Юрий Коротков - В ритме «бугги» Страница 12

— Да не тот! — откликнулся откуда-то сверху Петрович. — Этот урод с дудкой! Ты паралитика давай!

— Подожди, я сейчас, — кивнул Мэлс Кате. Открыл другую форму и с грохотом вывалил на пол пионера с застывшей в салюте рукой. Привычно накинул ему на горло трос, кран поднял того под потолок и потащил во двор.

Катя проводила глазами раскачивающегося в петле пионера.

— Нет-нет-нет! — замахал Мэлс руками, перехватив ее взгляд. — Вожди в другом цехе!

— Не паясничай! — недовольно сказала она.

Мэлс вытащил из-за уха папиросу, ловко выстрелил с пальца вверх коробок, запалив спичку, прикурил, поймал коробок и спрятал в карман. Присел на край формы. Катя села было напротив, тут же подскочила, разглядев, что сидит на чьей-то огромной голове, и осталась стоять.

— Работаешь? — спросила она.

Мэлс развел руками: странный вопрос.

— Я по поручению комитета комсомола, — сказала Катя.

Мэлс понимающе кивнул и приготовился слушать.

— Я поговорила с ребятами и с руководством, — деловито начала она. — Они согласны — в виде исключения — восстановить тебя в комсомоле и в институте. Пока условно, с испытательным сроком, а через год восстановят окончательно. Тебе надо написать заявление и прийти выступить на собрании…

— Зачем?

— Как зачем? — удивилась Катя. — Рассказать, что ты осознал свои ошибки и заблуждения.

Мэлс вдруг засмеялся.

— Что? — спросила она.

Мэлс замахал рукой, шлепнул себя по губам — и все не мог остановиться.

— Что?! — крикнула она, сорвавшись с официального тона. — Ты хоть… ты хоть понимаешь, чего мне это стоило — каждого обойти, с каждым поговорить, просить, унижаться!..

— Извини, Кать… Просто представил… Ты, наверное, шла сюда и думала, как сижу я тут, сирота, и плачу над своей горькой судьбой?.. Да не хочу я обратно! Знаешь, Кать, я тебе даже благодарен. Нет, правда! Всех в школе в комсомол принимали — и я как все. Все в институт пошли — и я следом. А как же — отец рабочий, сын — инженер, все как положено! Если б не ты, так и сидел бы, как все, экзамены сдавал, а потом всю жизнь у кульмана стоял. Не мое это, понимаешь? Мне хорошо, Катя, понимаешь?! — вскочил он. — Здесь мужики — вот такие! С этими ребятами тоже ладим, — хлопнул он по плечу пустоглазого бетонного пионера. — Понятливые, немногословные. Вечером репетирую тут, — указал он на саксофон в футляре. — Им нравится! Стилем учу танцевать, — обнял он двух девушек с веслами. — Получается!.. — засмеялся он. — Спасибо, что зашла, Кать. У меня времени нет, извини. Работа сдельная — сколько налепил, столько получу. А мне жену молодую кормить надо!

— Жену?.. — дрогнувшим голосом спросила Катя.

— Скоро распишемся.

Катя какое-то время смотрела на него с искаженным лицом. Потом молча повернулась и пошла через двор.

Петрович спустился по лестнице с верхотуры.

— Вот это краля! — в восторге сказал он. — Твоя?

— Нет.

— Зря теряешься! — Петрович подошел к воротам цеха, глядя ей вслед. — Ох, ну и девка!.. — мечтательно покрутил он головой. — Ей бы весло в руки…

Мэл стоял со своим квартетом на «бирже».

— А ударник — ты-дыч, ты-дыч, ты-дыч… — брызжа слюной, отбивал ритм по коленям Дрын. — И тут сакс вступает: вау-у…

Между лабухами деловито сновали барыги:

— Проводы на пенсию — баян, труба, ударные…

— Утренник в женской школе — фортепиано, скрипка, кларнет…

— Может, завалимся в женскую школу? — предложил Дрын. — Косички-фартучки. Наведем шороху!

Все засмеялись.

Нолик вклинился между ними:

— Джаз-банд на первомайские… — таинственно сообщил он.

— Сколько? — обернулся Мэл.

— Тридцать рублей.

— У-у… — переглянувшись, протянули они хором.

— За такие хрусты лабухов кабацких покупай, — кивнул Дрын через плечо, и они отвернулись, оставив Нолика за кругом.

Тот побродил за спинами и снова втиснулся между ними.

— Тридцать пять! — отчаянно, будто от сердца отрывая, сказал он.

