Эйсукэ Накадзоно - СВИНЕЦ В ПЛАМЕНИ Страница 12

— Окончательного ответа по делу Фукуо Омуры мы пока дать не можем, но нам хотелось бы предварительно уточнить ваши намерения, — сказал Куросима;

— Понятно. Видите ли, мне жаль этого человека. Я член правления местного отделения китайского землячества и помогал многим китайцам. Очень хотелось бы помочь и ему.

— Я понимаю ваше желание, но ведь Омура настаивает на том, что он японец. Именно это обстоятельство и мешает администрации лагеря принять решение.

— Вы разрешите мне высказать своё мнение? — отвечал Лю с видом человека, который знает, в чём секрет. — Этот человек прибыл из Таиланда, не так ли? В глубинных районах Таи с давних пор проживает много тайванцев. До окончания этой войны тайванцы были японскими гражданами, ведь так?.. Вполне возможно, что этот человек не особенно уверен в окончании войны и предпочитает считать себя японским гражданином. Поэтому он и выдаёт себя за японца. Таких китайцев за границей до сих пор много, и все они хотят вернуться в Японию. Я почти не сомневаюсь что этот человек тоже тайванец… То есть китаец.

Рассуждение Лю Юн-дэ было на редкость логично. Делалось понятно почему Омура не говорит по-японски. В чём-то оно совпадало и с предположением Итинари, что Омура принадлежит ко второму или третьему поколению переселенцев и является иностранным подданным. Вполне возможно. А если Лю, будучи сторонником гоминдановского правительства, и подпустил в свои рассуждения некоторую прояпонскую политическую окраску, это тоже нетрудно понять.

— Мне всё ясно. Учтём ваше мнение и постараемся разобраться.

Куросима поклонился и встал, собираясь уходить. Но в это время, шлёпая сандалиями, в ресторан ворвалась Намиэ. Куросиме показалось, что за её спиной мелькнула мужская фигура — по-видимому, её гостя. Но он вдруг куда-то исчез — снова наверх, что ли, вернулся?..

— О, это вы, господин сержант?! — воскликнула она. — Я была занята и не знала, что вы здесь. Очень, очень рада вас видеть. — Казалось, радость так переполняет её, что ещё немного — и она бросится обнимать Куросиму. — Надеюсь, вы посидите у нас?

— Нет, я уже обо всём переговорил с вашим мужем, так что разрешите… Тут подошла официантка и поставила на стол пиво.

— Да нет уж, пожалуйста, посидите ещё немного. Вот и жена просит. Супруги Лю схватили его за руки, пытаясь усадить за столик, на который пролилась пивная пена. С трудом от них отделавшись, Куросима, словно, спасаясь бегством, быстро направился к двери. Намиэ Лю выскочила следом на улицу и сунула ему в руку бумажный комок. Куросима вздрогнул.

— Что это? Что такое!

Крепко схватив её за руку, он пытался сунуть комок ей обратно, но она сопротивлялась:

— Не сердитесь, пожалуйста, это вам на такси!

— Что за глупости! Ведь я приезжал по служебному делу!

Возмущённый Куросима оттолкнул уцепившуюся за него Намиэ, и комок, завёрнутый в белую бумажную салфетку, упал на тротуар. Салфетка развернулась, и из неё высыпалось несколько крупных купюр. Ничего себе «на такси»! Наверно, целых десять тысяч иен!

Куросима трясся от гнева. Эта Лю хочет не только Омуру купить, она решила купить и его!..

2

Выслушав доклад Куросимы, начальник отделения Итинари сказал:

— Что же, версия вполне правдоподобная. Весьма вероятно, что он действительно тайванец, находившийся на отходных заработках в каком-нибудь глухом районе Таиланда… Но если он тайванец, то ведь надежды на его отсылку на родину почти нет!

— Конечно, — согласился Куросима. — А с другой стороны, и сама версия нуждается в серьёзной проверке. Тайванец Чэнь Дун-и, живущий с ним в одной камере, почему-то не почувствовал в нём земляка!

Именно это обстоятельство настораживало Куросиму и заставляло осмотрительно отнестись к версии Лю Юн-дэ. В китайской речи Фукуо Омуры чувствовался акцент китайцев, живущих в странах Юго-Восточной Азии. Однако это не был диалект тайванцев, близкий к фуцэяньскому и кантонскому диалектам. Китайский язык Омуры скорее был близок к пекинскому диалекту, ставшему литературной нормой.

— Вот оно что? — в раздумье покачал головой Итинари. — Ну, а вообще-то супруги Лю никакого подозрения не вызывают?

— Да вроде бы нет, — уклончиво ответил Куросима. О попытке дать ему взятку он решил пока не говорить.

