Брет Эллис - Ампирные спальни Страница 12

— Подожди, загляну в ежедневник.

— Ежедневник? — спрашивает. — Офигеть.

— Почему офигеть? — парирую. — Я очень занят.

— Ты ж сценарист. Чем, интересно, ты «занят»? — Голос был поначалу с ленцой, но теперь натянулся. — Небось дрючишь кого-нибудь?

— Я… с утра до вечера на кастинге.

— Вот как, — говорит после паузы. Это не вопрос.

— Короче, созвонимся.

Но Рип подхватывает.

— Ну и как кастинг? — спрашивает.

— Идет, — нервно сглатываю. — Много желающих… отнимает массу времени.

— Ага, ты очень занят. Это я уже слышал.

Смени тему, уведи от себя, подкинь сплетню, добейся сочувствия — быстрее отвяжется. Делаю финт ушами:

— Вот-вот, перезвони. Причем чем скорее, тем лучше.

— Скажи хотя бы, о чем речь?

— Не могу. Это… интимная информация, — говорит. — Ага. Сугубо интимная.

Ближе к концу недели брожу по пятому этажу «Барнис» [59] на бульваре Уилигир, обкурен, ежеминутно проверяю айфон в ожидании мейла от Рейн (так и не приходит), изучаю ценники на рукавах блестящих рубашек, всякие пижонские прибамбасы, ни на чем не в состоянии сосредоточиться, в голове одно: «Куда она делась?», и в мужском отделе не могу даже поддержать примитивнейший разговор с продавцом о костюме «Прада»; в итоге прибиваюсь к барной стойке ресторана «Барнис Гринграс», где заказываю коктейль «Кровавая Мэри», и потягиваю его, не снимая темных очков. Рип обедает с Гриффином Дайером и Эриком Томасом. Томас — депутат городского совета, хотя больше похож на пляжного спасателя; Рип на него жаловался, но беседует вполне дружелюбно. На Рипе хипстерская майка с черепом, для которой он явно староват, и японские мешковатые брюки; пожимая мне руку, он кивает на «Кровавую Мэри» и шипит: «Очень занят, а?»

За ним открытая терраса, где гуляет обжигающий ветер. Широко распахнутые глаза Рипа налиты кровью, и еще поражают невероятно мускулистые руки.

— Ага.

— Сценарий сочиняешь? «Парни-с из „Барнис“»?

— Ага, — усаживаюсь на табурет, стискивая ледяной бокал ладонью.

— Зарос совсем.

Провожу рукой по щеке, удивляясь густоте щетины, пытаясь вспомнить, когда последний раз брился. Это нетрудно: в день ее ухода.

— Ага.

Оранжевый блин над белым черепом майки слегка подрумянивается, а затем, наплывая на меня, шипит:

— Да, старик, ты гораздо сильнее влип, чем я думал.

Незнакомый мне тренер в «Эквиноксе» издали наблюдает, как я занимаюсь со своим тренером, и, когда перехватываю его взгляд, подходит и представляется, предлагая выпить кофейку в кафе «Примо» рядом со спортзалом. На Кейде черная футболка (слово «ТРЕНЕР» выведено на ней маленькими печатными буквами); у него пухлые губы, белозубая улыбка, миндалевидные голубые глаза и тщательно ухоженная щетина; запаха практически нет (если чем и пахнет, то антисептиком), а голос — и дружелюбный, и неприветливый одновременно; он отпивает красноватую жидкость из пластмассовой бутылки и сидит, откровенно красуясь, явно стараясь привлечь мое внимание, но за уличным столиком в тени зонта, украшенного рождественскими гирляндами, я смотрю на поток машин на бульваре Сансет, думаю про идеальное тело паренька в футболке с надписью «АУ МЕНЯ МЕЧТА ОСТАЕТСЯ» [60] (он занимался на тренажере напротив) и вдруг понимаю, что все это может быть не случайно.

— Я прочел «Слушателей», — говорит Кейд, отрывая взгляд от мобильника. Последнее CMC его чем-то слегка расстроило.

— Вот как? — отпиваю кофе, натянуто улыбаясь, все еще гадая, зачем ему я.

— Ага, мой приятель пробовался на роль Тима.

— Круто, — говорю. — Ну а ты сам?

— Я бы хотел, — говорит Кейд. — Попасть трудно. Вы не поможете?

— А-а, — говорю, радуясь наступившей ясности. — Не вопрос. Конечно.

Вкрадчиво и с отрепетированной застенчивостью он говорит:

— Может, как-нибудь встретимся?

— Встретимся? Зачем? — Я опять сбит с толку.

— Не знаю… Просто, — говорит. — На концерт сходим, музыку послушаем…

— А-а, ну, можем.

