Самуил Шатров - Кое-что о Васюковых Страница 12

Он начал передразнивать Фитюлькина и показывать, как тот поливает из шланга землю.

Вот тут-то и зазвонил телефон. Папа снял трубку, и лицо у него сделалось серьезное.

— Да, да, да, да, да, — закивал он.

— С кем это ты? — спросила мама.

— Вызывают на работу, — ответил папа. — Табачникова угоняют в командировку. Придется пойти в контору и принять от него несколько срочных бумажек.

Папа пошел одеваться.

— Постой, — сказала мама. — Как же ты выйдешь? Ведь тебя увидят во дворе.

— Фу, черт, совсем забыл про это!

— Получится очень неудобно, — сказала мама.

— Да, получается какая-то глупистика. Как бы незаметно пройти мимо наших жильцов?

Папа из-под занавески осторожно заглянул во двор. Там было полным-полно наших соседей все работали, смеялись и даже перебрасывались снежками, как маленькие.

— А что, если тихонько пройти мимо забора! — спросила мама.

— Бедросов увидит, — сказал папа. — Такой тип обязательно увидит.

— Может, они устроят обеденный перерыв? — спросила мама. — Устроят перерыв и временно разойдутся.

— Черта с два, они разойдутся! Ты видишь, с каким производственным подъемом они работают!

— Что же делать? — спросила мама.

Папа сел на диван и задумался. Я тоже начал думать. Мне захотелось помочь папе. И тут я вспомнил, что в одной кинокартине я видел, как мужчина переодевается в женское платье, чтобы убежать от сыщиков.

— Я придумал, папа. Можешь не волноваться, — сказал я.

— Ну, ну, выкладывай.

— Ты надень мамино платье, и тебя никто не узнает.

— И этот болван — мой сын, — сказал папа.

— А что они, no-твоему, узнают?

— Замолчи ради бога, — сказала мама. — И так голова идет кругом.

— Я сам видел, как сыщики не узнали…

— Какие сыщики? — спросил папа. — Что он говорит? Объясните, поя&луйста, что он там лопочет!

— Да, я видел, как сыщики стояли под окном, а он надел женское платье, пальто, и шляпку с пером, и туфли на высоких каблуках. И он прошел мимо них, а сыщики думали, что это какая-то женщина…

Папа схватил диванную подушку и бросил мне в голову. Я присел, ойа пролетела мимо и попала в аквариум. Из аквариума поднялся столб воды. Папа вышел из комнаты.

Я и, мама стали за занавеской.

Через минуту хлопнула дверь. Во двор вышел папа… Он поднял воротник и тихонько побрел вдоль забора. Он было дошел до ворот, но тут его заметил старик Бедросов. Старик что-то крцкнул, и все бросили работать и посмотрели на папу. Папа тоже обернулся. На лице у него была такая улыбка, какой я «никогда не видел. Папа втянул голову в плечи и, сгорбившись, пошел прочь. Мама отвернулась от окна. И я тоже. Мне уже почему-то не хотелось смотреть на наших веселых соседей, на наш веселый двор.

Мама начинает выздоравливать…

Никто не знает, сколько болезней у нашей мамы. Может быть, их десять тысяч, А может быть, два миллиона. Сосчитать их, говорит папа, труднее, чем звезды в небе.

Мама все время лечится, а болезней становится все больше. Это из-за медицины. Наша медицина ничего не знает. Она никак не может разобраться в маминых болезнях.

Папа достал маме номерок в поликлинику, где лечатся сам товарищ Шугайло и товарищ Мыстрецов. Но и там медицина не понравилась маме.

— Полы паркетные, — сказала она, — врачи анкетные. И все они слишком молодые…

Молодым врачам мама не верит. Она верит старым. Папа привел старого врача. Он был такой старый, что еле передвигал ноги. На нем были черный пиджак, и черные штаны, и черные ботинки, и черный бантик на белой рубахе, закапанной лекарствами. Он, наверно, полчаса шел из передней в комнату. Я боялся, что он умрет по дороге» Но он не умер,

Попросил миску и полотенце вымыть руки. В это время мама лежала на диване в красивом ером шелковом платье и лакированных туфлях.

Доктор вымыл руки, вынул из чемоданчика термометр и часы, похожие на яйцо. Температура была нормальная. Он долго выслушивал и выстукивал маму. Он так устал, что начал кашлять и сопеть, пока не принял какое-то лекарство.

— Так вот что, душенька, — сказал он. — Вы здоровая женщина, годны, так сказать, к строевой службе… Могу вас зачислить в пехоту.

Тут доктор засмеялся, а за ним папа, а за папой я.

— Ваша беда, — продолжал доктор, — ваш вес. Скиньте пуд — и все будет в порядке. Надо меньше кушать мучного и больше гулять!

