Катрин Кюссе - Исповедь скряги Страница 12

Пьер заявляет, что хочет сделать мне подарок — купить мне платье для ужина у него дома. Он находит меня красивой, но плохо одетой.

Я обижаюсь. Ради него я надеваю самые элегантные вещи в моем гардеробе. «Плохо одета». Пьер не может ошибаться. Мысль о подарке меня радует.

Время идет, а предложение так и остается предложением. Сдержит ли он свое слово? Может, он забыл? Я нервничаю. Мне хочется заполучить элегантное платье. Я спрашиваю у Пьера, когда это произойдет. Да, я у него спрашиваю. Это дает возможность судить о моей деликатности. «Так что насчет платья, которое вы собирались мне купить?» Пьеру, такому обходительному и куртуазному, очень сложно уйти от ответа на столь прямой вопрос. «Скоро». Ему пришлось заменить аккумулятор в машине, и у него не так много наличных. У Пьера недостаток в средствах? Совершенно очевидно, что платья мне не видать.

Но вот как-то раз после занятий мы заходим с ним в «Бальзар» пропустить по стаканчику, и, расплачиваясь (он платит всегда), Пьер спрашивает меня: «Не хотите ли пойти в магазин за платьем?»

Бывают предложения, от которых невозможно отказаться.

Мы едем на машине на улицу Гренель. Я не знаю, ни где находится эта улица, ни что она из себя представляет. Я еду туда в первый раз в жизни. Мы входим в бутик, выбранный Пьером. Я никогда раньше не бывала в таких дорогих магазинах. Мне очень хочется приглядеть здесь что-нибудь: я боюсь, как бы, выйдя отсюда, Пьер не спустился с небес на землю и не отказался бы от своего безумного предложения.

Я меряю несколько вещей, в том числе восхитительную алую блузку из муарового шелка с китайским воротом и брюки из черного натурального шелка. Продавщица дает мне туфли на каблуках, более подходящие, чем мои ботинки на плоской подошве. Я не умею ходить на каблуках и потому выхожу из примерочной пошатываясь, чтобы показаться Пьеру. Нас надо было видеть. Я, заметно похорошевшая в новом прекрасном наряде — столь элегантных вещей я отродясь не носила, — с пылающими от возбуждения щеками, и взгляд Пьера, которым он смотрит на меня, взгляд хозяина и знатока. Восемнадцатилетний Пьер в черном пальто, черной шляпе и с тростью, опершись о стену, курит толстую сигару. Тот самый Пьер, к которому обращается продавщица:

— Достоинство этого наряда в том, что блузку можно будет надеть и просто с джинсами для заурядного ужина в городе.

— Наплевать, — замечает Пьер голосом с нездешним акцентом. — Это только на один вечер. Неважно, что она будет делать с блузкой потом.

Продавщица вытаращивает глаза и замолкает. Я краснею, представляя себе вопросы, которыми она должна задаваться насчет меня. У меня вид прилежной школьницы, а Пьер говорит обо мне, словно я дорогая проститутка. И у него есть на это право. Он платит.

Когда мы выходим из магазина, я несу в руке пакет с черными брюками и шелковой блузкой. Воспоминание о цене на этикетках горит во мне, как постыдная отметина, и мне хочется расхохотаться. Минимальная месячная зарплата вылетела на наряд для одного вечера. Я несколько смущенно благодарю Пьера.

Ужин состоялся. Все знают, что на нем я одета в вещи, купленные Пьером. Он об этом рассказывает, не особо деликатничая. Все думают, что я с ним сплю. Это еще больше повышает мой рейтинг в глазах окружающих.

Пьер удовлетворенно меня оглядывает. Он меня создал и находит меня красивой. Он пригласил профессора по философии, преподававшего нам в прошлом году. Тогда один только взгляд этого пятидесятилетнего человека повергал меня в ужас, ибо он изобличал мою ничтожность. Однажды, не говоря ни слова, профессор бросил мне на стол мою работу, отмеченную самой низкой оценкой. На перемене меня вырвало.

Теперь профессор смотрит меня. В его взгляде удивление и восхищение. «Вы были маленькой девочкой, а теперь стали женщиной». — «Это благодаря одежде, которую я ей купил», — говорит Пьер.

Я краснею от подобного отношения к себе, как к вещи. Профессор тоже, видимо, решает, что я сплю с Пьером. Я этим очень горжусь. Заметно, что он питает к Пьеру глубокое уважение.

Около трех часов ночи Пьер и моя подружка Клер, сильно пьяные, развалившись на диване, обмениваются долгим и сочным поцелуем.

В оцепенении я смотрю на них и страшно ревную.

