Виктор Петров - Рекламный ролик Страница 12

О плате за ночлег путеец и не заикнулся, но Костя не любил ходить в должниках. Он попросил путейца скинуть робу и напялить на голое тело овечью безрукавку мехом наружу — для колориту. Огорошенной хозяйке дома сунул в руки вилы, у ног труженицы водрузил трехлитровую банку с молоком — для символики. Зорким взором профессионала оценил живописных хозяев и сделал несколько кадров импортной «Лейкой», с которой никогда не расставался. Сибирская экзотика! Медаль на международном фотоконкурсе обеспечена!

Он посулил путейцу выслать журнал со снимком. В один присест ополовинил банку с молоком, к ужину заказал молодой картошки и потопал к Байкалу.

На берегу к снимающему Ивину осмелились приблизиться двое зевак — слух о кинооператоре-медвежатнике разнесся быстро. Константин демонстративно повернулся к ним спиной. Однако двое за спиной спокойно ожидали, пока он окончит панораму, и про чувство такта не подозревали.

«В румянец вогнать их, что ли?» — Костя развернул на зевак убийственно элегантную камеру. А развернув, невольно нажал спуск, так интересны оказались лица обоих…

У того, что ниже ростом, лицо землистого оттенка, стянутое сухими морщинками вокруг нежно-розового хрящеватого носа. До единого щербатые гнилые зубы. Косая челочка еще пятидесятых годов, словно он с тех пор так и усох нагловатым мальчиком. Не шелохнувшись стоит, все равно весь нервный, шальной какой-то, ткни его пальцем — задрыгает руками, ногами, как паяц. Второй — великан, на тело рыхлый, из бабьего теста. Сонный лупоглазый мужичище с лицом, разваленным шрамом.

«Повидали дядечки свет…» — с опаской подумал Костя.

— Эко, товарищ кинооператор, растревожили вы мне серденько, — повел речь с небесной задумчивостью на лице тот, что с челочкой. — Мечту вам, дорогой товарищ, приходилось иметь? Мечту такую океанскую, чтобы и смерть матери помогла пережить, и несправедливость людскую забыть?

«Подходец, однако! Дают сибиряки…» — изумленно подумал Костя и поддержал забавную игру.

— Красиво вы про мечту загнули. Мне, признаться, и крыть нечем. Я мальчонкой о подшипниках для самоката задумывался…

— А я, товарищ мой распрекрасный, еще у мамки в утробе о кино мечтал. ВГИКом бредил! Четыре раза поступал на оператора — и все мимо кассы. Надолгонько вы к нам? — уже деловито спросил чубатый.

Второй, который увалень, тоже с интересом нахмурил брови.

Понесло Константина… Обожал Костя хохмочки!

— Да я, собственно, нагрянул по государственному делу. У вас самые крупные медведи на земном шаре. Хочу передовых мишек отснять в рекламный фильм для зарубежа, да супруге с тещей привезти по шкуре.

Великан поперхнулся табачным дымом, выпучил по-рачьи глаза на Костю. Дружок его с челочкой отступил на шаг, сощурился.

— Мед-ве-е-еди? А знаете ли вы, смелый мой товарищ, что повезло вам на нас, как новичку в карты. Мы их с другарем Гринюхой чаще комарья встречаем. Недавнось на свадьбу ихнюю нарвались, таких пять харь — в штаны, думал, накладу. Времечком каким располагаете? — снова задушевно спросил чубатый.

«После басен вопросы врасплох…» — оценил Костя.

— Видите ли, времени-то своему я хозяин. Хочу самое что ни на есть разноцветье ухватить…

— О! Я же говорил, что повезло вам на нас. Бабье лето с паутинкой, с журавушками в голубом небушке я вам обещаю!

— Извините, если правильно понял вас, предлагаете нашей киностудии свои услуги? В качестве кого, позвольте спросить? Рабочих?

Чубатый жеманно закатил глаза, взмахнул руками, обморок, дескать.

— Догадалась, Машка, когда ночь прошла! Я ж вам толковал про мечту, про ВГИК. Вы мне — про самокат… Дозволили б в детстве на том самокате прокатиться, нешто отказались бы у мечты погреться? — с фальшивым надрывом выкрикнул любитель кино.

Друг-громадина тоже покачал головой, мол, непорядок получается: как это без них разрешили фильм снимать…

Хоть и неприятно было Косте, что его так примитивно покупают баснями про детские мечты, но удобный случай два раза не стучит. Поднатужась, он, конечно, оторвет от земли рюкзак с продуктами на месяц, ружье, десятикилограммовый «Конвас» и палатку, но кому тогда от зари до зари гонять медведя?

«На вид-то выносливые верблюды… Обмануть могут… — ожил в Косте червячок сомнения. — Подкалымить на мне надеются…»

— Сочту за счастье, если составите компанию. Но работа… Предупреждаю — работа каторжная! Мне нужен медведь. Сметой деньги на ветер не предусмотрены!