Я очень обрадовался. Наша мама здорова! Я чуть не поцеловал доктора. Папа тоже обрадовался. Он дал доктору пятьдесят рублей и сам надел ему на голову шляпу. Но мама почему-то расстроилась. Она сказала, что мы зря отдали деньги. Лучше бы на эти деньги нанять полотеров и натереть пол или купить мне новую рубашку. А мы отдали их доктору. А он совсем выжил из ума. Он не заметил болезней, которые все видят. Слава богу, они у мамы не первый год. О них знают все родственники и друзья. Теперь придется искать другого доктора.

В Москве мама так и не нашла хорошего доктора. Она «нашла его на станции Кратово. Вот это был доктор! Он сразу обнаружил десять тысяч болезней и еще одну такую, о которой даже мама ничего не знала!

Новый доктор сварил лекарство и налил его в бидон. Мама привезла бидон домой. Она должна была пить это лекарство через каждые три часа. Днем и ночью. Но наша больная мама никак не могла ночью проснуться. Ее будил папа и давал выпить лекарство из бидона.

Утром папа просыпался сердитый. Он говорил мне:

— Учти, Петя, у меня крупный недосып. Не советую тебе на этом фоне выкидывать свои фокусы!

Вечером все сидели скучные, пока к нам не приходила тетя Настя. Мама любит тетю и говорит, что в молодости она была красавицей. Таких красавиц свет «не видывал. Все мужчины сходили из-за нее с ума. Они ходили как ненормальные. Тетя Настя была три раза замужем. Все мужья не могли на нее надышаться. Один из них даже уже не дышит. Он зачах, когда тетя Настя ушла к Никодиму Петровичу. А Никодим Петрович еще дышит… И вот тетя пришла и спросила:

— Что нового в этом доме?

— Перешли на траву, — сказал папа и показал на бидон.

— Бидон — это хорошо, — сказала тетя. — Травник поставит тебя на ноги. Только они еще умеют лечить. И потом тут играет роль психотерапия. Ты помнишь Елизавету Павловну? Она выпила два бидона, и у нее перестали болеть лобные пазухи. А Виктор Маркович? После одного бидона у него исчезла язва. А Лазаревич? Вы знаете, что случилось с Лазаревичем? — И тетя рассказала, что случилось с Лазаревичем.

Потом она закричала:

— Боже мой, что я сижу и молчу! Я же не рассказала вам самую потрясающую новость!

— Ожидаются какие-нибудь перемены? — спросил папа.

— Еще какие! Скоро не будет персональных машин!

— А что будет?

— Такси.

— Байки! — .сказал папа.

Тетя Настя начала божиться и говорить, что ей это рассказал Лазаревич, а Лазаревичу — Самуил Борисович, а Самуилу Борисовичу — жена Петру-шенко, а жене Петрушенко — Опанас Филиппович^ а он, будьте покойны, знает все!

— Допустим, — сказал папа. — У нас в конторе шесть машин. Их все отберут?

— Возможно, оставят дежурку.

По-твоему, наш Шугайло будет разъезжать на дежурке, как какой-нибудь врач «Скорой помощи» или пожарник?

— Еще как будет!

— И у нашего Мыстрецова не будет машины?

— А что за цаца ваш Мыстрецов? Таких Мыст. рецовых в Москве тысячи!

— Ты не беспокойся за Мыстрецова, — вмешалась мама, — Он не будет ходить пешком. Если отберут машину, то прежде всего у тебя!

Через несколько дней папа пришел и сказал, что тетя Настя была права. Машины будут отбирать. Даже Мыстрецовуне оставят «ЗИЛ». Тут мама сказала, что Мыстрецов здоровый мужик. Ему полезно ходить пешком. О Мыстрецове пусть волнуется его «ненаглядная Любочка. Мама же волнуется о себе.

Папа ничего не ответил. Он включил телевизор. Он начал смотреть, как живут рыбы на дне моря. Они жили неплохо. Они плавали взад и вперед, выпучив глаза, пускали пузыри и гонялись друг за другом. Я тоже начал смотреть на рыб, но папа сказал, что я дикий лодырь. И мама сказала, что я совсем разленился: вместо того чтобы решать интересные арифметические задачки, я смотрю на каких-то паршивых рыб.

Я взял портфель, сел за стол и вынул задачник. Папа закричал, что я неряха. Я превратил чудесный задачник в половую тряпку.

— А ты посмотри на его ногти, — сказала мама.

Папа посмотрел. Он начал так кричать, что в телевизоре запрыгало изображение. Но папа уже не смотрел на экран, а только орал, что я неряха и лентяй. В старое время со мной бы много не разговаривали. Мне бы за это всыпали. Для таких типов, как я, это лучшее лекарство. Потому что если бьют по попке, то проясняется в голове. Таков физический закон!