Альфред Дёблин - Подруги-отравительницы Страница 12

Председатель суда, обращаясь к фрау Бенде: «Есть основания полагать, что она пыталась отравить своего мужа, как и фрау Линк; она получила от гадалки на картах снадобье, которое, к счастью, оказалось безобидным белым порошком». Фрау Маргарита Бенде: «Я часто бывала у фрау Ф. и просила ее погадать мне на картах, потому что верю в гадания. Поначалу я любила своего мужа, потому что надеялась на взаимность. Я вышла за него замуж без задних мыслей, в расчете лишь на любовь. Но наш брак оказался неудачным, потому что мой муж связался с преступниками и высмеивал меня за мою любовь к родине и веру в Бога, в которой меня воспитывали с детства. Кончилось все тем, что он грозился меня зарезать или прибить, а когда я говорила: мне-то что с того, а вот ты хлебнешь за это сполна, он отвечал: мне ничего не будет, я прикинусь сумасшедшим». Она тоже утверждает, что не упоминала об этом в своих письмах, поскольку ей было стыдно. Как она уверяет, каверзные высказывания, которые встречаются в ее письмах, это просто невинная болтовня. Она настаивает на том, что не злоумышляла против своего мужа. Хотя у нее были кое-какие подозрения насчет фрау Линк, она не знала, что та собирается убить своего мужа. Впервые за долгое время они встретились на заседании суда, на скамье подсудимых, за барьером. Ни одна из них не знала, что у другой на уме, и они испытующе поглядывали друг на друга. Они тихонько радовались. Они друг друга не предали.

Третья подсудимая, мать фрау Бенде, сквозь слезы: «Я ни о чем таком не знала. Если бы мне стало об этом известно, я бы, как старая женщина, постаралась предотвратить это несчастье».

С перерывами было зачитано вслух шестьсот писем. Что касается свидетелей, то суд с особым вниманием заслушал показания господина Бенде, который оказался этаким грубоватым здоровяком. Симптомов отравления он у себя не замечал. Любопытное сообщение сделал химик. Оказывается, в марте в волосах, взятых с головы господина Бенде, был обнаружен мышьяк. В организме, главным образом, в волосах и коже следы мышьяка остаются в течение двух лет; впрочем, результаты исследования не позволяют судить о количестве принятого мышьяка. На это ему возразили, что господин Бенде принимал во время лечения медикаменты, в состав которых входит мышьяк. Фрау Бенде и ее мать горячо уверяли, что видели у него рецепт на такое лекарство, хотя сам он это отрицал. Под давлением ему пришлось сознаться в том, что у него бывали кое-какие заскоки в половой жизни. На второй день, уже под конец судебного заседания, по завершении утомительной процедуры чтения писем, которые живо напомнили подсудимым о тех ужасных днях, у них произошел нервный срыв. Громко рыдая, они прощались друг с другом. Фрау Бенде бросилась в объятия матери с криком: «Мамочка, помни о своей единственной дочери. Господь нас не оставит».

Незадолго до завершения чтения писем был вызван свидетелем отец Элли. Многое происходило прямо у него под носом, но он ничего не замечал, да и сейчас мало что понимал. Человек он был простой и бесхитростный. Элли любила его и до сих пор не сомневалась в чистоте его помыслов. Согласно его показаниям, дочь не раз жаловалась ему на то, что муж плохо с ней обращался. Очень важным свидетелем был товарищ Линка до работе. Он с уверенностью заявил, что, будучи в подпитии, господин Линк вел себя как грубиян, склонялся к половым излишествам и хвалился такими выходками. По этой причине свидетель раздружился с Линком.

Когда но просьбе прокурора суд вновь вызвал господина Бенде, чтобы заслушать его показания о предполагаемом отравлении пищи, в зале разыгралась бурная сцена. Фрау Шнюрер, которая до сих пор вела себя сравнительно спокойно, вскочила и с раскрасневшимся лицом закричала на зятя: «Вы заставили мое дитя проглотить столько яда, сколько в вас бы и не влезло. Этот человек отравил мое дитя, и потому я благодарна этой женщине (фрау Линк) зато, по она сделала. Если бы не она, мое дитя уже лежало бы в земле».