— Нолик! — приобнял его за плечи Мэл. — Имей совесть, хотя бы по праздникам.

— А сколько?

— Тридцать пять. На каждого.

Нолик сделал круглые глаза.

— Не торгуйтесь, мужчина, — гнусавым бабьим голосом протянул Дрын. — Получите удовольствие согласно тарифу!

Нолик потоптался и, глядя в сторону, протянул деньги и клочок бумаги в опущенной руке:

— Адрес… Аванс… Добираться поодиночке…

Джаз-банд расположился на сцене, Дрын сел за ударные, отбил дробь на тарелках. Мэлс вышел вперед.

— Товарищи! — объявил он. — Торжественный вечер, посвященный Международному дню солидарности трудящихся, разрешите считать открытым! — он поднял саксофон и заиграл «Интернационал».

Набившиеся в тесный клуб чуваки и чувихи молча ждали. Постепенно в зале стал нарастать недовольный ропот. Нолик за кулисами отчаянно крутил пальцем у виска и строил страшные рожи. Мэлс невозмутимо вел бравурную мелодию. Потом прервался и повторил последнюю фразу с середины, потом еще раз — все быстрее и короче, подмигнул своим — и джаз-банд грянул в бешеном ритме. Стиляги захохотали, оценив шутку, и бросились танцевать…

Мэлс увидел, как Полли, бросив партнера, выбралась из танцующей толпы и привалилась к стене, закрыв рукой глаза. Он кивнул Дрыну, положил саксофон и спустился в зал.

— Голова закружилась… — виновато сказала она.

— Может, на воздух выйти? — забеспокоился Мэлс.

— А, уже все прошло, — беспечно махнула Польза.

— Тогда хильнем двойным гамбургским?

Они закружились щекой к щеке.

— Скоро, наверное, танцевать уже не смогу… — пожаловалась она.

— Давай завтра заявление подадим, — сказал Мэлс. — А то будешь на свадьбе животом родню пугать.

— Как скучно, Мэл!.. — укоризненно протянула Полли. — А я-то мечтала: «позвольте предложить вам руку и сердце»…

— Сударыня! — с чувством произнес он. — С тех пор, как я увидел вас, я потерял покой и сон. Составьте мое счастье, будьте моею женой!

— Ах, все это так неожиданно, право… — жеманно закатила она глаза. — Я должна испытать ваши чувства.

— И долго будешь испытывать? — засмеялся Мэлс.

Польза начала с детской деловитостью загибать пальцы.

— Четыре с половиной месяца, — сообщила она.

Мэлс резко остановился.

— Мэл… — уже серьезно сказала Полли. — Я ведь не сказала «нет». Давай дождемся рождения ребенка. А потом вместе решим. Хорошо?.. — она заглянула ему в глаза и примирительно улыбнулась.

Они снова завертелись в танце…

— Атас! Чуваки, облава! — раздался вдруг крик, и стиляги бросились к дверям.

Мэлс, схватив Полли за руку, прорвался сквозь встречную толпу к сцене, схватил саксофон, и они выбежали на улицу…

Бригадмильцы цепью выстроились напротив стиляг. Стиляги, независимо сунув руки в карманы, разом шагнули вдоль стены вперед — бригадмильцы туда же. Те, пригнувшись, отступили на два шага назад — эти тоже. Две цепочки — темно-синяя и пестрая — двигались друг напротив друга в молчаливом ритуальном танце, зеркально повторяя каждый жест. Дрын вдруг, сломав ритм, метнулся в сторону — и цепочки перемешались.

Катя, расталкивая сцепившихся бригадмильцев и стиляг, оглядывалась в толпе горящими глазами. Наконец увидела Мэлса и Полли и властно указала на них. Несколько бригадмильцев оторвали их друг от друга. Семен и Степан прижали Мэлса к стене. Двое других выкрутили Полли руки за спину, заставив опуститься на колени.

— Не трогайте ее! — Мэлс рванулся, стряхнул с себя противников, но на него налетели сразу четверо.

Катя, улыбаясь, подошла к Полли и медленно, растягивая удовольствие, подняла машинку.

— Ой, девушка, как удачно! — обрадовалась та. — А завивку не делаете?

Катя сладострастно запустила машинку в ее густые волосы.

— Как раз решила прическу поменять, а кругом, знаете, такие очереди… Так удобно? — наклонила Полли голову. — А кстати, вы сколько берете, девушка? Я боюсь, у меня на модельную денег не хватит…

Катя, торжеству которой мешала беспечная болтовня Пользы, со злостью рванула машинку. Польза на мгновение сжала губы, пересиливая боль, и снова улыбнулась: