Агония Иванова - Украденные воспоминания Страница 12

— Что на сей раз?

Излишнее любопытство Светы вывело ее из себя.

— Не важно, — отмахнулась девушка. Домработница повернулась к ней лицом и обиженно поджала губы. Ее глаза внимательно изучали Ульяну, так, словно она видела ее в первый раз.

— Знаешь… — Света соизволила отвести взгляд и посмотреть за окно, на темнеющие силуэты сосен, окружавших дом со всех сторон. — Богдан Казимирович тоже хорош. Неужели он думал, что притащив сюда эту литовскую ведьму, он решит все твои проблемы? Где он только нашел ее! Вот стало тебе легче?

— Думаю, что нет, — честно призналась Ульяна и тяжело вздохнула. Света налила ей душистого чаю. По кухне поползли убаюкивающие ароматы мяты и шалфея. Ульяне стало спокойно, ее начало клонить в сон, но она боялась возвращаться в комнату. Потому что в ее зеркале живет другой человек. Потому что в ее голове живет другой человек и когда она остается наедине с собой, от него никуда не спрячешься.

— Если честно, подруга… — домработница шумно уселась на один из стульев и сложила руки в замок, — мне все это тоже ужасно не нравится. В этом поселке так тоскливо, что только повеситься. Но не дело это прислуге, с господами спорить.

Ульяна подняла на нее глаза: она чувствовала ростки симпатии, пробивавшиеся через бетон ее недоверия. Теперь она видела в Свете что-то близкое, простое и понятное и ей было не так тяжело находиться рядом с этим человеком.

— Я могу поговорить с Богданом, — сказала она и накрыла своими ладонями руки Светы. Повисла тишина, прерываемая только воем ветра в перекрытиях дома. Домработница сидела напряженная, готовая к удару.

— Нет, — вдруг резко сказала она, почти крикнула, нервно встала и брезгливо стряхнула пальцы Ульяны, — не нужно, не нужно.

— Почему?

Света подошла к окну и на ее лице заиграл свет фар. Она сощурилась и скорчила какую-то непонятную гримасу.

— Вернулся, — заключила она.

Ульяна побежала скорее на крыльцо, не задумавшись даже о теплой одежде. К ее величайшему удивлению, дверца машины со стороны пассажира открылась первой и оттуда вышла женщина. Девушка подумала, что Богдан снова привез к ней колдунью, но быстро поняла, что ошибается: гостья была намного старше. Она спешила к девушке, протягивая руки без перчаток.

— Уля… — нежно проговорила женщина. Ее голубые глаза излучали спокойствие и теплоту. Ульяна неуверенно шагнула к ней и позволила обнять себя. Из-за плеча женщины она видела Богдана и его робкую, неуверенную улыбку. Он напряженно ждал развязки, терзаемый вопросом, который девушка без труда прочла в его глазах.

«Вспомнишь ли ты?».

— Мама… — прошептала Ульяна и заплакала.

Глава девятая

Теперь Ульяна была уверена в том, что все изменится. Мучительная колдовская тишина отступит и в серых небесах появиться солнце. Они станут прежними: к ней вернуться потерянные воспоминания, она снова будет чувствовать себя живой; Богдан перестанет выглядеть так, словно он смертельно болен и считает свои последние дни. Девушка изо всех сил старалась взрастить побеги веры в хорошее, брошенные в почву ее души внезапным появлением матери.

Она сидела с ошарашенным видом, вжавшись в кресло, и все разглядывала эту женщину, изучая ее черты, каждую деталь в ее облике с восторгом и удивлением.

— Хорошее здесь у вас место, ребятки, — говорила Галина Антоновна мягким добрым голосом, от которого по телу сразу же разливались волны тепла. Ульяна прикрыла глаза, купаясь в этом приятном ощущении.

— Не знаю, мамочка… — робко начала она, но тут же вспомнила о присутствии Богдана и решила попридержать язык за зубами, — здесь очень холодно…

— Да, Улечка, — вздохнула Галина, — ты, у меня, теплолюбивая… Почему вы не уехали куда-нибудь на юг? — это обращалось к Богдану. Он оторвал напряженный взгляд от чашки с чаем и вздохнул:

— Сейчас везде холодно.

Они некоторое время помолчали, каждый думая о своем.

— Нет, где-то, конечно, тепло, — поправил себя Богдан, — но поехать туда возможно не в нашем финансовом положении. После… после обязательно, — он взял Ульяну за руку и крепко сжал ее пальцы. Девушку накрыло легким флером нежности, ей захотелось как-то ответить, но при матери она стеснялась. Словно, она снова стала маленькой девочкой, школьницей, лет тринадцати, к которой в гости на чай пришел понравившийся ей мальчик. Каждое прикосновение — целое событие. Щеки сразу же заливаются румянцем, а взгляд начинает бегать туда-сюда, в поисках предмета, за который можно зацепиться. Можно смотреть в одну точку, делая непричастный вид. Словно это была ее первая, чистая, самозабвенная и искренняя любовь. Словно они не были мужем и женой столько лет. Словно они не делили постель. Подумав об этом, Ульяна действительно покраснела и нервно отдернула руку.

