Арсений Несмелов - Литературное наследие Страница 12

МАРШ

Е.В. Худяковской

Словно моряк, унесенный льдиной,Грезит о грани гранитных скал,Близкий к безумью, к тебе, единой,Я приближенья путей искал.

Мир опрокинут, но в цепких лапахЗлобно вкусил я от всех грехов,Чтобы острее твой странный запахПрятать в стальные ларцы стихов.

Душу я предал клинкам распятья,Сердце кроваво зажал в тиски,Лишь бы услышать лишь шорох платья,Лишь бы поверить в предел тоски.

Лишь бы услышать лишь шелест вздоха,Лишь бы увидеть лишь раз один…Слушай — слышишь, мне снова плохоВ море, на льдине, меж шатких льдин.

Смелый на глыбе поставит парус,Море узнает героя гнет:Льдину на льдину, на ярус ярус —Небо за тучу к себе пригнет.

Но неудачник, влюбленный в Полюс,Всё же вонзает свой флаг в сугроб, —Путник, ведай: восторг и волюСнежный железно захлопнул гроб.

В версты — к тебе — золотые нити,В воздух — тебе — золотой сигнал!…Ветер, склоняясь, свистит: «Усните», —В шарканье туфель идет финал.

Тюрьма

УРОД

Что же делать, если я урод,Если я горбатый Квазимодо?Человеки — тысячи пород,Словно ветер — человечья мода.

Что же делать, если я умен,А мой череп шелудив и гноен?Есть несчастья тысячи имен,Но не каждый ужаса достоин.

Я люблю вечернюю зарюИ луну в сияющей короне,О себе давно я говорюКак другой, как путник посторонний.

Я живу, прикованный к уму,Ржавой цепью брошен гнев Господен:Постигаю нечто, потомуЧто к другому ничему не годен.

Я люблю играющих детей,Их головок льную златокудрость,А итоги проскрипевших днейМне несут икающую мудрость.

Господи, верни меня в истокРадости звериной или нежной,Посади голубенький цветокНа моей пустыне белоснежной.

И в ответ:«Исскаль до плача рот,Извертись на преющей рогоже:В той стране, где всё наоборот,Будешь ты и глупый, и пригожий».

ОТВЕРЖЕННОСТЬ

Вода сквозь щели протекла,Твое жилье — нора миноги.А там, за зеленью стекла,Стучат бесчисленные ноги.

Сухими корками в крокетВ углу всю ночь играла крыса,И вместо Кэт, ушедшей Кэт,Тебя жалела Василиса.

Полузадушенный талантХрипит в бреду предсмертных песен:И этот черный бриллиантНе так давно украла плесень.

Трепещет сердце от отравПодстерегающих рефлексий,Один лишь миг, и вновь ты прав —Убить, украсть, подделать вексель!

АВАНТЮРИСТ

Борису Бета

Весь день читал (в домах уже огни)Записки флорентийца Бенвенуто.Былая жизнь манила, как магнит,День промелькнул отчетливой минутой.

Панама. Трость. Тяжелый шар упал.С морских зыбей, с тысячеверстных тропокТуман, как змей, закованный в опал,Ползет внизу, в оврагах синих сопок.

«Вся ночь моя!» — Его не ждет жена:Покой судьбы — ярмо над тонкой выей.Как та скала: она окруженаИ все-таки чернеет над стихией.

Со складок туч фальшивый бриллиантПодмел лучом морскую площадь чисто.— Как сочетать — пусть крошечный — талантС насмешливым умом авантюриста?

Бредет сквозь ночь. В кармане «велодог»,В углу щеки ленивая усмешка…«Эй, буржуа! Твой сторож, твой бульдогЗаснул давно: на улице не мешкай».

Притон. Любовь. Страдание и грязьПрильнут к душе. Так оттиск ляжет в глине.А завтра днем, над книгою горбясь,Дочитывать бессмертного Челлини…

ПИРАТЫ

Леониду Ещину

Зорче слушай команду,Зарядив фальконет:Белокрылую «Ванду»Настигает корвет.

Он подходит к добыче,Торопя абордаж,И на палубу кличетКапитан экипаж.

Нет к былому возврата,К падшим милости нет,Но запомнит пиратаКоролевский корвет!

Грозен в погребе порох,Дымно тлеет фитиль, —Бросит огненный ворохЗолотистую пыль.

И туда, где струитсяДым зари в небеса, —Обожженные птицы,Полетят паруса!

Забывайтесь, проклятьяШире зарься, рассвет!Мы погибнем как братья,Королевский корвет.

ИСТЕРИЧКА

Вы растоптали завязьБледного fleur d'orange'a…Можно ли жить, не нравясь,Не улыбаясь всем?

Взгляды мужчин — наркотик(Ласки оранг-утанга!),Ваш искривленный ротик —Это, пожалуй, боль.

Скоро вам будет нужноЯдом царапать нервы,Чтоб перелить в сто первыйОпыт — восторг былой.

Скоро вам будет надоДумать, кривясь, о смерти,С яростной дозой ядаВ сердце вонзится: «Бог!»

Сердце узнает корчи,Чтобы изгнать пришельца,Он же глядит всё зорчеВ темную глушь души.

Коли у вас есть сила,Если у вас есть гордость:— Всё, что в душе носила,Это мое, мое!

Если же будет ладанСлез о «проклятом прошлом» —Образ ваш весь разгаданПарою точных строк.

Это узнаем скоро,Может быть, даже завтра…Записью репортераСтанут мои стихи.

НЕВРАСТЕНИК

I

Когда нет будущего — жить не хочется,Когда нет будущего — ночами страх,Как утешительно душе пророчитсяНеотклоняемый и близкий крах.

И нет уверенности в игре со случаем,И близок проигрыш уже, и ночь в груди.И нервы, чавкая тоской, мы мучаем,И ждем призывного: «Вставай, иди!»

Ах, пуля браунинга была б гуманнее,Но цепью звякается крик «жена!».Как муха тусклая, жужжу в стакане я,А жизнь, по-видимому, сожжена.

II

Вышел из себя. Встал в сторону. Гляжу:На постели тридцатидвухлетнийВяло дышит человек и ищетРифму к слову «будущее»…Не нашел и думает о шляпеДля жены, которая уж спит(Спит не шляпа, а жена, конечно),А за ним раскосая, как шлюха,Смерть стоит, зевая (не пора лиУхватить за глотку человека?).Как угрюмо. Лучше вновь в подполье,В череп, в сердце, в крошечную клетку,В тесное «седалище души».Может быть, мгновенно озаренный,Я найду и рифму, и смогуЗавтра шляпу подарить жене.

СЕСТРИЧКА

Покойнице

Ты просто девочка ломака,Тебя испортила Сморгонь.Штабная моль, дрожа от смака,Прошепелявила: «Огонь!»

И смотрит щуристо и падко,Как воробей на мирабель,А мне почудилась лампадка,И тишина, и колыбель.

Ведь я поэт, и глаз мой — лупа,Я чуял мглу твоей тюрьмы,Но как бы взвизгнула халупа,Услышав: бойтесь сулемы!

И вот угрюмо от драбантаЯ узнаю твою судьбу.Как ты страшна была без бантаВ сосною пахнувшем гробу!

Но отпою без слезотечиТебя, уснувшее дитя,Зане завеяли предтечиИных людей, идущих мстя.

И образ твой любовно выткуИз самой синей синевы,А те, кто вел тебя на пытку…— Эй, вы!

Штакор, 25