Из числа приглашенных экспертов, которых вызвали после химика и двух врачей, производивших вскрытие, первым свое пространное заключение изложил санитетстрат доктор Юлиусбергер, врач, сведущий в психологии и психиатрии, человек культурный и образованный. Он назвал это дело необыкновенным и сложным. Никто не знает, когда природа берет свое и начинается болезнь. Фрау Линк с удивительным равнодушием сменяет одни чувства на другие. Очевидно, что натура она весьма поверхностная. Чувствуется, что она не способна на обдуманную, здоровую эмоциональную реакцию. И в любви к подруге, и в ненависти к мужу она не знала меры. В письмах нет упоминаний о развратных действиях мужей, поскольку женщины вообще скорее будут терпеть жестокое обращение, чем расскажут врачу о своей супружеской жизни. Эти письма могут служить ярчайшим примером графомании. Эти письма, которых за пять месяцев накопилось шестьсот штук, притом, что на один день зачастую приходится по нескольку писем, свидетельствуют о той, что их взаимная страсть переросла в болезнь. По содержанию эти письма являют собой смесь жестокости и экзальтированного сладострастия. Нередко в них попадаются и строки, полные искреннего сострадания. Все они писались в состоянии, напоминающем опьянение, которое, несомненно, носило патологический характер. «Читая эти письма, мы почти физически ощущаем, как сильно была одурманена любовью и ненавистью в первую очередь подсудимая фрау Линк». Натура она инфантильная, легко поддающаяся чужому влиянию. Она была всецело предана фрау Бенде и хотела представить ей доказательство своей любви. Она не уничтожила ее письма, хотя хранить их было опасно. Кто-то мог бы усмотреть в этом пресловутую потребность в наказании. Иной сочтет это признаком слабоумия. Но, скорее всего, в свете опьянения, в котором пребывала Элли Линк, эти письма представлялись ей россыпью сокровищ, служили для нее своего рода фетишами. Где же можно различить переход к патологии? В беспамятство она не впадала. Нет и намека на бредовые идеи и галлюцинации. Случай этот, по мнению нашего осторожного, гуманного и чуткого эксперта, балансирует на грани патологии. Фрау Линк была, так сказать, в плену гипертрофированных чувств. В ее случае мы имеем дело с болезненной экзальтацией. Так что, нельзя сказать, что это дело не подпадает под статью 51 (освобождение от наказания ввиду невменяемости подсудимого), как и нельзя утверждать, что оно под нее подпадает. Фрау Бенде эксперт считает натурой более волевой и деятельной. Судя по ее характеру и ряду ее писем, у нее, как полагает эксперт, нервное напряжение не было таким сильным и болезненным, как у фрау Линк, скорее она чувствовала себя ущербной. Он думает, что и этот случай балансирует на грани.

Вторым экспертом был санитетсрат доктор X., коренастый, широкоплечий мужчина с кустистыми отвислыми усами. Это человек здравомыслящий, пунктуальный, к тому же ученый и борец. Самый опытный специалист по таким особым делам, замешанным на однополой любви. Он пришел к выводу, что это методичное отравление было следствием глубокой ненависти. У подсудимой фрау Линк имеются признаки отставания в физическом и умственном развитии, фрау Бенде отличается умственной ограниченностью, обусловленной дурной наследственностью. Он отметил, что при графомании такого рода наблюдается склонность к преувеличению, так что не стоит принимать на веру все, что указано в письмах. Столь глубокая ненависть, как он полагает, обусловлена гомосексуальными наклонностями обеих женщин, которые вследствие этого крайне болезненно воспринимали требования своих мужей и в стремлении друг к другу руководствовались навязчивой идеей — «только бы освободиться», как сказала сама фрау Линк. Такая фанатичная ненависть, безусловно, ограничивает вменяемость подсудимых, однако ни ненависть, ни гомосексуальные наклонности, по его мнению, не исключают свободного проявления воли, как это трактуется в статье 51. Впрочем, отвечая на вопрос адвоката, он признал, что первый эксперт мог быть прав, хотя лично он не видит оснований для применения статьи 51.

Член судебно-медицинского совета доктор Т.: «Подсудимая фрау Линк действовала методично и продуманно. Однако, поскольку умственно и физически она не совсем полноценна, деяние ее следует расценивать иначе, нежели поступки полноценного человека».

Четвертый эксперт, санитетсрат доктор Л., напротив, заявил, что подсудимая не заслуживает ни малейшего снисхождения. Он утверждал, что ни в одном из ее поступков нельзя усмотреть проявление несамостоятельности. Нет никаких оснований считать ее неполноценной; если уж на то пошло, то любого преступника можно назвать человеком неполноценным, поскольку он лишен обычных моральных устоев. Безудержность и безрассудство являются характерной чертой любой страсти; страсть может быть слабее или сильнее в зависимости от склонностей человека, но ни о какой болезни тут не может быть и речи.