Зуфар Гареев - Перевод Гоблина Страница 12

Денис удаляется, почесываясь – спать. Ему эти бодания пофиг. Тем более, что Ирина уже в салоне авто.

– У меня сегодня день рождения, – говорит Алексей Германович, выключив музыку.

Ирине так странно слышать совсем рядом голос мужчины, которому она возможно нравится. А она чувствует, что нравится ему.

– Поздравляю. А где гости?

– На даче.

– Зачем же Вы уехали?

– За подарком. Я бы хотел побыть с Вами. Может быть, сделаете такой подарок? Мне Вас не хватает.

– Вам не хватает сына, а не меня.

– Вы прожили с ним два месяца. Я вас теперь воспринимаю как одно целое. Вас и сына.

– Мы не были одно целое…

К ее горлу подкатывает комок жалости.

– А может и были… Или стали…

– Вы испытали тогда оргазм? Он так этого хотел.

Ирина замолчала, женщины не любят разговоры про это.

– Это важно? К стыду своему, да.

Алексей Германович выходит из машины, закуривает, бросает сигарету, торопливо садится на место.

– И он, и Вы испытали все! Это была любовь! Но где дети от нее?

Он трясет Ирину за плечи.

– Где дети, Ирина? Где наши и ваши дети, я спрашиваю! Наши или ваши, мои или твои, все равно… Где они?

Ирина плачет, тело ее безвольно колышится в сильных руках Алексея Германовича. И она чувствует, что чем больше слез, – тем легче и легче ей становится.

– Я не знаю где… В небесах, наверно…

И не может понять, то ли плачет она еще, то ли уже поет.

Алексей Германович пришел в себя.

– Вам больно? Простите…

Ирина потрогала свои плечи, побывавшие в суровых руках самца.

– Вы что, собираетесь меня убить за то, что я не состоялась как рожальная машина?

И предложила – легко, зная, что не будет возражений:

– Наверно надо чего-нибудь выпить за Вас. Иначе мы так друг друга сведем с ума.

– Да, конечно, есть повод. Я знаю, хороший ресторан.

После ресторана они навеселе, – кажется, они нашли общий язык, перейдя на ты.

За рулем девушка-водитель. Такси везет их из центра Москвы в загородный дом Алексея Германовича. Они негромко и шутливо переговариваются, как будто произносят какое-то заклинание, понятное только им.

– Где дети?

– Я не знаю где…

– Где дети?

– Они скоро будут.

– Они ушли погулять?

– Да, погулять – и скоро будут.

Между тем на пустынных улицах уже рассвело.

Улицу оглашают вопли Джулии и Пенелопы, девушки возвращаются из ночного клуба. Правда, куда они идут – непонятно. Вот так пешком до Пролетарки, где снимают однушку на двоих?

Джулия колошматит сумочкой бестолковую и опять перебинтованную Пенелопу.

– Пока я пела – этой уродины не было в зале! Она не плакала, как все приличные люди, а шмоналась по туалетам!

– Я спустилась просто поправить чулочки!

– Кого ты хотела встретить в женском туалете? Тупая, она даже не понимает, что в наших клубах нет мужских туалетов! Нет мужских, ты понимаешь или нет?

Пенелопа уворачивается.

– Я спустилась просто поправить чулочки! Не бей Эсмеральдочку, она опять обкакается!

– Чулочки? Я тебе сказала, когда я пою – сидеть в зале и плакать, а не шмонаться по сортирам! Особенно, когда я пою «Желтую Луну»!

– Возьми Эсмеральдочку, все! Это – зи енд! Я пошла вешаться! Вот они, таблеточки!

Трясет смертоносной пачкой.

– Вот они! А теперь возьми Эсмеральдочку. Я при ней не могу повеситься, она опять обделается от страха.

Пенелопа опускает трясущуюся Эсмеральду на шаткие ножки, отбегает, всхлипывая:

– Бедная Эсмеральда, сирота! Прощай! Помни свою Пенелопочку…

Останавливается такси.

– Джулия? Пенелопа? Девочки! – смеется Ирина. – Ну, смешные…

– Кто это? – не понимает Алексей Германович.

– Это мои подруги, трансвеститы. Девочки, остыньте. Пенелопа, возьми Эсмеральду.

Джулия и Пенелопа подходят.

– Девочки, со мной!

И снова на заднем сиденье, счастливо улыбаясь, Ирина и Алексей Германович, шепчут друг другу слова, понятные только им – влюбленным.

– Где дети?

– Они скоро будут.

– Они ушли погулять?

– Они скоро будут.

К воркованию прислушивается задумчивая Джулия, – и эта любовная словесная вязь западает ей в душу.

Пенелопа на переднем сиденье продолжает рассказывать девушке-таксисту знакомую историю любви.

– Я сделала ножкой так… И Костя это увидел… Потом вот так…

– Сильно.

– Правда? Какая ты милая, Ленусик!

Она тщательно запудривает фингал от Джулии, потом оборачивается и показывает той язык.