Строго говоря, в поведении Лю Юн-дэ и Намиэ и в самом деле ничего подозрительного не было. Он, вероятно, просто не привык к поведению живущих за границей китайцев, которые считают, что все дела улаживаются с помощью денег, вот поступок Намиэ и вызвал у него такой гнев и возмущение. Мотивы, которыми руководствуются Лю, можно считать весьма гуманными, и выходит, что начальник отделения с самого начала проявил проницательность и предложение Лю самое подходящее.

— Раз подозрительного ничего нет, — сказал Интинари, — то, если те двое отпадут, можно будет серьёзно подумать об его освобождении под залог.

— Теми двумя я займусь сегодня же, — улыбнулся Куросима.

Ему доставляло большое удовольствие поддразнивать начальника отделения, спешившего развязаться с этим делом. Он ничего не рассказал ни о попытке Намиэ Лю подкупить его, ни о возможности проведения антропологической экспертизы, о которой узнал из рецензии на книгу профессора Сомия, приберегая козыри на будущее.

Связавшись по телефону с городской полицией Иокогамы, Куросима попросил подробно выяснить прошлое супругов Лю, а потом вышел из лагеря и отравился в Токио.

Хотя до Токио было рукой подать, он уже давно там не был. Выйдя со станции в Токио, он медленно пошёл по Маруноути[8]. Вдоль улиц, застроенных многоэтажными зданиями крупных фирм, банков, отелей, двигался нескончаемый поток машин. Внимание его привлекла, видимо, совсем недавно оборудованная гигантская автомобильная стоянка. У одного здания от парадного но всему тротуару тянулась огромная очередь, состоявшая почти сплошь из хорошеньких девушек. Узнав, что они стоят за билетами на концерт известного французского певца, Куросима изумился и почувствовал себя жалким, ничтожным. Весь свет сошёлся для него клином на выяснении личности человека без подданства.

Задерживаясь у перекрёстков, он шёл целых двадцать минут, пока не добрался до грязной, мутной реки. Это была набережная Камакурагаси. На противоположном берегу квартал имел совсем другой вид.

Куросима почувствовал, что в нём пробуждается нюх охотничьей собаки.

Перейдя трамвайную линию, он приблизился к группе обшарпанных домов. На углу было многоэтажное здание Ханаи, в котором помещалась исследовательская лаборатория по изучению текущих событий на Дальнем Востоке. Окна этого пятиэтажного дома, напоминавшего старое, одинокое трухлявое дерево, были похожи на птичьи гнёзда и выглядели мрачно и уныло.

В бюро пропусков на первом этаже сутулый старичок с подслеповатыми красными глазами высунул голову из окошечка, взглянул на Куросиму и сказал:

— У нас тут участились случаи ограбления зданий, поэтому тех, кто к нам приходит в первый раз, мы регистрируем. Вот распишитесь здесь, пожалуйста.

— Ого! У вас тут строже, чем у нас в лагере, — засмеялся Куросима, беря у старика толстую общую тетрадь. Это был журнал для регистрации посетителей.

Куросима уже собирался написать свою фамилию и вдруг от неожиданности широко раскрыл глаза.

Он увидел роспись «Фусако Омура». Посещение было помечено сегодняшним числом. Больше посетителей не было. Значит, они сегодня первые! Что ей здесь понадобилось? Перо так и застыло в руках у Куросимы.

Вчера Фусако выслеживала Ундзо Тангэ, шла по его следу и установила местонахождение лаборатории. А сегодня открыто, с парадного входа наносит ему визит! Странно! Фусако явно ведёт борьбу с Тангэ за Фукуо Омуру. Если бы она хотела просто расспросить Ундзо Тангэ заявившего, что он теперь ещё больше уверился в правильности своего утверждения, то она, вероятно, явилась бы сюда ещё вчера.

Что же, она и в самом деле думает, что Фукуо её брат? Едва ли. Разве её поведение похоже на поведение сестры? Правда, если она ему чужая, она ведёт себя непонятно, но родная сестра, наверно, проявила, бы больше чувства.

Нет! Видно, эта девушка преследует тайную цель. Несомненно, есть человек, которому она всё докладывает, который даёт ей указания и руководит всеми её действиями… При мысли, что она, быть может, орудие в чьих-то руках, у него вдруг почему-то стало тревожно на душе.

Лифта не было. На пятый этаж вела длинная крутая лестница. «Возможно, Фусако ещё там?» — не спеша поднимаясь наверх, подумал Куросима, у него было такое чувство, будто он шаг за шагом приближается к тайне Фукуо Омуры.

Наконец узкий коридор пятого этажа. В начале коридора друг против друга помешались офисы какого-то захудалого адвоката, не имевшего клиентуры, и землячества, где, видимо, никто не бывал. Обе двери были наглухо закрыты. В коридоре стояла мёртвая тишина. Кроме обливающегося потом Куросимы, тут никого не было.