бы увидеть на дороге. Если подумать, действительно ужасное место. Я имею в виду автобусные остановки, закусочные, компании шоферов и лицезрение бесконечной ленты асфальта, исчезающей под колесами с утра и до вечера. Меня это не устраивало. Я хотел наслаждаться жизнью. Я частенько убегал на берег с другими мальчишками. Сначала только по субботам и воскресеньям, потом и в будни, если мы не могли дождаться уик-энда. Отдыхающие оставляли автомобили на стоянке около пляжа, и мы предлагали стеречь их, пока они будут загорать и купаться. За четвертак или пятьдесят центов, в зависимости от модели. Они предпочитали платить, чтобы, вернувшись, не найти спущенную шину. Но как только у нас набиралось по пять долларов на брата, мы забывали про наши обязанности и уходили на другую часть пляжа. Загорали, купались, перехватывали что-то из еды, а потом шли по бабам.

Клит искоса глянул на Маргарет, ожидая ее реакции.

Ее лицо осталось бесстрастным, а вот Генри явно хотел услышать продолжение, хотя она и не могла понять, по какой причине.

— Предпочтение мы отдавали женщинам постарше нас.

— А сколько вам тогда было лет? — спросил Генри.

— Тринадцать, может, четырнадцать.

— И женщин какого возраста вы считали постарше себя?

Клит рассмеялся.

— Любых. От семнадцати до сорока, это не имело значения. Вам доводилось видеть самолеты, которые медленно летят вдоль побережья, таща за собой полотнище с рекламой какого-нибудь продукта или компании? Мы рекламировали себя по-своему. Обычно нас было четверо или пятеро, и мы шли вдоль берега там, где песок встречается с водой, чтобы привлекать побольше внимания, с… как бы сказать потактичнее… с вставшими навытяжку концами, обтянутыми плавками. Поверьте мне, нас замечали. Какая-нибудь телка окликала нас, слово за слово, и мы уходили с пляжа, иногда с девицей на каждого, иногда с одной на всех. Мы кое-чему научились и уже знали, что в Калифорнии полно женщин, в том числе и симпатичных, которым иной раз хочется сменить вибратор на что-то другое. Бывало, нам совали деньги, но мы вполне могли обойтись и без них. Мы достаточно зарабатывали на охране автомобилей.

Клит откусил кусок гамбургера.

— Я думал, в Калифорнии моден виндсерфинг, — продолжил разговор Генри.

— Да, конечно, — промычал с полным ртом Клит. — Извините, — салфеткой он вытер губы. — Когда жуешь, лучше не говорить. К югу от Лос-Анджелеса, где я тогда жил, мы не позволяли хорошим волнам оставаться в девственницах. Сначала мы сложились на одну доску, но вскоре у каждого была своя. Когда одному из парней исполнилось шестнадцать, он купил автомобиль-развалюху, мы привязывали доски на крышу и ехали на пляж за деньгами, к девушкам и волнам. У нас, правда, возникли трудности в школе. С ответственным за посещаемость. Чего он только не наговорил моей мамаше. Что я постоянно прогуливаю уроки, а я пропустил их гораздо меньше, чем он насчитал, что мы пристрастились к наркотикам, а мы их в глаза не видели. Когда отец приехал домой, моя мать выложила ему все эти басни, запричитала, что я попал в плохую компанию, и так далее, и тому подобное. Папаша, не долго думая, снял ремень. В талии штаны были ему широки, и он попытался высечь меня, придерживая их второй рукой. Я вырвался, выхватил ремень и стеганул его самого. Видели бы вы, как завопила мамаша.

Клит переводил взгляд с Генри на Маргарет, чтобы понять, какое впечатление произвел его рассказ.

— После этого пришлось уносить ноги. Иначе мне бы не поздоровилось. На следующий день, когда мать ушла в магазин, я вернулся, чтобы взять чемодан и кое-какие вещи. Не мог же я уехать с голой задницей, не так ли?

— Полагаю, это произошло лет восемь тому назад, — предположил Генри. — Я прав?

— Близко к этому.

— И чем вы занимались все это время?

— За мной постоянно кто-то гонялся. То полицейские, то владельцы магазинов, если замечали, что я взял какую-нибудь безделушку. А больше всего я натерпелся от гомиков. Могу я говорить откровенно?