— Тс-с-с! Ни слова о купюрах, обидите, молодой человек. Иначе бы вы нам серденько порадовали… Скажем, смотрят человеки ваш фильм и читают: знаменитому и талантливому оператору помогли на совесть Олег Гарькавый и Гриня Прохоров. Этак можно?

— Пустяк! — весело пообещал Костик. Наивное тщеславие новых знакомых окончательно убедило его — брать! — А насчет таланта погорячились вы. Я всего лишь добрый профессионал. Талант — другое! — строго пожурил он льстеца Гарькавого.

Гарькавый недоверчиво сузил глаза, процедил сквозь зубы:

— Лады, начальник… Строг ты, мужик, однако, строг…

Решили погоду — жар-птицу не упускать и выступить утром следующего дня. До охотничьего зимовья в распадках Хамар-Дабана Гарькавый посулил всего неделю энергичной ходьбы.

«Осилим…» — подумал Костя, любуясь спинами новых знакомых. Судя по подробному рассказу Гарькавого, места вокруг избы — лучше не бывают… На склонах хребтов сплошняком перестойный кедрач. Еще из школьной географии Ивин помнил, что перед зимней лежкой мишка обязательно на орешках жирует… Хребты не сплошь облесенные, а с каменистыми отрогами, луговинами. В избе они разобьют базовый лагерь, и можно месяц налегке заниматься только съемками.

А пока до избы сапоги изнашивают, желтизна прихватит тайгу в самый раз…

Возликовал Костя! Он даже представил, как бойкая старушка в собольей накидке умоляет членов жюри кинофестиваля перевести ей с русского фамилию оператора.

— Гм… просто Ивин? Без подтекста? Мило, талантливый мальчуган…

— Будущий Феллини, — сказал другой член жюри.

Ласковый Костя, агнец, доверчивый… Приласкай его умеючи, сам в пасть юркнет, еще и «ура!» с восторгом прогорлопанит. Раз такие золотые мужики — нате вам сотню рублей на закупку продуктов! Доверяю, братва! В учебнике по психологии Костя читал, что доверие обезоруживает даже королей!

— В семь нуль-нуль буду как штык! — бодро отрапортовал Гарькавый и тотчас увел дружка, у которого неприлично заблестели глаза…

После их ухода туман наивности вмиг рассеялся, Константин ужаснулся собственной глупости. Он было даже нацелился на милицию, но, едва представив себе, как сам отнесся бы к подобному ротозейству, решил обождать до утра.

«Двойки двойками, а про учебу не забывай…» — учил папа Костю, наматывая на кулак ремень, который красовался всегда на почетном месте.

Ивин поплелся в местную охотинспекцию. Для медвежьей привады он надеялся ухлопать одним выстрелом кабаргу или изюбря и потому с помощью соседа по даче запасся гербовой бумагой-просьбой.

Обещание Кости прославить местных медведей за границами сработало — лицензия на кабаргу лежала в нагрудном кармане. Но на душе стало еще муторней, еще горше. Во сне над Константином всю ночь хохотал косматый наглый хищник, а к утру сжалился и пообещал денег на обратный проезд.

Однако точно в семь ноль-ноль Гарькавый скинул свой тощий рюкзачишко на тротуар подле дома путейца. Гриня Прохоров бережно опустил громадный рюкзачище рядом. Приведенную на поводке козу дружки привязали к скамейке. Глаза у козы были повязаны траурной черной тряпицей.

— Это чудище откуда и зачем? — спросил Константин, сдерживая радостное волнение.

— Для приманки сгодится… — Гарькавый отечески похлопал страдалицу по шее.

— Купили животное? — тревожно среагировал Костя на козье «ме-е-е».

— Ничья. Сиротка… — нехотя отозвался Гарькавый. — Да успокойся ты, начальник! Стерва она, пассажиров на вокзале обирает! Выруливает по расписанию к крымскому поезду и клянчит у пассажиров фрукты. Сам видел, как толпа облизывается, когда она виноград жрет, скотина! — взъярился Гарькавый, словно и не понимая, что опечалило Ивина.

— Мож, передумаешь, Олех Палч? — уныло протянул Гриня. — Хропивство однахо…

— Не, Гринь, не умоляй даже, за тунеядство закон есть! Пусть и смывает позор кровью.

«Инициативу одобрять полагается», — с тоской подумал Костя, сознавая, что пути назад отрезаны. Впрочем, судя по полному вымени, сирота в обмен на ласку будет прикармливать их парным молочком…

Ивин покосился на жену путейца: любопытствует из окна, свидетельница…

— Глаза зачем повязали?

— Так ведь дура! Разве оказанное доверие оценит? Брыкаться милашечка не станет, а в лесу ей деться некуда. Впереди нас попрет, сивка! Еще и рюкзак твой ей перегрузим…