Она заметила, что небесно-голубые глаза Галины Антоновны неотрывно наблюдают за каждым их движением. От этого девушке стало не по себе — она действительно почувствовала себя нашкодившей школьницей, хотя она была уверена в том, что эта женщина не умела наказывать, и была очень понимающей.

Морщинки у век Галины были такими трогательными, а губы такими убедительными.

— Богдан… а как твое здоровье? — спросила женщина, чтобы немного разрядить обстановку, накалившуюся за время неловкого молчания, — состояние не стало хуже?

— Все хорошо, — отчитался Богдан каким-то неестественно радостным голосом, — сосны и морской воздух пошли мне на пользу, — он встал и поспешно направился к двери, как будто убегая от следующих вопросов, — я принесу еще чаю.

Ульяна тоскливо проводила его взглядом. Она почувствовала укол ревности: почему ее мать не так заинтересована состоянием дочери. Ведь ей столько пришлось пережить! И авария, и операция по восстановлению зрения, и потерянный ребенок… Больше всего на свете ей сейчас хотелось, чтобы ее приласкали, пожалели и погладили по головке, но при этом Ульяна стыдилась быть такой жалкой, унижением было выпрашивать чужую жалость. Но ей не пришлось выпрашивать. Галина Антоновна как будто прочитала это в глазах девушки, присела на подлокотник и крепко обняла дочь. Впервые за долгое время Ульяна почувствовала себя по-настоящему защищенной. Она закрыла глаза, позволяя нежности женщины себя убаюкать.

— Бедная моя девочка, — вздохнула Галина Антоновна, — сколько тебе пришлось пережить.

«Бедная я бедная, сколько мне пришлось пережить. И как я еще держусь!» — со злой насмешкой подумала Ульяна и тут же отругала себя за эти мысли. Была в них какая-то двойственность, словно они принадлежали другому человеку.

— Мамочка… — прошептала Ульяна, вцепляясь в мягкие морщинистые руки Галины, — забери меня отсюда… Домой… пожалуйста.

— Уленька… — Галина Анатольевна погладила ее по волосам и поцеловала в макушку, — почему ты хочешь убежать? Кто-то причиняет тебе зло?

— Потому что мне страшно здесь… я схожу с ума… — горячо затораторила девушка, но сама же себя оборвала, — нет, никто.

В печке мерно потрескивало пламя, пожирая пересушенные дрова. Ульяна подумала о том, что когда-то они были прекрасными деревьями, тянувшимися к небесам. Авария случилась на дороге, проходившей в лесу. Деревья, стоявшие по краям обочин, молча смотрели на развернувшуюся трагедию, тихие, кроткие. Такие же тихие и кроткие деревья теперь стали щепками. А ведь она тоже могла погибнуть! Что было бы тогда? Как это пережила бы ее мать? А Богдан?

Смерть казалась Ульяне чем-то нереальным и противоестественным. Она без приглашения вторглась в мир девушки, чтобы перевернуть его с ног на голову, напомнив, о своем существовании. Каждому принцу Гаутаме рано или поздно придется узнать о ее существовании, а заодно о болезни и старости. Только далеко не каждый из них сможет стать Буддой. С нее пока хватило одного только осознания того, что мир пронизан страданием.

— Мамочка… — протянула Ульяна, чтобы прогнать странные, пугающие мысли, не свойственные ей, — расскажи мне что-нибудь о моем детстве…

— Хорошо, — легко согласилась Галина. Они вместе пересели на диван, все также обнимаясь. Ульяна просто не хотела отпускать женщину от себя, почти физически ощущая потребность в ее целительном тепле.

— Каждое лето мы ездили на море, — начала ее мать, — помнишь? Один раз, когда мы туда приехали, ты очень серьезно заболела. Ты долго лежала с температурой, а после тебе не разрешали купаться в море, потому что оно еще не успело достаточно согреться — лето выдалось холодное. Ты любила гулять по берегу, собирала камушки, строила из них какие-то сооружения. Тебя все тянуло к морю… — женщина нежно улыбнулась, вспомнив что-то приятное, — ты так обижалась, что тебе не разрешают купаться! — Галина сдержанно хохотнула, — и вот однажды ты нашла на берегу медузу, которую выбросил прибой. Она была еще живая. Другие детишки на пляже боялись даже подойти к ней, а ты бесстрашно взяла ее в руки и выпустила с края волнореза… Ожог правда остался.