Валентин Ежов - Вольная жизнь Страница 12

Взвизгнув от страха, боцман опрометью бросился от бунгало по направлению к джунглям. На бегу он успел только подхватить джинсы и рубаху, лежавшие около купальни.

Управительница, улыбаясь, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в зарослях. Затем развернула журнал с фотографией и поставила галочку над головой боцмана. Без галочки остался один капитан.

…Солнце клонилось к закату, когда боцман в одной только набедренной повязке выбрался из джунглей к шоссе. Тяжело дыша, он остановился за кустиками, натянул на себя джинсы и рубаху. Из кармана достал часы, пристегнул на запястье, глянул на них и босиком помчался вдоль шоссе в сторону города. Пробежал он немного: сил уже не было. Остановившись на краю дороги, он начал энергично „голосовать“ пролетающим мимо машинам. Машины не обращали на него внимания. Боцман, махнув рукой, побрел в город пешком.

Вскоре его обогнал черный „бьюик“ и остановился впереди. Знакомые нам гангстеры в черных шляпах смотрели через черное стекло на приближающегося боцмана.

— Точно, это он! — сказал первый. Обрадованный боцман подбежал к „бьюику“. Задняя дверца раскрылась, и его быстро втащили в машину.

— Тебе не уйти от нас, Лисица Джо!

— Взял банк — надо делиться!

— Где прячешь деньги, Джо?

Боцман посмотрел на одного, на другого, вздохнул.

— Надоели вы мне, мужики, во!.. — он провел ладонью по горлу и приподнялся, подавшись вперед. Перегнулся через спинку переднего сиденья и приспустил штаны.

Гангстеры, взглянув на его голую задницу, удивленно переглянулись а один сказал:

— Лажа. Это не он.

Капитан стоял у трапа, поглядывая на часы. До отхода плавбазы оставались минуты.

На причале показался Гриня, он уже был умыт и переодет в свою, одежду. На плече у него висела большая женская сумка, которую ему подарили девушки. В ней он и носил свои вещички, когда был „женщиной“. Капитан подождал, пока он поднимется по трапу, поманил его к себе пальцем.

— Пришел… А я думал, опять тебя с вертолета скинут. А где боцман, твой дружок?

— Понимаешь, кэп… Как утром вышли, он мне тут же говорит: „Сейчас ударим по шампанскому“…

— Все ясно! — Капитан поднес ко рту микрофон, на весь корабль прозвучало: — Палубной команде, приготовиться к отходу!

Капитан повернулся, чтобы подняться в рубку, но тут увидел, что к трапу на большой скорости подъехал длинный черный „бьюик“. Четверо в черных костюмах и шляпах выскочили из него, помогли вылезти боцману. Он держал перед собой, обнимая обеими руками, огромную коробку. Улыбаясь, кивнул своим „друзьям“; те разом, приподняв шляпы, осклабились, быстро сели в черную машину, и она умчалась.

Гриня, узнав гангстеров, которые за ним гнались, слегка, обомлел. Боцман, ничего не видя перед собой, медленно карабкался по трапу. Капитан спросил у Грини:

— Что за машина?… Кто такие?

— Да так… — небрежно ответил Грийя. — Боцмана кореша. Люстру ему помогали купить.

Капитан кивнул головой, пошел на мостик, а боцман двинулся по палубе дальше. Гриня хотел ему помочь, но боцман оттолкнул его бедром. Он осторожно двигался по палубе, ничего не видя перед собой.

Не раз обиженная им обезьянка сидела на вантах, чистила банан. Когда боцман с ней поравнялся, она кинула ему под ноги шкурку. Боцман сделал еще шаг, другой и наступил на шкурку. Поскользнулся и с размаху грохнулся на палубу, накрыв своим телом картонную коробку. Раздался громкий звон разбитого вдребезги стекла. Боцман сел возле коробки и тупо уставился на нее. Подбежавшие к нему Гриня и двое матросов открыли коробку, извлекли из нее огромную, в несколько ярусов люстру. За исключением двух, все плафоны в ней были разбиты. На вантах ликовала обезьянка.

— Что ж я теперь Клаве скажу? — с ужасом проговорил боцман.

Радист Костя деловито предложил:

— А ничего!.. Железяки я поправлю. А эти два, целых — выкинешь, — указал на плафоны. — И скажешь, так и было… мол, плафоны в магазин не подвезли.

Ранним утром плавбаза, покинув рейд, вышла в океан. Позади были видны вершины гор оставленной земли. На палубе шла приборка. Хмурый боцман наблюдал за приборкой, время от времени, как кошка, отпрыгивая от брызг воды. Раздался крик:

— Справа по борту — вертолет!

Капитан, стоящий на „балкончике“ рубки, задрал голову; Вертолет приблизился к плавбазе и, спустившись, завис над палубой. Открылась дверца, и черная рука выкинула из кабины какой-то предмет. Вертолет развернулся, ушел в сторону земли. Предмет шлепнулся в лужу воды на палубе — это были ковбойские сапоги боцмана. Окружив сапоги, все недоуменно уставились на них.