Мимо проносится стайка девушек с ковриками для йоги под мышками, от них веет запахом пачулей и розмарина (у одной — татуировка в виде бабочки на плече), и я уже почти пять дней не разговаривал с Рейн и настолько из-за этого взвинчен, что живу в преддверии катастрофы, смотрю на бульвар и жду, когда машины начнут врезаться одна в другую, а Кейд продолжает ежеминутно принимать позы, будто вокруг него толпа папарацци, и перед входом в магазин «НМ» на другой стороне бульвара несколько человек раскатывают красную ковровую дорожку.

— Почему ты ко мне обратился? — спрашиваю Кейда.

— Подсказали, — говорит.

— Но почему ко мне? Нет, что ли, других людей?

— Ну-у… — Кейд пытается угадать цель моего вопроса. — Я слышал, вы помогаете.

— Слышал? — уточняю. — От кого?

В интонации — вызов: что, мол, слабо сказать? Принимая его, Кейд решает быть со мной более откровенным, чем собирался.

— От одного вашего знакомого.

— А точнее?

— Его зовут Джулиан. Джулиан Уэллс. Знаете такого?

Натягиваюсь как тетива, хотя вроде бы никакой угрозы. Но с этой минуты Кейд для меня уже не просто парень, а человек Джулиана.

— Знаю, — говорю. — А ты-то как с ним знаком?

— Я у него работал недолго.

— Кем?

Пожимает плечами.

— Ну, там поручения всякие.

— Вроде личного секретаря?

Кейд отворачивается с усмешкой, потом поворачивается уже без нее, но видно, что ему за меня неловко.

— Ну, типа.

Звонит Блэр, приглашает на ужин, который устраивает на следующей неделе в Бель-Эйр, и поначалу я настораживаюсь, но когда слышу, что ужин по случаю дня рождения Аланы, понимаю, зачем зовет; разговор без напряга, словно не было никаких обид, о том о сем, и кажется вполне естественным спросить: «Я могу прийти с девушкой?» — что вызывает легкое замешательство на другом конце провода и возвращает нас к исходным позициям.

— Можешь, конечно, — холодно бросает Блэр. — Кто она?

— Знакомая. Работает на нашей картине.

— А имя есть у знакомой? — спрашивает. — Профессия?

— Она актриса, — говорю. — Ее зовут Рейн Тернер.

Блэр молчит. Между нами вновь разверзается пропасть.

— Она актриса, — повторяю. — Алло?

Никакой реакции.

— Блэр?

— Знаешь, будет лучше, если ты придешь один, не хочу видеть ее в своем доме, — выпаливает скороговоркой. — Хорошо, что спросил: я бы все равно не впустила.

— Что так? — Это предупредительный выстрел. — Вы знакомы?

— Слушай, Клэй…

— Как же ты меня достала, — говорю. — На хрена было вообще приглашать, Блэр? В чем смысл? Опять счеты сводить? Не надоело? Больше двух лет прошло.

Выдержав паузу, она произносит:

— Мне кажется, нам надо поговорить.

— О чем? Еще одна пауза.

— Давай встретимся.

— Говори сейчас, зачем откладывать?

— Лучше при встрече.

— Почему, Блэр?

— Телефон прослушивается.

Свернув с Сансет на Стоун-Кэньон, въезжаю в темень каньонов; у входа в отель «Бель-Эйр» сдаю машину парковщику. Пройдя по мосту мимо плавающих в пруду лебедей, попадаю в зал ресторана, но Блэр там нет; справившись у метрдотеля, выясняю, что столик она не заказывала; на открытой веранде Блэр тоже нет; хочу позвонить, но не знаю телефона. Подойдя к стойке регистрации, ловлю себя на мысли: перед выездом зачем-то спешно привел себя в порядок, хотя то, ради чего это обычно делают, отправляясь на встречу с женщиной, абсолютно исключено. Администратор называет номер, в котором остановилась мадам Берроуз.

Расхаживаю в нерешительности по холлу, потом плюю, отыскиваю нужную дверь и стучу. Когда Блэр открывает, резко прохожу в глубь комнаты.

— Что ты творишь? — спрашиваю.

— В каком смысле?

— Это исключено.

— Что исключено?

— Это, — вялым жестом показываю, что именно имею в виду.

— Мы здесь не для… — говорит она, отворачиваясь.

Блэр в свободных коттоновых брюках, без макияжа, волосы забраны в хвост (если что-то и делала с лицом — ботокс или подтяжку, — это незаметно), сидит на краю постели рядом с сумочкой «Майкл Коре», обручальное кольцо на пальце отсутствует.

— Трент постоянно держит за собой этот номер, — говорит.

— Да? — говорю, расхаживая по комнате. — А сам он где?

— Никак не придет в себя после смерти Келли Монтроуза, — говорит. — Они очень дружили. Одно время Трент был его агентом. — Пауза. — Трент помогает с организацией панихиды.

— На что ты рассчитывала, выманивая меня сюда? — спрашиваю. — Для чего я здесь?

— Не понимаю, почему…

— Это исключено, Блэр.

— Ну что ты заладил, Клэй? — говорит с надрывом, — Я знаю.