Во дворе много гостей, полно их и в доме, гремит цыганская музыка, оживление, салюты и петарды, вокруг небольшого пруда. В нем кто-то барахтается, его вытягивают…

И туманы плывут вокруг… золотые туманы сентября… и блестит в них паутина… и жить хочется до слез… и счастливо жить… и женские голоса слышать бесконечно… и деток голоса тоже…

Подъезжает такси, открывается передняя дверь. Из нее высовывается огромная красная туфля вместе с частью худой ноги в черных колготках. Нога застывает.

Перебинтованнная Пенелопа напряженно всматривается: на кого это произвело эффект?

Ни на кого, кроме строгой пожилой дамы Екатерины Михайловны, – бдительной матери Алексея Германовича.

Она удивленно поправляет очки.

Пенелопа, довольная произведенным эффектом, одернув юбочку, выходит из машины первая. От улыбки ее лошадиная челюсть смотрится и вовсе как физиономия старого мерина.

Пенелопу и Джулию оттесняют гости и цыгане, которые поют, подносят стопочку Ирине и Алексею Германовичу.

– Мама, это ты придумала цыган?

– Сынок, я же сказала, что мой подарок будет самый-самый! Я же перфекционистка!

Она целует Ирину, вглядывается, приветливо держа ее за руки:

– Так вот Вы какая, Ирина… Алеша, а вы пьяные, похоже. Надеюсь, от любви?

– Надейся. – Алексей Германович обращается ко всем. – Господа, мы сейчас будем. Мы немножко приведем себя в порядок…

Он уводит Ирину в дом.

Под балконом спальни скоро собирается пестрая толпа.

– Алексей! Алексей Германович, когда мы Вас увидим?

Молодая цыганка поет по знаку:

Яда сосницаРаскачалася,Яда гожо тэрны чайНавязалася…

Алексей Германович выходит на балкон.

– Друзья мои, я скоро! Продолжайте! Давайте сегодня оставим в стороне все условности!

Гости нестройно обратно направляются к столам:

– Жде-е-е-м!

Кто-то умничает:

– Ими овладела страсть. Она была безумна и внезапна…

Цыгане зажигают:

На камам мэ лэс,Мэ камам ваврэс…

Умник оказался прав. Алексей Германович и Ирина целуются.

– Я хочу нового Егора, Алеша… Сегодня будет не твой день рождения, а день рождения нового Егора.

– Так быстро… Вот так вдруг… Почему ты не боишься? Я теперь боюсь всего на свете.

– Я исправлю его судьбу. У нашего Егора не будет лейкемии, его никогда не бросит мать, я найду ему хорошую любящую девушку… Как много я сделаю для него!

– А где буду я?

– Возможно, нам будет все равно. Ты согласен?

– Во имя сына, да.

И тихо засмеявшись, Ирина гладит себя по животу, словно там уже ребенок.

– Нам будет все равно, правда, Егор? Тсс… он говорит. Он отвечает: правда, мама… чистой воды правда…

– А еще что он говорит?

– Он говорит, что мы просто будем тебя любить и всё. Даже если ты будешь далеко-далеко…

– И даже вдруг с другой женщиной?

– И даже с другой. Что нам другая женщина, правда, Егор? Мы-то одни с ним. Других женщин может быть много, а мы с Егорушкой одни…

Алексей Германович слушает цыган.

– Хорошо поют, черти?

Вскакивает и натурально кричит от счастья, которое свалилось на него так внезапно, так нежданно:

– Хорошо поют, черти, слезу вышибают!

– А ты поплачь… А мы с Егором послушаем…

– Может быть, не надо, Ирина? Может подождать… Как-то сразу, вдруг…

– Ну, чего ты испугался?

– Я не могу поверить. Мне кажется, я такой человек, который всем приносит проблемы.

– Почему?

– Просто я сильно напуган. Я ведь всю жизнь был один. Этакий степной волк. Многим я казался рубахой-парнем, но это было не так. Я просто хорошо играл роль.

– Роль? Волк? Ну какую ты чушь несешь!

– А если опять повторится все с сыном… Или не дай Бог другое что-нибудь… Ну, куда я пойду? К кому я пойду, Ирина?

Цыгане, черти, поют, выцарапывая душу как когтями:

…Там голубойСыплет июльПригоршни звездВ прежний фонтан.Но нас с тобой,Юности друг,Тысячу летНет уже там…

Ирина подпевает (сроду она не пела никаких песен – тем более цыганских):

– …Тысячу лет… Нет уже там… Почему нет? Вот же мы!

– Вот мы!

Ирина берет за руку своего обретенного мужчину и тащит к постели. Они пошатываются. От любви или от вина?

Благодать праздника вместе с солнцем разливается и на дальней стороне пруда, – там, где прибрежный пролесок. Здесь круг молодежи. Кто-то полулежит, кто-то в креслах-качалках. В кругу девушек – Пенелопа и Джулия. Трое ребят колдуют над мангалом, переговариваясь. Повар тащит сырые шашлыки в пузатых тазах.