Я устраиваю вечер, чтобы отблагодарить Пьера за его подарок. Я приглашаю также Клер и одного юношу — манекенщика, с которым Пьер познакомился в гей-клубе и в которого он теперь влюблен. Я хочу, чтобы все прошло идеально. Продумываю все до мелочей. Вытаскиваю серебряные приборы моих родителей, фарфоровую посуду, хрустальные бокалы. Бегу в Lenôtre, чтобы купить шербет и песочное печенье. Вульгарные бисквиты меня совершенно не устроят.

Я ругаюсь с родителями, которые уходят вечером из дома и запрещают мне использовать одну вещь, которая мне нужна, чтобы довести до совершенства мой ужин. Я на грани истерики. Пьер вот-вот должен прийти. Папа с мамой кричат, что это смехотворно — класть маленькие тарелки на большие для восемнадцатилетних сопляков! Я рыдаю. Я их ненавижу. Они ничего не понимают.

В субботу вечером в ночном клубе неизвестный тип подошел к Пьеру и похвалил его галстук. Пьер рассказывает, что тут же развязал галстук, протянул его неизвестному и заставил принять подарок.

Так поступают в той стране, откуда он родом. Если кто-то вам говорит, что ваша вещь красива, то вы ее ему отдаете.

Я восхищаюсь прекрасным шарфом Пьера из кашемира цвета выцветшей розы. Он говорит, что охотно отдал бы его мне, но боится обидеть бабушку, которая только что ему его подарила.

Я долго потом размышляла над жестом Пьера, отдавшего свой галстук какому-то незнакомцу.

В этом, мне кажется, и заключается великодушие.

Годы спустя моя мама восклицает, заметив украшение, которое я ношу: «Покажи-ка, какая чудесная вещь!» Этот позолоченный медальон, купленный мною в Мексике за десять долларов, всегда производит впечатление. У меня часто спрашивают, откуда он у меня. Выслушав комплимент мамы, я застываю. Лишь час спустя я снимаю с шеи медальон и протягиваю ей: «Возьми, мама».

Возможно, это единственный случай, когда я смогла отдать вещь, которой мне будет не хватать, вещь, которую я хотела для себя.

Только сам момент расставания с медальоном оказался тяжелым. Потом мне стало легко. Я счастлива оттого, что мне удалось доставить удовольствие матери, просто отдав ей то, что ей понравилось.

Умение отказаться. Пожалуй, в большей степени именно оно, а не умение дарить лежит в основе настоящей щедрости. И в основе свободы.

Я же спешу набить карманы, быстро-быстро, пока не закрылись двери в волшебное королевство, где пока все бесплатно.

Бабушка сообщила мне, что одна ее знакомая хочет сделать мне подарок. «Когда она однажды была здесь, то рассказывала о себе, и ты ее слушала с большим сочувствием. Она очень несчастна и очень одинока».

Я совершенно не помню ни пожилой дамы, о которой идет речь, ни моего к ней сочувствия. Мне двадцать два года, и голова моя занята совсем другим. Но Подарок… Почему бы и нет?

Я еду к ней. Старушка живет в маленькой темной квартирке недалеко от Пасси. Подарком оказывается золотая брошка 20-х годов, усыпанная драгоценными камнями, в форме маленькой балерины. Я не ношу подобные украшения. Но я сердечно благодарю пожилую даму.

Некоторое время спустя я снова решаю ее навестить. Она рассказывает мне трагическую историю своей жизни. Она любила только одного человека, который разбил ей сердце, бросив ее ради секретарши. Затем она жила у свекрови со своей единственной дочерью, которую они воспитывали вместе. Как она была прекрасна, ее дочь! Как она была весела! Но из-за несчастной любви она сбилась с пути. Начала принимать наркотики и в тридцать лет умерла от передозировки.

Старая дама плачет, а я держу ее за руку.

После смерти свекрови и дочери у нее остались только сестры. Они сущие чертовки, не питающие к ней никаких чувств и рассчитывающие только на наследство. Но они не получат ни гроша, ни гроша!

Какая я добрая и милая, что прихожу ее проведать, ласково говорит мне старая дама с глазами, полными слез. Когда я собираюсь уходить, она настойчиво предлагает мне еще один подарок. Помимо брошки она подарила мне две книги по искусству в кожаных переплетах. Затем сто франков. Затем чек на сто франков.

Уходя от нее, я всякий раз испытывала неприятное чувство. В конце концов я перестала ей звонить. Так или иначе я уезжала в Америку.

От денег, которые она мне давала, я была не в состоянии отказаться. Старая дама наверняка почувствовала мою жажду денег.

Вот и все, что я с этого получила.

Мы обе были мне противны: она — тем, что давала деньги, а я сама — тем, что их брала.

Бабушка, Пьер, старая дама. И Вальтер. Вальтер — бизнесмен из Австрии.