Гриня посмотрел на боцмана, подмигнул и тихо сказал:

— Значит, ты у Пуси не прошел?

Боцман вздохнул.

— Ничего не помню: здорово перебрал.

Матросы были явно разочарованы, один протянул:

— Да-а-а, вот когда Гриня прилетел!..

— Хоть бы бутылку прислала! — обиженно сказал другой, шагнул к валявшимся в луже сапогам. — Может, там есть? — Поднял сапоги, залез в голенище и вытащил смятый „стетсон“ боцмана, залез рукой в другое голенище и вынул… трусы боцмана.

Все засмеялись. Боцман вырвал у матроса вещички и, посвистывая, пошел в каюту.

Через пару недель два небольших буксира втянули плавбазу в родной порт. Они миновали маяк — невдалеке открывался причал, как всегда забитый женщинами.

…Боцман с Клавой, получив деньги, отошли от кассы. В окошко, как обычно, просунулся Гриня, подал кейс Зиночке.

— Насыпай, Зиночка. Сегодня уж точно в последний раз!

— Да ну тебя! — отмахнулась Зиночка, укладывая в кейс пачки. — Ты скажи лучше — Клава тебе ничего не говорила?

— Нет, Зинуля. А что?

— У ее сестры муж помер.

— Ну да?! От чего?

— Не знаю… Теперь уж Клавочка тебя не выпустит! Женит на вдове!

— Да-а… Помер — это серьезно. Помер — значит домой не вернется.

— Я понимаю тебя, — вспомнив про Галю, вздохнула Зиночка, взяла лежащую в стороне пачку денег. — Заначка боцмана.

Боцман и Клава ждали Гриню. Тот, наконец, вылез из кассы. Все пошли к дверям, и Гриня с боцманом провели операцию по вручению „заначки“. У дверей Клава обернулась, властно посмотрела на Гриню.

— Сегодняшний день побудешь у нас.

— А на фига?

— Так надо.

— Ничего… — толкнул его локтем боцман. — Сейчас пока пивка выпьем, а вечером отметим, как полагается.

Вечером Гриня с кейсом в руках, Клава и боцман шли в ресторан. Клава была одета в ярко-желтую кофту, в широкую юбку всех цветов радуги, чулки и туфли, короче — на ней был тот самый наряд, в котором Гриня когда-то маскировался от гангстеров. У ресторана толпы бичей и босяков не было, крутились только отдельные алчущие. В сторонке, неподалеку от дверей, стоял здоровенный амбал в пятнистой форме десантника, без погон. Сквозь расстегнутую рубаху был виден кусочек тельняшки на заросшей волосами груди.

Клава остановила мужчин около него, значительно произнесла:

— Знакомьтесь, это и есть Федя. — Она повернулась к Грине, подняла палец. — Твоя личная охрана.

Гриня и боцман окинули взглядом Федю.

— Подходяще, — кивнул боцман.

Федя пожал мужчинам руки, даже здоровенная лапа боцмана утонула в его пятерне.

— Федя, между прочим, мастер спорта! — гордо объявила Клава.

Федя деловито обратился к Грине:

— С условием ознакомлены? — Гриня неопределенно кивнул. — Беру пять процентов от суммы. Деньги вперед.

— Прямо сейчас? — спросил Гриня.

— Желательно.

Он деликатно отвернулся, чтобы не видеть, как будет оперировать цифрами замка Гриня. Гриня, подняв колено, положил на него кейс, открыл. Отогнул запасную рубашку, под ней лежали плотные пачки денег. Гриня, помедлив, прикинул, сколько будет пять процентов, и вынул пачку купюр. Протянул их Феде. Тот взял их и снова отвернулся. Гриня запер замок. После этой операции Федя отобрал у него кейс, и они двинулись к ресторану.

Двери ресторана были новые, глухие. Сбоку краснела кнопка звонка. Боцман нажал на кнопку. В глазок кто-то посмотрел, и дверь открылась. В новой форме перед ними стоял швейцар Степаныч. За его спиной виднелась пара нехилых парней из охраны ресторана. Со стороны скверика, где кружком расположились бичи, к дверям подбежал Лысый, схватил за руку Гриню.

— Гера!.. Понимаешь, приехал наш кореш Гриша Уголек! Прикажи для меня пузырь. Новая хозяйка, сука, поломала нашу морскую дружбу!.. Нас теперь не пускают.

Гриня сказал швейцару:

— Выдай ему бутылку, Степаныч, за мой счет.

— Слушаюсь, — наклонил голову Степаныч.

Все вошли s ресторан. Парни-охранники поздоровались с Федей.

Зал ресторана теперь выглядел по-другому: новые обои, в простенках узкие длинные зеркала, окна зашторены тяжелыми портьерами с кистями. Задняя стенка на эстраде переливались зеркальной мозаикой.